— Но мне не нужна никакая помощь, — начала девушка.
— Неужели? — Элинор улыбнулась так, что у Амелии засосало под ложечкой. — А, по-моему, очень нужна. Ведь даже они не могут ничего сделать! — они показала куда-то вниз.
Амелия взглянула туда, куда указывал изящный пальчик, и перед глазами у нее потемнело.
Она увидела саму себя, раскинувшуюся на постели в собственной спальне. Рядом суетились Мэри и Конни, и та новая девочка с кухни, здесь же был и незнакомый доктор, созерцающий ее с необычайно серьезным видом. Боже, но почему все они собрались в ее комнате? И почему она так ужасно выглядит? Ее волосы разметались по подушке, лицо заострилось и приобрело желтоватый оттенок, отчего казалось восковым, на лбу блестела испарина. Полупрозрачная кожа и закрытые глаза придавали Амелии почти безжизненный вид, если бы не слабое прерывистое дыхание, от которого ее грудь едва заметно приподнималась под ночной рубашкой. Она выглядела отвратительно, более того, она видела себя почти мертвой, омерзительным, гниющим трупом.
— Потому что ты умираешь, — сообщила ей Элинор. — Не можешь справиться даже с простудой, если пробежишься под дождем.
— Нет! Я не должна, я не могу умереть! — закричала Амелия и бросилась к зеркалу в поисках спасения. Но холодная гладь оттолкнула ее, а Элинор лишь рассмеялась, холодно и отстраненно.
— Не умрешь, если послушаешься меня и примешь мою помощь.
Амелия непонимающе смотрела вниз, не желая смиряться с предстоящим.
— Какая же ты упрямая! Только подумай, как многое может измениться, если только ты этого захочешь. Неужели ты хочешь вот так бездарно закончить свою жизнь?
Та лишь отчаянно замотала головой.
— Так значит, ты согласна?
— Чего ты хочешь от меня?
— Всего лишь помочь тебе, глупая.
— Но как? Разве ты сможешь?..
— Я? — Элинор вновь вскинула остро-очерченную бровь.
Как же она была прекрасна — Амелия не могла оторвать взгляд от ее идеальной, античной красы. В этом белом платье она напоминала восхитительную статую из Кенсингтонского сада, была воплощением совершенства. Девушка протянула вперед руку, желая прикоснуться к безукоризненной сияющей коже и шелку волос, но покачнулась и отдернула руку, лишь едва коснувшись зеркальной поверхности. Она оказалась не твердой, а напоминала ночное озеро, спокойное лишь до первого колыхания.
— Я не понимаю, — прошептала Амелия.
— Не бойся, — зеркальная гладь вновь колыхнулась.
— Что произойдет?
— Ты не умрешь, — засмеялась Элинор множеством серебряных колокольчиков. — И будешь жить так, как не жила никогда раньше.
Амелия молчала. Перед ее глазами все снова потемнело и закружилось водоворотом ярких звезд. Пол поменялся местами с потолком, день с ночью, а земля с небесами, лишь ее вечная призрачная спутница оставалась такой же неизменной. Девушка открыла глаза: она снова оказалась в зеркальной комнате, но только теперь зеркало там было лишь одно — от пола до потолка, в изящной золоченой раме, как на балу у лорда Лоунсбери, даже музыка играла та же — что-то из Моцарта, а может, и Бойса. Пространство за рамой не было туманным и пустым: под ногами расстилался паркет темного дерева, за спиной Элинор уютно трещал камин, бросая отблески пламени на синие с золотистым узором обои. На столе на серебряном блюде красовались фрукты, графины с вином и лимонадами, шербет и другие лакомства в изящных вазочках, а несколько стульев и диванчик так и манили присесть. Элинор лукаво улыбнулась Амелии.
— Что ж, пришла пора решиться. Ведь тебе совсем не хочется умирать, не так ли?
— Нет… нет, — Амелия вздернула подбородок. — Я хочу жить!
— Я понимаю, — Элинор протянула ей руку, слегка склонив голову к плечу. — И я помогу тебе.
Амелия отрывисто вздохнула, потом быстро вложила свою руку в ладонь Элинор. И шагнула вперед, растворившись в ее объятиях.
Доктор устало отер лоб и наконец-то улыбнулся, впервые за последние несколько дней.
— Можно считать, что случилось чудо, — произнес он, поднимаясь с постели больной.
Две горничные: одна чуть постарше, другая помоложе, — вздохнули с облегчением.
— Она пришла в себя?
— Она спит. Но жар спал, и она свободно дышит. Теперь вам осталось дождаться ее пробуждения и терпеливо ждать окончательного выздоровления. Куриный бульон и теплое питье — вот то, что ей сейчас нужно.
— Просто не верится! — воскликнула Конни. — Я должна как можно быстрее рассказать об этом миссис Черрингтон… Она, бедняжка, сама слегла, у нее сердце прихватило, так за юную мисс переживала. Да и мистер Черрингтон…
— Хорошо, хорошо, — попытался угомонить ее врач.
— Господи, счастье-то какое! Конни проводит вас в гостиную, я уверена, мистер Черрингтон захочет вас лично отблагодарить!
Дверь за ними тихо закрылась, и больная заворочалась во сне. Луч солнца упал на ее постель сквозь приоткрытую занавеску, и губы девушки растянулись в довольной улыбке.
