— Да, да, непременно, но сначала вы должны уехать! — девушка снова тревожно оглянулась, но не увидела ничего за пеленой дождя.
— Хорошо, Амелия, дорогая моя, я уеду немедленно, если только это успокоит вас. Клянусь, я разузнаю все, что смогу об Э…
Амелия испуганно ахнула.
— Словом, я узнаю все, что смогу, о призраке и об этом доме.
— Завтра? — с надеждой спросила дрожащая девушка, глядя молодому человеку в глаза.
— Да, завтра. Гроза кончится, снова засияет солнце, и я приеду к вам, чтобы спокойно поговорить. Сразу же после завтрака, — успокаивающе добавил Сэмьюэл, предупреждая ее вопрос. Та кивнула.
Вскочив в седло, Сэмьюэл кивнул девушке на прощание и пришпорил коня. Вспышка молнии осветила его стремительно удаляющуюся фигуру, и в следующий миг конь и всадник скрылись в непроглядной темноте.
Амелия развернулась, загнанно озираясь в поисках огней дома. Они едва различимо мерцали по другую сторону сада и казались ей столь далекими и недосягаемыми. Сама же она в одиночестве брела посреди бушующей стихии. Амелия быстро пошла вперед, сопротивляясь хлеставшим по лицу каплям. Она торопилась, оскальзываясь на мокром гравии, но окна дома, казалось, не приближались, оставаясь все еще едва различимыми. Она пустилась бегом, стараясь не обращать внимания на мокрые, липнущие к ногам юбки. Дождь бил ее по плечам и лицу, не позволяя видеть дорогу. Чтобы сократить путь, девушка побежала наперерез по лужайке. Перед большим вязом она вдруг увидела бледный силуэт, и в тот же миг вспышка молнии озарила сад. Амелия коротко вскрикнула, но ее голосок потонул в раскате грома. Задыхаясь от страха, Амелия бросилась в сторону, но через несколько шагов ей преградила путь живая изгородь, и девушка ускорила бег, желая как можно скорее обогнуть ее. На нее нахлынул леденящий ужас: она чувствовала, как кто-то следует за ней по пятам, между капель дождя ей мерещилось белое лицо призрака; в какое-то мгновение ей явственно послышался негромкий смешок, но она не смела обернуться, припустившись со всех ног.
Наконец она различила за дождевой завесой ступени, ведущие на крыльцо, и бросилась прямо к ним, задыхаясь от непривычного бега, но все же не решаясь пойти медленнее. Амелия вглядывалась в полутьму, и, наконец, увидела двери — и прямо перед ними кто-то стоял. Призрак ждал ее на верхней ступеньке, белея в грозовой мгле. Элинор подняла одну руку, протягивая ее к Амелии, словно маня к себе. Девушка беззвучно вскрикнула, и, поскользнувшись на мокрой траве, упала. В отчаянии она подняла взгляд, щурясь сквозь текущие по лицу слезы, смешавшиеся с каплями дождя, и дрожащей рукой попыталась вытереть влагу с лица. На ступенях никого не было. Амелия с трудом поднялась на ноги и пустилась напрямик к лестнице. Задыхаясь от сжимающего грудь страха, она подбежала к дверям. Тяжелая медная ручка со скрипом подалась под бессильно соскальзывающими с нее мокрыми пальцами. Обернувшись через плечо, девушка окинула взглядом стену дождя, полностью закрывшую от нее лужайку и сад, с усилием толкнула тяжелую дверь и юркнула в прихожую.
Амелия навалилась на дверь всем телом, лишь бы та поскорее закрылась и оградила ее от грозы и кошмаров, подстерегающих снаружи. Но они не оставляли ее в покое и здесь, тонкими струйками воды стекая с ее промокшего платья и волос, просачиваясь промозглым воздухом сквозь зазоры в двери, охватывая ее пробирающим насквозь липким страхом. Единственное, что могла сейчас слышать девушка, был стук ее собственного сердца. Она вдруг испуганно подумала о том, что, вероятно, слишком громко хлопнула дверью или же наделала иного шума, так неосмотрительно пробираясь в дом через передний вход. Меньшего всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы кто-либо узнал о ее прогулке под дождем, а вместе с тем и о том, что вынудило ее в одиночестве искать общества Сэмьюэла и прятаться ото всех.
Осторожно оглядевшись, девушка постаралась как можно более бесшумно прошмыгнуть в свою комнату. Из-за двери доносились приглушенные голоса слуг, убиравших гостиную, и каждый скрип половицы под ногой заставлял Амелию вздрагивать: не дай Бог, кто-нибудь увидит ее! Однако никому не было до нее дела, и к своему облегчению девушка добралась до спальни незамеченной. Не только юбки, но и панталоны к тому времени так сильно пропитались водой, что каждый шаг давался ей с трудом; мокрая ткань липла к ногам, с подола на ковер капала вода, а ее тонкая шаль превратилась в бесполезный грязный клочок кисеи, мертвой петлей затянувшийся на шее. Не в силах больше выносить ледяную ловушку, в которую превратилась ее одежда, она принялась стаскивать с себя одну вещь за другой, едва оказавшись на пороге своей комнаты. Пальцы путались в мокрых завязках и тесемках, ногти ломались о неподатливую ткань, но она в упрямом неистовстве продолжала освобождаться от своих оков. Только сейчас Амелия заметила, как сильно дрожат ее пальцы, да и остальное тело, и она едва могла унять охвативший ее озноб.
