Гонимые свежим ветерком волны продолжали своё наступление, с жадностью поглощая наш спасительный кусочек суши. Порой они докатывались почти до наших ног. Но я уже не смотрела под ноги, а сложив на груди руки, чуть ли не прыгала на месте в ожидании шлюпки. В ней было трое матросов — двое на вёслах и один с мушкетом в руках. Все они были одеты в белую форму, на головах красовались круглые белые шапочки с золотистой эмблемой якоря. Не дожидаясь, пока нос шлюпки коснётся берега, я сняла башмаки, подхватила подол платья и побежала навстречу, таща за руку Данияра.
С лодки спрыгнул один из матросов, наставляя на нас нешуточных размеров мушкет:
— Стоять. Кто такие будете?
— И вам день добрый, — я уже влезала в шлюпку. — Вы очень вовремя. В Галтию, будьте любезны.
Я продолжала укладывать на дно подаваемые Данияром вещи.
— Трогай! — махнул рукой Данияр, легко запрыгивая в шлюпку.
Вооружённый матрос переглянулся с товарищами, помедлил, раздумывая, как ему общаться с двумя дурёхами, которых ему довелось повстречать в открытом море. Да делать нечего: опустил мушкет и влез в шлюпку, присаживаясь рядом со мной.
Поначалу Данияр пытался отобрать весло, указывая матросу, как правильно грести. Но я одернула его за юбку, изо всех сил пытаясь намекнуть глазами, что девушки так себя не ведут. Порывшись в вещах, я нашла подаренный Ветраной кружевной веер, и сунула ему в руки, чтоб занять его чем-нибудь. Эта идея ему понравилась — он тут же распахнул веер и принялся методично им обмахиваться, не переставая давать галтийским матросам распоряжения. Все трое удивлённо хлопали глазами, но гребли усердно. Один из гребцов попытался что-то объяснить Данияру, потянувшись и взяв его за рукав. Но Данияр щелчком захлопнул веер и возмущённо хлопнул матроса по руке.
— Простите, — матрос виновато отдёрнул руку, и вдобавок нежно получил веером по носу.
— Не переигрывай, — шепнула я, когда матросы сильнее налегли на вёсла.
Но эта роль пришлась ему по вкусу, и его уже было не остановить.
Я с интересом рассматривала приближающийся корабль. Он был не намного больше предыдущего торгового, но чистеньким, новеньким, украшенным белыми панелями и позолотой. На нарядном борту судна красовалась голубая надпись «САПФИР».
Из-за сильных волн шлюпке никак не удавалось подойти к корпусу вплотную. Наконец, мне удалось ухватиться за качающуюся на ветру верёвочную лестницу. Едва переставляя ноги и стараясь не смотреть вниз, я поднималась очень медленно. Следом карабкался Данияр, путаясь в длинной развевающейся юбке. Подняв голову, я увидела над собой голубые глаза на загорелом лице и белоснежную улыбку. Холёные тонкие руки в белых перчатках помогли мне ступить на палубу, подхватив за талию. Я увидела перед собой молодого мужчину — очень высокого и худощавого, в чопорном и неуместном для военного судна наряде: широких панталонах со множеством бантов и оборок, атласном бело-голубом камзоле с выглядывающим кружевным жабо, высоких ботфортах и помпезной широкополой шляпе с пышными белыми перьями.
— Здравствуйте, — решив, что это капитан, и наше спасение зависит от него, я мило улыбнулась и стала разглаживать платье. — Скажите, пожалуйста, это судно направляется в Балтию?
— Разрешите представиться, — он торжественно снял шляпу, рассыпав по плечам напомаженные русые локоны, и принялся подметать перьями пол. — Капитан этого судна, и по совместительству вице-адмирал, виконт Винсент Гдышек, лорд Дробычский, к вашим услугам.
— Очень приятно, Ладомира…
Он неожиданно сделал выпад в мою сторону и припал губами к моей руке. Я совсем растерялась и заморгала, открыв рот, но быстро взяла себя в руки и снова улыбнулась.
Заметив на палубе Данияра, двумя руками усердно поправляющего сползший на живот бюст, капитан ринулся в его сторону:
— Разрешите представиться: капитан этого судна, и по совместительству вице-адмирал, виконт Винсент Гдышек, — не переставал он шаркать ногой по полу и подметать шляпой палубу, — Лорд Дробычский, — Он уже протягивал к Данияру руку, но тот выдал новый выкрутас:
— Ах, с ума сойти! — запищал Данияр тонким голоском, закатывая глаза и оседая на пол.
Я поймала его и хорошенько ущипнула, чтобы перестал ломать комедию.
— Простите мою компаньонку, лорд Гдышек, она очень устала и перенервничала.
— Да-да, я всё понимаю, — широкая улыбка не сходила с его лица. — Прошу извинить меня.
Он хлопнул в ладоши. Присутствовавший при этом экипаж выстроился по струнке. Все, как один, вышколенные, гладковыбритые и одетые с иголочки.
— Лучшую каюту для милых дам!
Взяв под козырёк, все стремительно разбежались, прыснув в разные стороны.
— Я провожу вас и лично прослежу, что бы вы ни в чём не нуждались, — он снова поцеловал мне ручку. — Но ответьте, ради всего священного, как вы, подобно двум прекрасным сиренам, оказались на этих банках?
— Ах, капитан, это длинная история. Я только могу сказать, что безгранично благодарна вам за наше чудесное спасение.
— Однако моё любопытство не удовлетворено. Надеюсь услышать вашу историю за обедом.