Глава 9
К приезду мистера Ричарда Харви готовились всю неделю. Едва мисс Черрингтон пошла на поправку, было решено более не откладывать визита долгожданного гостя и назначить его на последние выходные июня. В доме еще ни разу не принимали гостей, и оттого вся прислуга была немного на взводе, стараясь угодить вкусам столичного гостя. Все приготовления лежали на сухопарых плечах экономки миссис Уильямс: хозяйка дома лишь выразила желание, чтобы было «ничуть не хуже, чем на приеме у леди Уайтфилд с Реджент-стрит». Мистер Черрингтон же высказался еще более кратко, сказав, что не потерпит, чтобы сына его хорошего друга и делового партнера приняли неподобающим образом. И теперь миссис Уильямс словно тень появлялась во всех комнатах, едва остальным слугам стоило на минуту замешкаться или оторваться от работы. И вот, когда все ковры были вычищены, занавески постираны и выглажены, а серебро блестело, она с чувством глубочайшего удовлетворения прошлась еще раз по комнатам, проверяя с помощью белых перчаток отсутствие пыли даже в таких местах, куда никому бы не пришло в голову заглянуть.
— Как вы считаете, мистер Гласфорс, не слишком ли рано приезжает мистер Харви? — спросила она как бы между делом.
— Что вы имеете в виду? — дворецкий посмотрел на женщину сверху вниз с некоторым любопытством.
— Я имею в виду болезнь мисс Черрингтон. Еще неделю назад неясно было, поправится ли она, а теперь мы уже принимаем гостей.
— Как я могу судить, мисс Черрингтон выглядит замечательнейшим образом. К тому же, миссис Уильямс, не забывайте, что решение принимаем не мы, а мистер Черрингтон больше всего на свете не любит переносить планы.
Экономка открыла было рот, чтобы возразить, но решила промолчать и отвернулась к гортензии на подоконнике, которой еще не коснулась ее всеобщая ревизия.
— Вы правы, это действительно не наше дело, — коротко бросила она и оторвала увядающий листик.
Открытое ландо, запряженное двумя лошадьми, подъехало к дому Черрингтонов сразу после пятичасового чая, когда жара уже немного начала спадать, уступая место свежести летнего вечера. Хруст гравия под колесами был слышен еще раньше, чем экипаж повернул на подъездную дорожку, и Гласфорс поспешил сообщить мистеру Черрингтону о прибытии гостя.
Пока кучер и горничная выгружали его немногочисленные вещи, Ричард спустился на землю и неторопливо направился к парадной лестнице, оглядываясь вокруг. То был высокий молодой человек привлекательной наружности, чей возраст еще только приближался к отметке двадцати пяти лет, а манера держаться выдавала человека, всю жизнь прожившего в столице. Его нельзя было бы перепутать даже с самым знатными представителями Чатема или Рочестера в том числе и по одежде: он был одет в светлый однобортный сюртук модного фасона в тонкую синюю полоску и такие же брюки, крой которых выдавал руку мастера, вокруг шеи был завязан шелковый светло-голубой платок, лента в тон украшала цилиндр. Определенно, этот человек мог приехать только из Лондона.
— Рад видеть вас, Ричард, — мистер Черрингтон встретил его на пороге и протянул руку. — Надеюсь, вы хорошо добрались?
Мистер Ричард Харви, как и его достопочтенный отец, были одними из тех немногих людей, кто одним лишь своим появлением заслуживал улыбки мистера Черрингтона — пусть даже и совершенно незаметной; уголки его губ слегка дернулись и тут же вернулись обратно, привычно рисуя жестко очерченный рот.
— Приветствую, мистер Черрингтон! — Ричард энергично потряс его руку. — Вы выбрали замечательное место, так близко к Лондону, и все же здесь чувствуется свежесть морского воздуха. Ведь верфи Чатема недалеко отсюда, если я не ошибаюсь?
Мистер Черрингтон кивнул и добавил:
— Местный воздух рекомендовали моей жене, а я, как вы знаете, не могу жить далеко от Лондона, ведь там все мои дела.
Ричард огляделся. С порога дома открывался неплохо вид на сад у подъездной дороги и липовую аллею, по которой он приехал. Шум города остались далеко позади, здесь же можно было услышать стрекот кузнечиков и шелест деревьев. Должно быть, среди этой идиллии скука становится вечным спутником жизни. Сам же дом… Что ж, он выглядел впечатляюще: суровое строение георгианской эпохи, тяжелый темно-красный кирпич и величественные колонны по бокам главного входа придавали ему монументальности, но несмотря на свой солидный и богатый экстерьер, даже в этот солнечный день он казался холодным и неуютным.
— У вас красивый дом, — сказал Ричард, вовсе не стремясь поведать хозяину дома о своих суждениях. — Отличная покупка!
— Надеюсь, изнутри он понравится вам не меньше.
Он сделал приглашающий знак рукой, и оба джентльмена вошли в дом. Мистер Черрингтон был прав: изнутри он смотрелся совершенно по-другому, и, несмотря на ожидания, был обставлен вполне современной мебелью, а не антиквариатом начала века. В холле было свежо и темно, и прохлада приятно контрастировала с жарой на улице.
— Вы не голодны с дороги? Ужин скоро подадут: мы садимся за стол в 7 часов, так уж заведено.