Будущий Каир сначала назывался Эль-Фостат — город Шатра, или шатровый город. Свое нынешнее название Каир получил значительно позднее и при обстоятельствах, которые кажутся мне правдоподобными, хотя они тоже легендарны.
Благодаря усилиям египтологов мы теперь весьма точно знаем, что история Древнего Египта насчитывала три десятка фараоновских династий. Но сколько всяческих династий сменилось в Египте арабизированном, я не знаю — возможно, что и больше, возможно, что и меньше. Вот что, однако, достоверно. После того, как Амр ибн-аль-Ас захватил Египет, в стране на протяжении трех-четырех веков то возникали собственные династии, то Египет вновь попадал под «центральную» власть халифата. Чехарда продолжалась и позднее, на протяжении всего следующего тысячелетия, но у нас есть счастливая возможность задержаться на 969 годе. В том самом году царствующую династию Ихшидидов, основанную таджиком, человеком, надо полагать, весьма расторопным, сменила в Египте династия Фатими-дов, возникшая с помощью великого махди (спасителя) Обейдаллаха в Северной Африке за шестьдесят лет до этих событий. Военачальнику Фатимидов Джаухару весьма приглянулось месторасположение Фостата, и до него служившего резиденцией эмиров, и он энергично занялся перестройкой и укреплением города, чтобы всего через несколько лет превратить Фостат в столицу.
Все устраивало в Фостате Джаухара, кроме названия. Что ни говори, а название «Шатровый город» — не находка для такой славной династии, как Фатимиды.
И Фостат превратился в Эль-Кахир.
Надо сказать, что в десятом веке, когда разворачивались эти события, арабы уже не были неграмотными кочевниками (сам Мухаммед не умел ни писать, ни читать), — в десятом веке арабы были носителями передовой культуры, хранителями античных традиций, а арабский язык уже стал научным (как позднее латынь) языком для Южной Европы, Северной Африки, Передней и Средней Азии… Не последнее место в арабской культуре занимали, между прочим, география и астрономия.
И случилось следующее, уверяет легенда: Фатл-миды закладывали новые крепостные стены вокруг Фостата, а некий безымянный астроном, глядя в безоблачное ночное небо, заметил, что закладка стен совпала по времени с прохождением Марса через меридиан Фостата. А Марс арабы называют Эль-Кахир. А Эль-Кахир в переводе — «победоносный». Но какой же порядочный халиф откажется вот так — Победоносная — назвать свою столицу, тем более что знак ниспослали небеса?
С приходом в Египет Фатимидов кончилась история Фостата и началась история Каира. И продолжилась история арабизации Африки.
Фатимид аль-Муизз превратил Каир в столицу халифата, если не ошибаюсь, в 973 году, а цитадель, со стен которой мы осматривали город, выстроили только двести лет спустя. Выстроили, между прочим, французские рыцари — их попросил об этом некто Салах ад-Дин, именем которого называется теперь бывшая эспланада.
Он был умница и храбрец, этот Салах ад-Дин, и не случайно он — под европеизированным именем Саладин — живет второй жизнью на страницах исторических романов, посвященных Крестовым походам. Курд по национальности, он верой и правдой служил сирийскому султану Нур ад-Дину, пока не надоело. С войсками Нур ад-Дина, возглавляемыми доблестным Ширкухом, он несколько раз побывал в Египте, и Египет ему понравился.
В 1169 году он попросил стареющего фатимида аль-Адида назначить себя везиром и больше не вмешиваться в управление страной. Аль-Адид благосклонно отнесся к просьбе курдского феодала, и тот стал фактически единолично править Египтом. Когда же аль-Адид отправился в иной мир, Салах ад-Дин отменил Фатимидов и почти на сто лет утвердил в Египте собственную династию Эйюбидов, ибо отца нового султана звали Неджм ад-Дин Эйюб.
Не прошло и трех лет, как Салах ад-Дин окончательно утвердился на престоле, и вот уже приходит печальная весть о смерти султана Нур ад-Дина… Салах ад-Дин вспомнил, что свои лучшие молодые годы он провел в Сирии. Еще он вспомнил, что в Сирии остались беззащитные сыновья Нур ад-Дина, и расчувствовался. Он собрал войско, отправился в Сирию и, чтобы облегчить жизнь наследникам Нур ад-Дина, присоединил Сирию к своим владениям.
А потом Салах ад-Дин решил, что крестоносцам вовсе не нужен Иерусалим, который был тогда столицей христианского Иерусалимского королевства, созданного отважным рыцарем Готфридом Бульонским, решил, что ему, Салах ад-Дину, Иерусалим нужнее. И Салах ад-Дин повел свое объединенное египетско-сирийское войско на крестоносцев, а крестоносцы повели свои полки на Салах ад-Дина.
Они встретились между Назаретом и Тивериадским озером у местечка, которое называют то Хиттин, то Хоттин, и хитрый Салах ад-Дин взял да и окружил крестоносцев. Дело происходило летом, 3 июля 1187 года, и было в Палестине жарко. Сдались крестоносцы. На следующий день, четвертого числа, сдались без боя.
Вот тогда-то Салах ад-Дин и попросил доблестных тамплиеров и госпитальеров построить ему в Каире цитадель. Это было не очень благородно с его стороны — он же не мог не знать, что дело рыцарей — убивать, а не строить, — но факт остается фактом: так неблагородно он поступил.
