— Что, морковку ждёшь? Получишь, если будешь хорошей девочкой, — я ласково почесала ей нос и медленно поднялась с колен. — Ну, что, поехали?
— Лада, её вычистить нужно. Без тебя, похоже, никто и не ухаживал.
Яшма была сопровождена в денник и привязана к кольцам по обе стороны коридора. Вместе мы хорошенько вычистили её скрученным из соломы жгутом, затем металлической скребницей, потом дошла очередь до мягкой щётки и влажной суконки. Я побоялась расчищать копыта специальным крючком, наблюдая за этим действом издали. Благодаря нашим стараниям, Яшма засияла, как новое золотое блюдо. А когда я заплела белую шелковистую гриву и хвост, то вообще — ни дать ни взять — королевишна!
Данияр собрался было учить меня седлать мою любимицу, но я и сама могла сделать это даже с закрытыми глазами:
— Я знаю, я всё знаю! Наверное, мне не раз приходилось делать это самостоятельно. Берём потник, кладём седло на холку, спускаем его вниз, вот эти подпруги пристёгиваем сюда, главное — не перестараться. Идём дальше. Закинем на шею повод, подай, пожалуйста, снимем недоуздок и оденем уздечку… трензель аккуратно вставляем в рот, застёгиваем подбородочный и подчелюстной ремень. Поправим нашей красавице гриву. Это что за развязки? Думаю, они не понадобятся. Будем надеяться, что стремена подогнаны под длину моих ног, потому что подгонять уже лень. И вообще — я устала, пойду-ка, полежу.
— Раз уж Яшму снарядили, давай немного прокатимся, — Данияр повёл её на улицу, и я нехотя потащилась следом.
Ехали мы не спеша, предоставляя Яшме свободу выбора. Пробежав несколько вёрст, лошадь вывезла нас к реке, проложившей себе путь между двумя песчаными холмами, поросшими редкой сухой травой. Данияр спешился, это дало мне возможность усесться поудобнее и понаклоняться в разные стороны, разминая спину. Ещё я успела сделать несколько кругов, вытащив из стремян ноги и не держась за повод. Яшма приятно удивила меня, показав себя смышлёной и довольно сообразительной, предугадывая мои действия. Когда я наклонялась вперёд — она воспринимала это, как побуждение к движению, отклонялась назад — и Яшма замедляла ход, она даже чувствовала мои повороты влево-вправо и живо реагировала на них.
Спешившись, я немного расслабила подпруги и привязала Яшму к молодой тонкой рябинке. Сама же спустилась по крутой тропке к воде и присела на песок рядом с Данияром.
— K морю съездим? Это вдоль реки, я так понимаю?
— И это говорит та, которая недавно падала с ног?
— Так ведь с ног, а не с лошади.
— Ехать очень далеко — за полдня не доберёмся. Да и одной Яшме тяжело. Ты когда-нибудь научишься думать о ком — то, кроме себя?
— Когда научусь, я тебе обязательно сообщу. Первому.
— Буду ждать с нетерпением.
Следующим утром Данияр выехал в Белобрег. С беспокойством и надеждой я ожидала его возвращения из столицы. Мать каждый день находила мне работу, «чтобы я не скучала», в виде прополки огорода и полива цветов, уборки лука и чеснока, готовки или стирки. Но я с завидным упорством и небывалой изобретательностью каждый раз умудрялась отвертеться. Ну что делать, не моё это… Не могу даже представить себя степенной матроной, хозяйкой дома и матерью семейства. Скакать во весь опор на горячей лошади по высокой траве и слышать шум ветра в ушах — вот это по мне! Пороть, видно, меня было некому. Но это, увы, уже не мои проблемы.
Уже шёл третий день, как уехал Данияр. Тревога не покидала меня. Каждый день я ездила его встречать до самого Дубравника, но возвращалась одна. Вот и в этот раз я отпустила Яшму пощипать травку, а сама спряталась от солнца в вырытую мной нору в стоге сена на чужом поле, чтобы дать отдых ноющей спине. И почему я не могу использовать Дар, чтобы лечить себя? Вот ведь досадное упущение…
В полудрёме, закрыв глаза, я размышляла о том, почему я постоянно вижу во сне неспокойное темно-зелёное море и маяк на голом скалистом уступе.
Где — то совсем рядом раздалось ржание, я узнала Яшму. До моего слуха донёсся приближающийся глухой топот копыт, затем чьи-то торопливые шаги. Я, как шкодливый ребёнок, замерла в сене, ожидая увидеть хозяина поля, который прискакал браниться. И когда мягкие, крадущиеся шаги послышались совсем близко, я перестала дышать. Вдруг кто — то запрыгнул в моё укрытие, хватая меня за ноги.
— Данияр! Тьфу ты, окаянный! Как ты узнал, что я здесь?
— Яшма подсказала, — он лёг рядом. — У меня хорошие новости. Завтра после заката отплываем.
— Ты договорился? Молодец! И какую плату просят?
— Даром. Но не спеши радоваться. Мы приняты в команду на почти торговом, но не вполне легальном судне, если понимаешь, о чём я. Я — в качестве штурмана, так как оный в непробудном запое, а ты — судового лекаря.
Я приподнялась на локте:
— Какого лекаря? Ты в своём уме?
