— Уж лучше быть жестокой, чем такой размазней, как ты. — Элинор презрительно фыркает.
— Но зачем? — шепчет Амелия.
— Зачем, зачем… Как ты мне надоела! Лучше бы тебе научиться поменьше думать о таких вещах, иначе всю жизнь можно провести, сожалея о прошлом и проливая слезы о своей несчастной судьбе.
Амелия медленно подняла на нее глаза, вслушиваясь в каждое слово.
— Кроме того, большинство мужчин попросту не стоят того, чтобы о них плакать, — небрежно бросает та. — Неужели ты не понимаешь, что просто теряешь время, вместо того, чтобы думать о будущем?
— Это ужасно, — сдавленно проговорила Амелия, — это несправедливо, ведь он не заслужил смерти, а ты…
— А я?
— Ведь это сделала ты!
— Да-да, я настоящее воплощение зла, — нетерпеливо заканчивает за нее Элинор. — Ты просто безнадежна. Но все же…
— Что? — шепчет Амелия пересохшими губами.
Но Элинор не отвечает. Она лишь загадочно улыбается, и медленно растворяется в мерцающей белизне, пока и вовсе не исчезает. Белое сияние разгорается все сильнее, все ярче, и никуда не деться от этого жара…
— Бедняжка, она вся горит! — Мэри склонилась над постелью, где лежала в беспамятстве Амелия. Простыни смялись от ее лихорадочных метаний, одеяло то и дело оказывалось на полу, и горничным приходилось не отходить от нее ни на минуту.
— Уже послали за доктором? — миссис Черрингтон заглядывала в комнату дочери каждые полчаса, однако всякий раз не заходила дальше порога. Она не подходила к кровати то ли в страхе заразиться, то ли боясь увидеть ее в подобном состоянии; и всякий раз, обращаясь к дежурившим у постели горничным, старалась отводить взгляд в сторону.
— Да, мэм, он должен быть с минуты на минуту, — тут же отозвалась Конни. — Мистер Черрингтон послал за ним карету.
— Но ведь приедет не доктор Бруннер? Я не доверяю другим врачам.
— Мистер Черрингтон сказал, что слишком долго ждать врача из Лондона, мэм.
Кейтлин слабо закивала и рассеянно посмотрела по сторонам.
— Я так устала всего этого… Что за день! Почему все это случилось со мной?
— Вы слишком взволнованы, мэм, — камеристка взяла госпожу под руку и вывела из комнаты. — Вам лучше последовать примеру вашего мужа и подождать в гостиной, а я принесу вам чай и успокоительное. Все равно мисс Амелии вы сейчас не поможете.
Когда за миссис Черрингтон закрылась дверь, Мэри покачала головой:
— Уж лучше такой нежной даме, как она, не смотреть лишний раз на мучения дочери. Хоть бы только маленькая от нее не заразилась — надо сказать миссис Коулс, чтобы не подпускала Луизу даже близко! Даст Бог, доктор поможет нашей мисс. Конни, что это ты расселась? Не видишь, какой у юной мисс жар? Принеси графин холодной воды и смочи полотенца, эти уже совсем не охлаждают. И тазик принеси, вдруг ее вновь стошнит. Ну, давай, быстрее!
Мэри вновь склонилась над больной: ее лицо разом осунулось, под глазами лежали глубокие тени, а лоб был покрыт испариной. Горничная убрала мокрые от пота волосы с лица и отерла кожу прохладным полотенцем. Почувствовать это прикосновение, Амелия на секунду приоткрыла глаза и невидящим взглядом уставилась на Мэри.
— Все хорошо, мисс, доктор скоро приедет, — проговорила она успокаивающе.
Девушка замотала головой по подушке, из приоткрытых губ вылетел кашель вперемежку с бессвязной речью:
— Статуи… Они раскололись… Туман…
— Нет никакого тумана, мисс, на улице прекрасная погода, вы сами скоро увидите, — Мэри попыталась уложить ее обратно, но девушка, не отдавая себе отчета, пыталась скинуть одеяло и расстегнуть ночную рубашку.
— Жара… Как жарко, какой яркий свет…
Когда на пороге появилась Конни, Мэри набросилась на нее с новыми упреками, пытаясь хотя бы так скрыть свою беспомощность.
— Завесь окна, ее только раздражает яркий свет! И давай же скорее воду, смотри, какие у нее сухие губы.
Кое-как вдвоем они придержали голову Амелии, давая той попить. Наконец та успокоилась и перестала вырываться, вновь окунувшись в свой лихорадочный сон.
— Что же теперь будет, Господи, — прошептала Конни, закусывая губу.
— Вот только твоих слез тут не хватало, — шикнула на нее камеристка, точно так же пытавшаяся справиться с подошедшим к горлу комом. — Скоро приедет доктор, а нам остается только молиться…
Негромкая приятная музыка, смутно знакомая и доносящаяся издалека, медленно возвращала Амелию в сознание.
— Милочка, я и не думала, что вы так впечатлительны, — тихо произнес мелодичный голос над самым ухом девушки, и ее окутал запах легких фиалковых духов и пудры. Амелия открыла глаза. Над ней участливо склонилась прекрасная дама: изящные серьги с крошечными рубинами подчеркивали фарфоровую белизну ее совершенной кожи и блеск темно-каштановых локонов. Такие же рубиновые капельки покоились на мерно вздымающейся груди, обрамленной корсажем белого шелка с бордовым лиственным узором.
