Следующий день — снова в дороге, и это самое лучшее, что можно себе представить, а путь — к Замбези, но теперь к Карибскому водохранилищу.
Сначала мы неудержимо катились по плоской редколесной саванне, заросшей брахистегиями и джульбернардиями, — саванне, которую местные жители называют «мимомбо», — катились до тех пор, пока впереди не показался довольно внушительный мост, перекинутый через внушительную реку.
— Гиппо, — сказал шофер, показывая вперед.
— Бегемоты, — автоматически перевел всем знакомое слово Панкратьев, которому «гиппо» уже весьма и весьма поднадоели.
Бегемоты, конечно, не вышли ради нас на шоссе, они лишь постоянно жили у моста, и мы решили остановиться и выйти из машины не столько ради бегемотов, на которых вполне уже насмотрелись, сколько для того, чтобы сфотографировать новую реку — Кафуэ, которую при гонке в Ливингстон мы проскочили не заметив.
У моста — маленький базарчик; очевидно, местные жители учли, что из-за «гиппо» тут постоянно останавливаются машины, и по-деловому отреагировали на это чрезвычайное обстоятельство.
Остановка не всех обрадовала. Людмила Алексеевна Михайлова отнеслась к ней весьма равнодушно: что ей Кафуэ после истоков Нила и водопада Виктория?! Мирэль Шагинян грустно смотрела на наши фотоаппараты: ей бы так же быстро расправляться с этюдами, как мы фотографируем!
Но зато Юля Липец вылез из машины преисполненный и достоинства, и чувства важности происходящего. Он сказал:
— На Кафуэ предполагается большое гидротехническое строительство. Для Замбии это вопрос жизни!
Согласитесь, что столь ответственные слова не могли оставить нас равнодушными.
И все-таки — ну что поделаешь с этой пресловутой экзотикой! — мы сначала отсняли «гиппо» и затем лишь обратили свое внимание на прочие предметы.
За мостом через Кафуэ дорога, свернув на юго-восток, стала подниматься на плато… Не на всех картах можно найти это плато, редко-редко заселенное людьми из племени тонга (плато так и называется — Тонга), но дорога все-таки приподняла нас над окрестными равнинами, и на одном из поворотов шофер сам остановил машину и сказал, что отсюда, с поворота, нам откроется чудесное зрелище…
К сожалению, нам не повезло.
Сразу от дороги уходили вниз склоны, довольно густо заросшие полусухими деревьями, среди которых появились неожиданные здесь баобабы, а в раструбе двух дальних вершин виднелось лишь сине-голубое, с матовым оттенком облако… Не будь дали еще по-утреннему замутненными, мы разглядели бы за холмами синюю гладь Карибского водохранилища на реке Замбези — самого большого искусственного водоема Африки.
Правда, пока самого большого. Если Асуанское водохранилище достигнет проектных размеров, то оно выйдет на первое место в Африке, а может быть, и в мире.
Здесь, на пустынном плато Тонга, о водохранилище и Карибской гидростанции напоминала лишь высоковольтная линия электропередач — провода кажутся натянутыми на стальные рогатки, — которая шла от Карибы к Медному поясу на севере Замбии.
Так же, как железная дорога. От этих тонких, легко разрываемых нитей зависела вся металлургия страны и основная статья ее доходов. Тот, кто держал в своих руках концы нитей, легко мог злоупотребить этим.
А нити уходили в Южную Родезию, или просто Родезию, как стала официально именоваться эта страна, после того как Северная Родезия, обретя независимость, выбрала себе название «Замбия».
Дорога под гору, если едешь на машине, всегда кажется короче, чем подъем.
Мы как-то уж очень стремительно, плохо улавливая окрестные детали, скатились с плато Тонга к долине Замбези.
У Карибской гидростанции— а дорога вела к ней— Замбези не выглядела тихой приокской старицей с зеленоватой водой — она некогда бушевала в скалистой теснине, и по этой причине теснину выбрали для строительства гидростанции и плотины.
Плотину мы увидели: она изящно — я бы даже сказал красиво — выгнута полуовалом в сторону водохранилища. Берега зеленые. Скалистые островки.
Со стороны водохранилища, у выпуклой стороны овала, — желто-зеленое месиво из сальвинии. Тут же и еще на дороге — плакаты, призывающие не завозить сальвинию в другие водоемы. Я уже писал, что это грозный сорняк тропических рек. С точки зрения ботанической это забавное растение: верхние, над водою, листья у нее похожи на обычные листья в обычном понимании; нижние, под водою, листья внешне не отличимы от корней, но это не корни, а видоизмененные листья. Сальвиния, разрастаясь, так густо забивает протоки тропических рек Африки, что прекращается и пароходство, и вообще всякое судоходство — отказывают и весла, и машины.
Вот почему плакаты призывают не вывозить сальвинию в другие водоемы: достаточно хлопот и на Замбези, хотя плотина кое-что изменила — в районном масштабе — в судьбах сальвинии… Я сейчас подозреваю, что сальвиния — даже если ее остановят на Замбези — со временем начнет осаду Асуанского водохранилища, ибо ее очень много и на верхнем, и особенно на среднем Ниле. Но это — вопрос будущего.
