отом зашевелилось, сползая вниз с лица. Амелия, замерев, проследила, как этот мерзкий кусочек плоти на мгновение повис на подбородке, а потом шлепнулся к ее ногам. Пальцы дрожали. Но что же с ее глазами? Почему она не видит в свете луны их блеска? Она всмотрелась, но увидела лишь зияющую черноту пустых глазниц. Амелия на мгновение замерла. А потом пронзительно закричала. Она хватала себя за лоб, за щеки, срывала куски мяса и отшвыривала от себя, видя, за истлевшими губами обнажаются зубы, и все кричала, кричала… Потом, уже обезумев от собственного крика и не в силах больше выносить зрелище собственного разлагающего лица, изо всех сил ударила обоими кулаками прямо в центр зеркала. Оно с хрустом треснуло, и несколько кусков стекла выпали из самого его центра, и со звоном разбились. В глазах у Амелии потемнело, и она перестала что-либо видеть и слышать.
— Какой чудесный пирог с клубникой испекла сегодня миссис Гиффорд! Амелия, передай еще кусочек, пожалуйста.
— Конечно, матушка.
— И этот заварной крем — настоящее лакомство. Возьми же кусочек!
…Амелия стремительно шла по коридору, ведомая только одной целью, которая магнитом тянула ее вниз по лестнице. Она решительно пересекла холл и распахнула обе створки дверей, ведущие в восточное крыло. Подобрав юбки, она бросилась прямиком к камину. Угли в нем уже потухли, и лишь пепел и зола мертвой серой грудой стыли внутри. Но ей нужна была правда, ей нужно было, наконец, понять, что случилось в этой комнате в тот страшный день. Ради этого она готова превозмочь страх. Быть может, она еще сможет найти какие-то свидетельства случившегося — обрывок письма, клочок платья, хоть что-нибудь. Не может быть, чтобы совсем ничего не осталось!
Она опустилась на колени и тронула холодный пепел. Потом наклонилась ближе и разворошила его так, что легкая, почти невесомая пыль попала на пол и даже на ее платье. Но Амелии было все равно. Неужели совсем ничего? Она яростно разметала остатки пепла, ногтями скребя пол под ним.
— Мисс Амелия, что вы делаете? — изумление в голосе миссис Уильямс не поддавалось никакому описанию. — Идемте, мисс, поднимайтесь, нечего вам здесь делать.
Только почувствовав на своем плече твердую руку экономки, Амелия вздрогнула, опомнившись. Она подняла глаза на миссис Уильямс, но прочла на ее лице лишь сильное удивление и даже страх.
— Пойдемте, мисс Амелия, — повторила та. — Если ваш отец узнает…
— Что… — едва смогла пролепетать Амелия, и подавленно замолчала. Бросив взгляд на камин, она увидела лишь пустоту и мертвый холодный камень. Камин уже давно не топили. Где же зола?
— Боже, только посмотрите, что вы сделали со своими пальчиками!
Амелия посмотрела. Ее аккуратные ноготки были стерты, половина из них сломались, а на одном из пальцев даже выступила кровь. Девушка тихонько ахнула, наконец, позволяя экономке поднять себя и вывести из пустой комнаты.
Перемешав кочергой угли в очаге, кухарка устало вздохнула и вернулась на свое привычное место за кухонным столом. Накрыв ноги старым потертым пледом, всегда так славно согревавшим ее, она поудобнее устроилась на скамье и с удовольствием подставила усталую спину идущему от очага теплу. На столе ее ждала газета двухдневной давности и чашка свежего чая. Номер «Морнинг пост» достался Мод от экономки миссис Уильямс, та получила его от дворецкого, а он, в свою очередь, прочел газету только после того, как мистер Черрингтон изучил ее от первой до последней страницы. И хотя с тех пор прошло уже достаточно времени, чтобы новости успели изрядно устареть, Мод все равно с предвкушением зашуршала страницами.
Из посудомойной слышался мерный перестук посуды: кухарка не оставляла свою новую помощницу Джуди без работы. На редкость старательная деревенская девочка изрядно помогала Мод, и у той теперь было достаточно времени как на газеты, так и на сплетни. На противоположном конце стола Мэри, склонившись над тазом с теплой водой, сосредоточенно выжимала сок из половинки лимона на едва заметное пятно на одной из манжет сорочки. Когда эта работа была завершена, камеристка подхватила корзинку с бельем, требовавшим починки, и устроилась за столом напротив кухарки. Разложив перед собой швейные принадлежности, она извлекла из корзинки первый из полдюжины воротничков, и принялась пришивать к нему кружева.
Несколько минут спустя кухарке, наконец, наскучила газета, и она отложила ее: беседа с горничной, по ее опыту, сулила куда больше интересного.
— Хм, не так уж и плохи здешние нитки, — заметила Мэри, придирчиво рассматривая только что пришитое к сорочке хозяйки кружево, — шва и не заметишь. Только все равно видно, что не в лондонском магазине покупались. Уж я-то чувствую, где фабричная работа, а где… — она презрительно фыркнула.
Мод с усмешкой кивнула.
— Куда уж здешним товарам до лондонских, — продолжала Мэри, сев на любимого конька. — Разве они сравнятся со столичным изобилием кружев, пуговиц и тесьмы? Ни о каком выборе и речи не идет!
