— Ну здравствуй, Амелия, — улыбнулась Элинор темной впадиной рта.
Глава 7
У нее были карие глаза. Темно-карие глаза в обрамлении густых черных ресниц. Почему-то именно их Амелия заметила в первую очередь и теперь не могла отвести взгляда от этих завораживающих темных омутов. Еще у нее были упругие темные локоны у висков, как на портретах начала века, и такое же старомодное платье из тонкой полупрозрачной кисеи, напоминающее скорее легкую ночную сорочку, чем полноценную одежду. Подхваченное шелковым поясом под грудью, оно пропускало сквозь себя свет, будто мутное стекло, и казалось прозрачным, как и вся ее фигура. Женщина была картиной, пусть и не изображенной на холсте, не висящей на стене в красивой раме и никогда не написанной. Просто потому, что не могла быть реальной.
Амелия так крепко вцепилась в спинку стула, что та жалобно скрипнула под ее пальцами. Это сон. Конечно, это только сон. Ведь так многое в последнее время оказывалось сном, хотя она о том и не подозревала. А это значит, что можно в любой момент открыть глаза и заставить ужасное видение исчезнуть.
Она открыла глаза, но видение не исчезло. Более того, оно стало еще более осязаемым, и теперь вместо бестелесного духа перед девушкой предстала женщина пугающе живая и реальная, с легким румянцем на щеках и уверенным взглядом, который прожигал Амелию насквозь. Фигура пошевелилась и в одно мгновение переместилась из одного конца комнаты в другой, ближе к девушке, да так стремительно, что та даже вскрикнуть не успела. Резкий порыв ветра зашелестел занавесками и стукнул рамой; окно приоткрылось, впуская в спальню ночь.
— Кто ты? — прошептала девушка, не в силах унять дрожь.
Она почувствовала, что колени подкашиваются от слабости, а кончики пальцев холодеют и теряют чувствительность, как перед обмороком. В глазах стало почти темно. Почти — она все еще видела лицо призрачной женщины перед собой, ее блестящие глаза и легкую улыбку, тронувшую губы. Усилием воли Амелия смогла удержаться на ногах, хоть втайне и надеялась, что, лишившись чувств, избавится от этого кошмара.
— Ты же знаешь, кто я, — голос женщины звучал у самого уха Амелии, но губы не двигались, лишь растянулись в холодной улыбке. Внезапно она засмеялась, приоткрыв рот с маленькими жемчужинами зубов, и этот смех эхом разлетелся по комнате, дробясь, приумножаясь и уходя в бесконечность.
Амелия зажала уши ладонями и сжалась, чтобы не видеть и не слышать этого леденящего кровь звука.
— Господи, за что? Что я сделала не так? — ее слова прозвучали так тихо на фоне этого зловещего хохота, что даже сама Амелия с трудом их расслышала.
— Ну же, довольно притворяться, что не узнаешь меня!
— Пожалуйста!.. — девушка готова была разрыдаться, а ее голос предательски дрожал.
Она отвернулась, но призрачная фигура преследовала ее, и куда бы ни упал взгляд, везде девушка видела полупрозрачное лицо и улыбку — пугающую и бездушную, как у куклы. Даже в зеркале она не оставила Амелию в покое. Девушка все еще сидела у туалетного столика, не дыша и боясь пошевелиться, а руки женщины, сотканные из плотного тумана, протянулись к ней. Амелия не почувствовала их прикосновения, но видела в отражении, как они коснулись сначала волос, а затем опустились ниже, вцепившись ей в плечи.
— Элинор, — пролепетала Амелия, едва живая от страха.
Та согласно кивнула, продолжая внимательно следить за ней через зеркало.
Элинор Вудворт. Та, что танцевала в огне. Та, которую Амелию уже знала едва ли не так же хорошо, как себя, чей дневник хранила под подушкой, и что являлась ей во снах. Да и разве то были сны? Амелия порой не могла отличить, где заканчивается настоящая жизнь, а где начинаются грезы, она просыпалась посреди пожара, а едва коснувшись головой подушки, оказывалась на балу. Но тогда еще тонкая грань отделяла ее от кошмара, сейчас же он явился к ней незваным гостем, вторгшись в повседневную жизнь. Если снам было позволительно погружать ее в самые странные фантазии, то реальность оставалась той непоколебимой твердыней, за которую еще можно было ухватиться — сейчас же она разбилась на множество мелких осколков.
— Ты знаешь мое имя, как это мило! — улыбка вновь коснулась бескровных губ. — Этот дом еще помнит меня, не правда ли? Здесь живут воспоминания…
Элинор исчезла так же неожиданно, как и появилась — белый дым развеялся сквозняком и через пару секунд вновь собрался в женскую фигуру, на этот раз у изголовья кровати Амелии. Она молча парила в воздухе, сосредоточенно глядя в одну точку. Прозрачная кисть с тонкими, нервными пальцами коснулась стены — и прошла сквозь нее. Гостья раздраженно одернула руку и тряхнула головой.
— Почему кровать стоит здесь? Ее место в северном углу, а здесь следует поместить туалетный столик. Как можно было не заметить, что сюда лучше всего падает свет! Кстати, вся эта мебель отвратительна, — она презрительно фыркнула.