Цитадель начали строить у отрогов горы Мукаттам, на склонах которой древние египтяне добывали камень для постройки пирамид. Вероятно, крестоносцам тоже пришлось потрудиться на склонах Мукаттама, но значительно меньше, чем их предшественникам. Мудрый Салах ад-Дин был политиком тонким и отлично понимал, что свое величие следует строить на развалинах величия былого. Пока он был везиром при дворе аль-Адида, его вполне устраивала ересь Фатимидов: они были не правоверными мусульманами, они исповедовали шиизм. Но, став султаном, Салах ад-Дин решил навести в области идеологии порядок да показать кстати, что сам он не лыком шит: Салах ад-Дин отменил шиизм и ввел ортодоксальный суннизм… Что же касается памятников материальных, то тут он поступил еще проще: велел разобрать несколько фараоновских пирамид и выстроил из них себе цитадель. Он, впрочем, не был оригинален: еще фараоны разоряли для собственных гробниц гробницы предшественников, так что прием этот стар, если не как мир, то, во всяком случае, как Египет.
Пирамиды, конечно, велики по размеру — тут уж ничего не скажешь. Но цитадель выстроена в таком месте, что возвышается и над городом, и над пирамидами. Выбор места определялся, наверное, военными соображениями. Но может быть, и не только военными.
Салах ад-Дин скончался в Сирии, в Дамаске, и там похоронен. Сохранился его мавзолей. Но мавзолей едва ли сравним с тем памятником, который воздвигли Салах ад-Дину в Каире побежденные им крестоносцы, — вот что значит позаботиться о памятнике при жизни.
Наследники Салах ад-Дина оказались правителями не слишком дальновидными: они создали гвардию из солдат-рабов, солдат-наемников, преимущественно кавказцев, и жестоко поплатились. Эти гвардейцы назывались мамлюки, что и переводится как «невольники», но невольники оказались себе на уме: они свергли Эйюбидов и потом почти триста лет самолично правили Египтом. У них тоже были свои династии: были тюрки-бахриты, были грузины-бурджиты. С последней династией плохо обошлись турки: они захватили Египет и посадили над мамлюками своего пашу. Но фактически мамлюки оставались хозяевами страны вплоть до похода Наполеона и до появления на исторической арене Мухаммеда-Али, албанца по национальности, которому, как некогда Салах ад-Дину, тоже приглянулся Египет.
Мухаммед-Али явился в Египет спасать мамлюков от Наполеона. Когда же брошенные главнокомандующим французские войска капитулировали, Мухаммед-Али решил, что управление Египтом — это его личное дело, а не дело мамлюков. Он так и сказал им, и мамлюки, которые к середине восемнадцатого века вновь захватили политическую власть и мало считались с турецким пашой, нашли доводы Мухаммеда-Али убедительными.
Мамлюки разъехались по своим обширным поместьям, а Мухаммед-Али поселился в Каире. Они расстались друзьями, и в 1811 году Мухаммед-Али пригласил всех крупнейших мамлюкских беев к себе в гости, в цитадель. Он был демократом и хотел посоветоваться с ними, как жить дальше. Всего на совет собралось четыреста восемьдесят беев. Мухаммед-Али всех их перерезал в цитадели. Один мамлюк, говорят, все-таки спасся: прыгнул на своем арабском скакуне с двадцатиметровой высоты прямо на майдан Салах ад-Дина, к мечети, выстроенной мамлюком Хасаном… Лошадь, говорят, разбилась насмерть, а всадник уцелел. Мухаммед-Али по достоинству оценил прыжок: не велел казнить этого последнего мамлюка. Пенсию даже, говорят, назначил — маленькую, правда, а поместья его и прочих себе взял.
Мухаммеда-Али даже турецкий султан побаивался, хотя числился тот у него в вассалах.
А вассал знал, что делал: неплохо для мелкопоместного албанского дворянчика быть вали или вице-королем Египта, но еще лучше — королем.
И вассал устанавливает в стране казарменный режим: ему нужна армия и нужна промышленность, работающая на армию. Он проводит массовые рекрутские наборы, причем принудительно вербует не только в армию, но и в промышленность. Он создает специальные лагеря (учитывая опыт двадцатого века, мы могли бы назвать их концлагерями), где мобилизованные феллахи живут под надзором стражников и стражники же выводят их на работу и отводят обратно в казармы.
Лагерная политика Мухаммеда-Али опустошила деревни, в них почти не осталось молодых мужчин, способных выполнять тяжелые сельскохозяйственные работы. И тогда матери пустились на хитрость: у них вошло в обычай ломать новорожденным мальчикам указательный палец на правой руке, чтобы избавить их от рекрутчины.
Только где ж феллашкам Мухаммеда-Али перехитрить — велел он и покалеченных в казармы и в лагеря сгонять.
Египетскую армию Мухаммед-Али реорганизовал на европейский лад, и вот уже результаты: захвачен Восточный Судан, захвачен — и по чисто идеологическим соображениям, дабы изгнать еретиков-ваххабистов, — Аравийский полуостров… Восстание в Греции против турецкого владычества?.. Мухаммед-Али за порядок, Мухаммед-Али посылает туда свои войска, поручая главнокомандование сыну, и там, где пасуют янычары, его войска берут верх над восставшими…