— Что правда, то правда, — откликнулась кухарка. — Выбрать особенно не из чего: два мясника, зеленщик да молочница. Куда уж им до Ковент-Гардена! Меня миссис Черрингтон уж скоро бранить начнет, что всякий раз подаю к столу одно и то же. А что, если хозяева решат прием устроить, или кто-нибудь с визитом приедет? Где я возьму ананас для десерта, скажите на милость? А ведь прежде ни одного званого ужина не проходило, чтобы его не было.
Мэри согласно закивала, отвлекшись от шитья.
— А что уж говорить о дамских магазинах на Риджент-стрит или Пиккадилли, по ним одно удовольствие прогуляться! Целый день бы там и ходила. А пусть хоть и за булавками для хозяйки зашла, кто бы меня оттуда погнал! Тут-то вообще развлечений не бог весть как много… Конечно, мне уже не до танцулек да гулянок, но даже я вижу, какая здесь скукотища для молодежи. А ведь когда я была помоложе, помню, в Лондоне оставалось только выбирать, на что потратить вечер воскресенья, если выходной выпадал. Помню, как мы с другими девушками на Пасху ходили на Гринвичскую ярмарку — так чего там только не было! И фокусники, и бродячий театр, и цирк шапито — мы там до упаду смеялись! А какими вкусностями с лотков торговали: и сидром, и леденцами на палочке, и яблоками в карамели, и булочками с повидлом… Чего только там не было! А карусели? За шесть пенсов можно было и прокатиться, и еще на какое-нибудь лакомство оставалось. А здесь… На что нужна эта половина выходного дня, если все равно заняться нечем, да пойти некуда?
Мод пожала плечами, неторопливо поднимаясь с места и возвращая остывающий чайник на плиту.
— А мне, честно сказать, пришлось по вкусу прогуляться до деревни и послушать, что местные рассказывают. Эта Салли — молочница, ты помнишь ее? Она, кажется, все обо всех знает. Если хочешь узнать о последних новостях, прямиком отправляйся к ней. Ее послушать, так в здешней деревне — Монк Вуд, или как ее — на какой двор ни зайди, всюду или от страшной болезни кто-то умер, или скотина передохла, или ребенка сглазили, или еще какое несчастье приключилось.
— Вот только этих суеверий тут не хватало, — скривилась Мэри, откусывая нитку.
— Так Салли и в развлечениях толк знает, она мне тоже кое-что рассказывала.
Горничная заинтересованно подняла голову.
— Это ж какие тут развлечения?
— Здесь минутах в тридцати езды есть замок — уж не помню, как называется, только вот там каждое первое воскресенье месяца такие ярмарки устраиваются, что любо-дорого посмотреть! И народу столько, сколько во всей этой деревне никогда и не бывало.
— Да это же тот самый замок, куда наши дамы ездили с теми соседями! Только кто же нас туда повезет? А что в этой ярмарке толку, если туда пешком добираться полдня. — Она с досадой пожала плечами и вновь принялась за работу. — Все свободное время на это и уйдет!
— А по мне, если тебе так уж хочется повеселиться и на людей посмотреть, то можно и найти, на чем поехать. Деревенские-то ездят! Вот и собралась бы с ними.
— С деревенскими? — хмыкнула Мэри, но окончить фразу не успела: на лестнице раздались торопливые шаги, и в кухне появилась Конни.
Раздраженно откинув со лба выбившуюся из-под чепца прядь волос, она кивнула двум другим служанкам и, стуча каблучками, проследовала мимо них в прачечную с охапкой одежды для стирки.
— Это чего это она такая взмыленная? — проворчала ей вслед кухарка.
Конни вернулась уже через минуту, поправляя на ходу передник.
— Вот чего это она меня вечно другим именем зовет? — выпалила она, опускаясь на скамейку рядом с Мод. — Будто у меня своего нет!
— Это ты о ком? Каким таким именем? — уточнила та, небрежно пододвигая Конни еще одну кружку чая.
— Дженни, каким еще! — огрызнулась она.
Мэри и Мод многозначительно переглянулись.
— Разве такое уж сложное у меня имя? — раздосадовано продолжала Конни. — Никак не возьму в толк — мисс и вправду не может его запомнить или просто насмехается? А может, хозяева решили мое имя поменять, только мне не сказали? Некоторые любят всех горничных по-своему называть, точно и не крестили нас вовсе другими именами, — она сделала быстрый глоток. — Но почему же Дженни?
Кухарка задумчиво покрутила в руках кружку.
— Так ведь Дженни — имя той самой девушки, что работала у нас до тебя, — наконец произнесла она. — Ну, знаешь, та самая, на чье место тебя приняли…
— Так это которая… Покойница же она! — пробормотала Конни испуганно. — Но почему тогда мисс зовет меня ее именем?
— Ох, Конни, — Мод снова покачала головой, — знала бы ты, как мисс Амелия переживала, когда бедняжка скончалась — ведь они с ней так хорошо ладили.
— Да, кажется, вы упоминали об этом, — Конни вздохнула. — Но все равно я не понимаю…
Мэри снова отложила шитье.
— Так ведь у нее ближе, чем Дженни, никого и не было, — пояснила она. — Дженни не только прислуживала — они и сплетничали обо всем, и смеялись там, наверху, прямо как настоящие подружки. Дженни-то свое место знала, но вот молодая мисс только ее и признавала. Даже когда Дженни чем-то занята была, и миссис Черрингтон меня посылала помочь мисс Амелии одеться, так она всегда грустила и о Дженни спрашивала. Мне это всегда неправильным казалось, так с хозяйской дочерью сближаться, но что я могла сделать.