— Я вижу, вам уже лучше, — она с улыбкой распрямилась, чуть склонив голову на бок. Амелии оставалось лишь кивнуть в ответ. Она пыталась вспомнить, откуда ей так знакомы эти пронзительные карие глаза в обрамлении густых ресниц и немного насмешливый изгиб рта, обнажающий в лукавой улыбке белоснежные зубки. Элинор Вудворт! Почему-то осознание этого не вызвало у Амелии ни раздражения, ни желания закричать — все эмоции, еще недавно бушевавшие в ее душе, отошли на задний план, а воспоминания казались туманными, словно до этого мгновения она спала, и только теперь проснулась.
Девушка огляделась по сторонам, с изумлением обнаружив себя в огромном зале, полном леди и джентльменами в вечерних нарядах. От самих стен этой комнаты веяло роскошью и изысканностью: высокие французские окна тонули в складках бархатных портьер глубокого винного цвета, а белоснежные колонны устремлялись вверх, к потолку, изукрашенному замысловатой лепниной. Зеркала множили свет тысяч свечей в высоких позолоченных канделябрах и огромной хрустальной люстре, красовавшейся в центре потолка. Воздух, напоенный ароматами духов, воска и роз, которыми были обильно украшены ниши между окнами, пьянил и дурманил. В одной из таких ниш и сидела Амелия — чьи-то заботливые руки усадили ее на обитый бледно-розовым тиком, точно игрушечный, диванчик.
— Да, я чудесно себя чувствую, благодарю вас, — сами собой проговорили губы Амелии.
— Вот и славно, — заметила красавица, пару раз обмахнув ее своим веером. — Идемте же, я представлю вас графу и графине.
Как во сне, та встала и последовала за своей покровительницей, которая с кошачьей грацией пересекала зал, то и дело взглядом или кивком приветствуя знакомых, и расточая улыбки налево и направо. Казалось, она была знакома буквально со всеми присутствующими. Спеша за ней следом, Амелия скользила по натертому до блеска полу, не переставая рассматривать толпящихся вокруг дам и сопровождающих им кавалеров, обменивающихся любезностями; то и дело слышались взрывы смеха и удивленные восклицания, когда кто-нибудь изрекал особенно остроумную шутку. Вдруг взгляд Амелии упал на одно из высоких зеркал, и она не сразу узнала себя в незнакомке, отразившейся там. Ее стройная фигура была окутана нежно-голубым платьем с высокой талией, перехваченным широкой шелковой лентой, концы которой ниспадали на воздушный шлейф. Такие же воздушные рукава, усыпанные мелкими цветами, оставляли открытыми плечи, а корсаж едва прикрывал грудь, как и у всех женщин в зале. Крошечные голубые туфельки завершали наряд. Ее светлые волосы, непривычно убранные наверх под гребень, мягко падали на шею затейливыми локонами и отливали золотом, отражая пламя свечей.
— Какая честь для нас снова приветствовать вас в нашем доме, — донеслись до нее слова высокого пожилого господина с бакенбардами, посеребренными сединой, облаченного в темно-коричневый сюртук.
— Благодарю вас, лорд Лоунсбери. Однако это я должна благодарить вас. Для меня огромная радость вновь посетить вас, — ответила та с лукавой улыбкой, пока граф целовал ей руку, и вслед за этим сделала реверанс его спутнице. — Графиня, большая честь для меня.
Графиня Лоунсбери ограничилась лишь скупым кивком в ответ. Сухопарая и почти такая же высокая, как и ее супруг, она обладала бледным лицом с тонкими чертами, носившими отпечаток аристократического происхождения. Ее светлые глаза равнодушно и холодно следили за гостями, не отдавая предпочтения никому и ни на ком подолгу не задерживаясь.
— Я вижу, что сегодня с вами очаровательная спутница, — заметил граф, когда пронизывающий взгляд его темных глаз упал на Амелию.
— Позвольте мне представить вам мисс Амелию Черрингтон, — та сделала шажок вперед и присела в книксене. Две пары глаз оценивающе посмотрели на нее, и она почувствовала, как заливается краской.
— Весьма польщен, — наконец произнес граф, склонившись к ее руке.
— Надеюсь, наше общество не покажется вам скучным, — добавила графиня, подчеркнув свои слова едва заметным жестом руки, в которой был зажат сложенный веер.
— Благодарю… — не успев договорить, Амелия обнаружила, что хозяева уже обернулись к следующим гостям, и поспешила вслед за Элинор. Та тем временем весело заливалась смехом в кругу нескольких джентльменов и юных леди, оживленно что-то обсуждавших.
— Амелия Черрингтон, — тем временем прощебетала Элинор, тем самым вовлекая девушку в этот небольшой круг.
— Чрезвычайно приятно!
— Какая честь!
Сразу несколько голосов наперебой приветствовали Амелию. В ее груди разлилось приятное чувство от того, что она вдруг оказалась в центре внимания сразу нескольких джентльменов, к тому же таких приятных и галантных. Она улыбалась, отвечая на их приветствия и не испытывая ни малейшего стеснения. Вот бы продлить этот чудесный вечер, пусть он длится вечно!
Вдруг послышалось короткое постукивание, разнесшееся над толпой, и гул разговоров на несколько мгновений стих. Амелия обернулась вместе с остальными, и ее взгляд упал на невысокого лысеющего человека в черном сюртуке с блестящими лацканами. Он торжественно вскинул голову, вскинул руки, и…