Наконец она смогла перевести дыхание, стоя среди горы мокрого тряпья: ее сорочки и панталоны, не говоря уже о верхней одежде, превратились в безобразную, набухшую от воды массу, обвивающую ее ноги липкими ледяными лианами. Но холод исходил не только от них: он наполнил промозглым воздухом комнату и уже проник внутрь Амелии. Она как можно быстрее натянула на себя ночную рубашку, но теплее ей не стало. Только сейчас она заметила, что обе створки окна распахнуты настежь, и ветер гуляет по комнате. Гроза пришла и сюда; косые капли дождя летели прямо в оконный проем, и на полу уже образовалась приличная лужа. Неужели она могла оставить окно так, когда выбегала из комнаты, завидев Сэмьюэла? Или же горничная решила проветрить спальню и забыла закрыть? Нет, это решительно невозможно!
— Элинор… — прошептала она.
Конечно, это была она. Кто еще мог преследовать ее по пятам в собственном доме, кто не давал проходу, кто насмехался и издевался над ней?.. Словно в ответ на догадку Амелии небо в очередной раз озарилось молнией, и в короткое мгновение вспышки на оконном стекле возникло чужое отражение, и тут же пропало, когда комната вновь погрузилась в темноту.
— Элинор! — то был уже не голос Амелии, а эхо, многократно отразившееся от стекол и стен.
— Элинор, — стучали капли дождя по карнизу, пока девушка боролась со шпингалетом, не желающим поддаваться ее замерзшим и едва сгибающимся пальцам.
— Элинор!.. — шептали влажные от дождя занавески.
— Уйди, уйди, уйди! — бессильно закричала Амелия.
Проклятый призрак! Что ему нужно от нее? Отчего он желает ей зла? Мятежная душа Элинор Вудворт озлобилась на нее и теперь никогда не оставит в покое. Ведь здесь ее вотчина, этот дом всегда будет принадлежать только ей, и она не потерпит незваных гостей.
Амелия огляделась. Может ли быть так, что и сейчас она смотрит на нее, наблюдает за каждым движением, презрительно усмехаясь? В неведомом порыве девушка схватила дневник Элинор, спрятанный от слуг в нижний ящик стола. Она успела почти сродниться с ним, но теперь всем душой возненавидела. Страдания призрачной женщины перестали трогать ее сердце, вселяя теперь лишь ненависть. Какой бы она ни была при жизни, обитающий здесь дух едва ли имеет отношение к той несчастной, погибшей в пожаре. А значит, что здесь больше не место ее воспоминаниям!
Осторожно взяв дневник, как если бы тот мог наброситься на нее, Амелия устремилась к камину. Она уничтожит и его, и фантомов, которые он породил. Он сгорит так же, как сгорела его хозяйка, и тогда в доме не останется ничего, принадлежавшего ей!
Камин жарко полыхал, и Амелия присела возле него на колени, подавшись вперед, чтобы огонь согрел ее и саму. Она как завороженная смотрела на танцующие перед ней язычки пламени, не в состоянии пошевелиться. Тепло убаюкивало ее и грело; она нерешительно протянула вперед руки и тут же одернула их, когда чуть не обожгла кончики пальцев. Медленно, не глядя, она вырвала первый лист из тетради в толстой обложке и кинула его изголодавшемуся огненному зверю, мгновенно поглотившему часть жизни Элинор Вудворт. Амелия рвала страницы все быстрее, одну за другой кидая их в камин, и с застывшей улыбкой блаженства наблюдала, как пламя поглощает резкий, неровный почерк Элинор. Буквы скакали у нее перед глазами, а от жара все вокруг плыло, но девушка упорно продолжала потрошить дневник, пока от него не осталась одна лишь кожаная обложка. Она полетела в огонь последней, взметнув столп искр. Амелия отерла пот со лба: Господи, как же жарко! Ей было нечем дышать, однако она не могла и не хотела пошевелиться, так хорошо ей было после пронизывающего уличного холода. Только сейчас она смогла, наконец, отогреться и обсохнуть, лишь волосы еще лежали влажными прядями на спине и плечах.
Амелия почти уже заснула прямо здесь, на полу возле очага, когда нечто дотронулось до нее. Нечто настолько легкое — как дуновение ветра или прикосновение тончайшего шелка, — что могло и вовсе ей примерещиться, но девушка очнулась сразу же, поднимая тяжелые веки.
— Зачем ты пыталась сжечь мой дневник? — спросила Элинор.
Она смотрела почти даже приветливо, чуть склонив голову набок и скрестив руки на груди.
— Ты… этого не может быть! Но почему? Ты должна была уйти, — прошептала Амелия. Язык едва слушался, оттого речь ее была неразборчивой, будто у пьяной.
— Я ничего не должна, — засмеялась она. — Но посмотри, что ты наделала, глупенькая!
Амелия огляделась. Камин давно потух — должно быть, его не топили с зимы, а возможно, он стоял нетронутым вот уже несколько зим подряд, как и сам дом. Он был начисто вычищен и прикрыт экраном с восточной росписью, созданным уберечь взор от его пустого чрева. Амелия сидела на коленях, прислонившись к кирпичному основанию камина, а вокруг нее по всему полу лежали разорванные и смятые листы бумаги. Сквозняк из так и не закрытого окна гонял по комнате легкие страницы, большинства из которых никогда не касались чернила: Амелия в своем разрушительном порыве вырвала даже те листы, на которых Элинор не оставила ни одной записи.