— Конечно, лорд Гдышек.
— Можете называть меня Винсент.
— Как скажете, капитан…
— Я пошлю за вами, — и еще раз поцеловал мне руку.
Заметив недовольный взгляд Данияра, я тут же постаралась высвободить её, виновато улыбаясь.
Поклонившись, виконт протянул руку и Данияру.
— Извините, стесняюсь, я их еще с утра не мыла, — ответил тот и бочком протиснулся в отведённую нам каюту.
Она оказалась небольшой, но довольно роскошной — простые деревянные стены были зачем-то спрятаны за голубыми и белыми панелями и повсюду украшены позолотой. Первый раз в своей жизни я увидела такое чудо — кровать в два яруса — и не поверила своим глазам. Вот ведь падать высоко! На кровати лежали бархатные синие подушечки, аккуратно сложенные одеяла, белоснежные простыни и большие рушники. Под кроватью я обнаружила позолоченный горшок. Высокий туалетный столик с мраморной столешницей. — А если шторм? Таким столиком и убить может. Белый, до самого потолка, шкаф, украшенный опять-таки позолоченными цветами. Очень странный для судна интерьер.
Я присела на кровать рядом с Данияром.
— Это — галты? Как думаешь, им можно верить?
— Посмотрим. Но, в любом случае, нужно придумать правдоподобную легенду.
Я сняла с него шляпу и положила голову ему на плечо:
— Только рассказывать буду я сама. И не мог ты вести себя хоть чуточку серьёзней?
— Постараюсь, но обещать не могу. Как можно серьёзно относиться к этой роли, особенно когда галтийский павлин начинает распускать свои перья?
— Да ты, никак, ревнуешь?
— Вовсе нет. Я полностью в себе уверен.
— Иногда, пожалуй, даже слишком.
— Да и в тебе тоже не сомневаюсь.
— И на том спасибо. Итак, там нужно быть очень милыми, произвести хорошее впечатление и убедить отвезти нас в Вышеград. Так что не подведи.
— Лад, можно рубашки из-за пазухи вытащить? А то бюст уже на живот упал, скоро у колен будет.
— Да не дёргайся ты, сейчас всё закрепим, как надо. Эх, жаль, перчаток нет! Может, тебе вуаль к шляпе присобачить? О, есть идея получше, у меня же с собой пудра и румяна, ими и губы можно…
— Лада, давай без крайностей. Лучше уж вуаль…
От ветра и морской соли мои волосы сделались жёсткими и непослушными. Я решила, что будет лучше заплести их, а на шею набросить лёгкий белый платок, прикрывающий метку. Переодевать платье было некогда, да и бессмысленно. Посмотрев в зеркало, я ужаснулась: некогда гладкая кожа обветрилась и местами начала шелушиться, губы потрескались. Умывшись стоящей в графине пресной водой, я достала пузырёк с льняным маслом и хорошенько намазалась, включая руки и плечи. Едва успела привести себя в более-менее пристойный вид, как к нам уже заглянул пожилой мужчина в белой ливрее, и, угодливо улыбаясь и раскланиваясь, повёл за собой.
Столовая оказалась отдельной просторной каютой. Кроме самого капитана и трёх обслуживающих человек, стоящих позади наших кресел, больше на званом обеде никто нe присутствовал.
Сначала капитан провёл для нас небольшую экскурсию по каюте, хвастая отделочными материалами, привезёнными издалека и работой лучших мастеров.
— А вот это изображение, выполненное из красного дерева — корона над щитом — герб моего рода. Наш род очень древний, он уходит корнями ещё к Гедеминосу-Завоевателю. Как-нибудь я провожу вас в библиотеку и покажу своё впечатляющее родовое древо. К слову сказать, этот герб вы повсюду можете наблюдать на моём судне, не говоря уже о моём доме в Кечине и имении под Вышеградом.
— Вы очень впечатлили нас, капитан, — решила я проявить вежливость. — Никогда не встречала более… э… родовитого человека.
— Весьма польщён. Ну что же, милые дамы, позвольте пригласить вас к столу.
Гдышек сам усадил нас в мягкие шёлковые кресла с вогнутыми спинками и наполнил бокалы. При этом широкая улыбка не сходила с его лица. Но я, наученная горьким опытом, уже знала, что не стоит доверять расшаркиванию и милому обхождению.
С левой стороны от моей тарелки лежали три разных вилки, с правой — ложка и два ножа, побольше и поменьше. Возле кубка с игристым шипящим вином стояли ещё кубок с водой и пустая чаша. Есть мне хотелось просто зверски, и эти глупые условности начинали меня, мягко говоря, раздражать.
— Я поднимаю этот бокал за двух прекрасных дам, волею судьбы оказавшихся на моём скромном судне! — начал хозяин. Он явно жаждал опровержения слову «скромном», но я молча подняла бокал с водой, пригубила и поставила на богато убранный стол.
Поесть, как следует, мне не удалось — разговаривать на этом судне с набитым ртом было неприлично (уж, по крайней мере, в присутствии виконта), а говорить пришлось много. Вернее, отвечать на вопросы.
Данияра я представила, как дальнюю свояченицу и компаньонку Дарину. Пришлось приплести, сочиняя на ходу, что она недавно пережила большое несчастье — потерю самого близкого и дорогого. И с тех пор она не снимает траур — шляпу с чёрной вуалью. Даже ночью. Ведь нервы у бедняжки совсем расшатались. Пусть молчит и в одиночестве переживает свою утрату.