— Никто не берётся перевозить женщину, ни за какую плату, тем более в городе уже арестовали нескольких подозреваемых в ведовстве. Поэтому тебе придётся одеть свою, то есть мою одежду и спрятаться под шляпой. А от Тэодора тебе поклон и ящик с лекарскими склянками, порошками и инструментами в подарок.
— Я не умею лечить порошками и не знаю, что делать с инструментами, но, если нет другого выхода, я согласна.
Я придвинулась ближе, касаясь дыханием его щеки:
— Я очень скучала…
Но он приложил палец к моим губам:
— Извини, время неподходящее, — и вылез, подлец, из стога.
Ах, так… Ещё немного посидев в гордом одиночестве, я выбралась, отряхнула с одежды и волос сухие травинки, резво запрыгнула в седло и тронула бока лошади.
Родители повздыхали, что мало погостила, и, не смотря на мои протесты, собрали мне с собой разные узелки да авоськи. Подумав, я прихватила свой плащ, пару платьев, шляпу, юбку с блузой, да ещё и подарки Ветраны — грим всегда может пригодиться.
Пасмурным утром я скакала позади Данияра по направлению к Белобрегу. На той самой развилке, где когда — то мы расстались с Володримеем и Ветраной, мы спешились. Данияр стал снимать с лошадей сумки, а я взяла необходимую одежду и шляпу и нырнула в кусты переодеваться. Выйдя, я обняла за шею Яшму.
— Что ты так прощаешься, будто в последний раз? — удивился Данияр.
— А она точно домой вернётся?
— Вернётся. Пепел приведёт.
— Боюсь, что Пепел твой не туда её приведёт, поматросит и бросит, — я искоса разглядывала высокого и крепко сложенного коняку.
— Да ему остаётся лишь вспоминать о бурной молодости, какое там за кобылами гоняться? Двадцать лет уж скоро, — Данияр похлопал его по шее. — Я ещё ребёнком был, когда отец его привёл.
— А тебе сколько лет, разреши поинтересоваться?
Он критически осмотрел меня:
— Не беспокойся, за тобой еще побегаю, здоровья хватит, — и хлопнул Пеплика по крупу. — Всё, иди. Домой.
Серый коняка развернулся и зашагал по пыльной дороге, волоча за собой сопротивляющуюся, привязанную к нему поводом Яшму.
— Ну, а ты что стала? Или тебя тоже на верёвке тащить?
Я вздохнула и потопала следом.
ГЛАВА 8
Тому, кто никуда не плывёт, не видать попутного ветра.
(воларская народная мудрость)
Высокий белокаменный город был виден еще издали. Но чем ближе я к нему подходила, тем больше начинала сомневаться в том, удастся ли этим маскарадом провести окружающих.
— Кто… куда… зачем? — лениво поинтересовался чистящий ножичком ногти стражник у высоких ворот.
— Брата провожаю на лекаря учиться, — одновременно со словами Данияр всучил ему несколько монет.
— Он бы и так нас пропустил, — шепнула я, проскальзывая за ворота.
— Да не хотелось бы предъявлять поклажу к осмотру. Потом бы придрался, что в ящике колюще-режущее оружие. Поди докажи, что это для лекаря. Потом бы больше пришлось платить.
Город был поистине величественным. Громоздкие каменные здания с резными барельефами и уносящиеся ввысь шпили внушали трепет и благоговение. По широким оживлённым улицам то и дело проносились экипажи и всадники. На одной из улиц я наблюдала забавную сцену, когда две коляски не могли разъехаться в узкой аллейке, и извозчики нещадно чихвостили и поносили друг друга, размахивая хлыстами и потрясая кулаками в процессе выяснения, чьи хозяева более знатные, а кому надобно посторониться. K удивлению и на потеху собравшимся зевакам, из обеих карет высунулись знатные дамочки и начали осыпать друг друга отборными ругательствами, ничем не уступая своим кучерам, а порой и превосходя их. В общем, я узнала много новых слов и неизвестных доселе выражений. Авось, на корабле и пригодятся.
А вот пристань не была такой чистой и нарядной, как центральные улицы. У причалов мерно покачивались утлые грязные судёнышки. На мутной воде плавали горы мусора. Меня просто выводили из себя ужасный запах, ругающиеся между собой люди, которые беспрестанно копошились, таская ящики; своры тощих собак, стаи кружащихся и нагло галдящих чаек, вырывающих отбросы даже из когтей облезлых злющих кошек.
Усадив меня поверх нашего нехитрого скарба, Данияр велел дожидаться его, не сходя с места, а также ни с кем не разговаривать и не зевать, смотря по сторонам.
— Слушай, и чего ты нянчишься со мной, как с младенцем? Я уже большая девочка, и сама разберусь, что к чему, что мне следует делать, а что — нет.
Данияр ничего не ответил и зашагал прочь.
— Эй! И леденец мне купи! На палочке! — крикнула я вслед.
В одиночестве мне пришлось сидеть совсем недолго. Вскоре ко мне прибилась черноволосая женщина в цветастой юбке со множеством бус и гремящих браслетов.
— Ай, красавчик, позолоти ручку, погадаю. Всю правду скажу о дороге дальней, да о доме казённом, да о зазнобе твоей…
— Что за бред вы несёте? О какой зазнобе? Это вас ждёт дом казённый, уже в который раз.
Она недовольно зыркнула, но продолжила:
— Венец безбрачия убираю, снимаю порчу…
— Я вот, знаете, тоже: снимаю — порчу, одеваю — порчу, и вообще, иногда кажется, что у меня руки не с того места растут!