А плотина действительно красива. Построили ее недавно — начали в 1957 году, закончили через два года. Высота ее—126 метров, и разница в уровнях между водохранилищем и утекающей дальше к океану Замбези зрительно чрезвычайно велика.
Замбези ниже плотины — тихая, покорная речка, понимающая, что ей не порвать накинутую на нее узду. Вокруг — лесистые холмы.
Мы перешли плотину и ступили на правый берег Замбези, на территорию Южной Родезии. Плакат у съезда с плотины и призывал нас к этому: «Посетите Южную Родезию».
Мы доехали до шлагбаума и колючей проволоки.
Оттуда открывался великолепный вид на водохранилище и плотину, и яркие бугенвиллеи и еще какие-то цветы весьма способствовали нашему хорошему настроению и еще более — цветной фотосъемке.
Но пути дальше не было, отсюда, с правого берега Замбези, путь наш лежал на север.
У Карибской гидростанции есть одна особенность: все пульты управления находятся на территории Южной Родезии. В строительстве гидростанции принимали участие и Южная Родезия, и Северная, и Ньясаленд (тогда они входили в одну федерацию), и Медные компании Замбии, и еще какие-то компании, и даже Международный банк реконструкции и развития.
Но некие очень «дальновидные» политики сообразили так, что гидростанция оказалась в одних руках — южнородезийских.
…Замбези почти официально объявлена ими границей, южнее которой освободительное движение африканцев не должно распространиться.
Будущее покажет, что и как получится, — я уже не раз писал, что процесс этот не однолинеен, он сложен.
…Мы же вернулись на левый берег Замбези, и нас привезли в мотель, что стоит на самом берегу Карибского водохранилища.
Мы очень мило обедали там и еще приятнее купались; на дне Карибского водохранилища мне запомнились лишь блестки слюды, да угловатые камни, и еще расслоение воды: сверху она теплая, а внизу холодная, и ныряешь словно для того, чтобы охладиться.
Нас катали на катерах, и снова подплывали мы к южнородезийскому берегу…
На обратном пути в Лусаку заехали мы в так называемый мертвый лес: эрозия вынесла там на поверхность окаменелые останки деревьев, и они лежат среди живых деревьев — твердокаменные, прочного коричневого цвета.
Но больше всего запомнились пожары, точнее — пожоги. Люди тонга словно ждали, пока полдневное солнце пересушит еще раз саванну, и подожгли ее уже после того, как мы утром проехали по этой же самой дороге: теперь, вечером, все пылало вокруг, и это обещало неплохой урожай.
И еще одно запомнилось: контрольный санитарный пункт. Район Карибского водохранилища и плато Тонга заражены мухой цеце. Наши машины загнали под навес, и их внимательно осмотрели вооруженные сачками и прыскалками работники. Сачки им не пригодились, но машины наши они опрыскали и внутри и снаружи.
Прежнее название Замбии — Северная Родезия так же, как и Южная Родезия, происходит от одного и того же имени — имени Сесиля Джона Родса.
Наверное, новейшая история Южной и Центральной Африки в принципе сложилась бы так, как она сложилась, даже если бы Родс не высадился однажды на южноафриканском берегу. Но он высадился.
Судьба наделила Родса многими ценными качествами, но обделила одним — здоровьем. В Южную Африку Родс приехал подлечиться: врачи единогласно утверждали, что туманный климат Альбиона ему вреден.
Климат Южной Африки пришелся Родсу по душе.
Но не по душе пришлась ему несправедливость: африканская земля принадлежала не тем, кому должна принадлежать; всякая земля должна принадлежать англичанам и еще ему самому, Сесилю Родсу, а не выходцам из Голландии, бурам, и самим африканцам.
И хилый здоровьем человек развил воистину бешенную деятельность. В короткой срок он становится золотым и алмазным королем Южной Африки, основывает несколько компаний, которым хартией английской королевы даются особые привилегии, втравливает англичан в войну с бурами, носится с идеей сплошной англизации Африки от Кейптауна до Александрин и даже размышляет, как бы это полегче захватить для Великобритании и соседние планеты, о чем свидетельствуют мемуары.
Заслать своих эмиссаров на Марс или Вейеру Родсу, насколько я могу судить, не удалось. Но в Африке они действовали активно, и есть в этом нечто закономерное.
Одним из них был Джозеф Томсон. Я уже писал, что свое последнее путешествие он совершил по поручению компании «Бритиш Саут Эфрика», а компания принадлежала Родсу.
Ни Джозеф Томсон, ни посланный в одно время с ним и с той же целью стряпчий Альфред Шарп до Медного пояса на севере современной Замбии не дошли, но договоры с племенными вождями всегда заключались так умело, что пересмотреть границы не составляло никакого труда — впоследствии весь Медный пояс сделался собственностью компании.
Ныне Медный пояс — один из крупнейших мировых экспортеров меди. В экспорте Замбии на медь приходится девяносто процентов стоимости — все держится на меди, на оранжево-красных ее слитках.