Амелия была в состоянии лишь молча следить за передвижениями Элинор — порой такими быстрыми, что их не улавливал взгляд. Ее все еще трясло, и она боялась пошевелиться, не зная, что в следующий раз предпримет призрак. Девушке пришлось закусить губу, чтобы не закричать от переполнявших ее чувств, да так сильно, что кровь попала в рот и смешалась со слюной; ее затошнило.
— Ты знаешь, как ужасно ты выглядишь?
Она вздрогнула и резко обернулась, едва не упав со стула. На этот раз призрачная женщина говорила с ней из зеркала; как в том кошмаре, в отражении было чужое лицо, насмешливое, пугающее. Элинор приподняла брови и сочувствующе посмотрела на девушку — ее выражения лица менялись с живостью, свойственной обычным людям, и оттого Амелии стало совсем жутко. Сейчас это действительно было лицо живой женщины, ничего общего не имевшей с видениями, сотканными из тумана, лунного света и капель лауданума. Несмотря на слабый свет, можно было различить каждую его черточку: упрямую линию рта, маленькие ямочки на щеках, появляющиеся при улыбке, длинный тонкий нос, широко расчерченные брови и уверенный взгляд, который проникал насквозь и леденил все внутри. Не отдавая себе отчета, Амелия протянула руку к зеркалу, желая коснуться отражения и убедиться, что оно настоящее, но тут же ее отдернула и со страхом дотронулась до своего лица. Не изменилась ли она сама? Не превратилась ли в Элинор?..
— О, даже не надейся, — словно прочтя ее мысли, проговорило отражение. — У тебя столь плачевный вид, что ты едва ли захочешь себя увидеть. Нет, поверь мне, это крайне печально.
— Чего ты хочешь от меня? — наконец пролепетала Амелия, собравшись с силами.
Отражение расплылось кругами по зеркалу, а когда собралось вновь, Амелия увидела лишь себя. И едва узнала: ее лицо было перекошено от страха, из прокушенной губы до подбородка тянулась тонкая кровавая ниточка, а кожа была даже бледнее, чем у ее призрачной посетительницы.
— Разве так должна выглядеть девушка твоего возраста? Тебя хочется пожалеть, как беспризорную сироту, а то и сразу убить, чтобы не мучилась, — Элинор, теперь оказавшаяся возле письменного стола, повела плечом и насмешливо скривилась.
Она мучительно долго изучала все вещицы, лежащие на столешнице, водила прозрачным пальцем по пресс-папье и писчему набору, будто бы увлекшись настолько, что забыла о самом существовании Амелии. Занавески за ее спиной продолжали жить своей жизнью, танцуя неведомый ночной танец. Такие же белые, как и ее платье, они сливались с призрачной гостьей, делая ее порой почти неразличимой на их фоне.
— Мило, — констатировала она. — И бессмысленно. Мою комнату заняла совершенно бесполезная девица. Это дом лордов, разве он достоин тебя?
— Я не знаю, о чем ты говоришь!.. Скажи, что это лишь сон, — взмолилась Амелия.
— А ты как думаешь? Это похоже на сон?
— Я не знаю… Я уже видела тебя! Ведь не напрасно же меня посещали эти сны!
Призрачная женщина вздохнула. Едва ли она дышала на самом деле, но грудь ее, и без того практически оголенная легким платьем, взмылась вверх и опустилась, как если бы ей нужен был воздух.
— Ты…
— Замолчи! Тссс!.. — она приложила палец к губам и зашипела.
Амелия прикрыла рот рукой. Перед ее глазами вновь бушевало пламя, охватившее беззащитную фигуру в белом. Та металась по комнате, пока огонь не победил ее, свалив с ног и лишив последних сил. А через пару минут — или, может быть, прошло уже несколько часов? — ее нельзя было узнать, вся кожа превратилась в обугленную маску. Элинор раздраженно провела рукой по щеке.
— Прекрасная картина, не правда ли? — она откинула непослушный локон с лица и вызывающе посмотрела на девушку. — Только представь, что ты чувствуешь, когда горишь заживо. Становится все жарче, жарче, нестерпимо жарко, а потом… Но разве ты сможешь понять те страдания, что я испытала? Глупая девочка! Даже сейчас я не могу забыть ту боль! А ты знаешь, как меня хоронили? В закрытом гробу! Никто не хотел видеть, во что превратилась красавица Элинор Вудворт!
Ее возглас повис в тишине; Амелия не смогла произнести ни звука, только беспомощно смотрела на нее, не шевелясь и чуть дыша. Если бы она только могла забыть эту жуткую картину, но нет, теперь она будет преследовать ее вечно! Трагедия, произошедшая много лет назад в стенах этого дома, впиталась в них, точно в губку, и теперь они не желали расставаться с пережитыми страхами, вновь и вновь повторяя их. И эти же стены не желают отпускать душу Элинор, как и Рочестерский замок до сих пор не готов разлучиться с Леди Бланш.
— Но все равно меня запомнили именно такой, — вздернув подбородок, продолжала Элинор уже куда более спокойным тоном, насмешливо глядя на девушку. — Можно подумать, единственное, что было в моей жизни — это тот дурацкий пожар!
— Это была ужасная… — проговорила, наконец, Амелия. Ее голос показался ей самой слабым и тихим, как испущенный из едва приоткрытых губ вздох, но осознание того, что она говорит с бестелесным духом, заставило ее замолчать на полуслове.