— У меня много знакомых в высших кругах и среди военных, так что далеко они не убегут, — сухо заметил брюнет, закручивая тонкие напомаженные усики.
— Так я вот о чём хотел сказать. У нас свой экипаж, так что, если хотите, места на всех хватит… — улыбнулся незадачливый отец ветреной девушки.
Данияр посмотрел на меня, и я одобрительно кивнула головой.
— Это будет здорово, если вы возьмёте и нас. Даже и не знаю, как вас благодарить, — Данияр полез в карман за деньгами.
— Ну, что вы, молодой человек! Нам будет полезно отвлечься от тяжёлых мыслей, и сменить тему для разговора. К тому же, всё равно по пути, почему бы не сделать хорошее дело и не подвезти хороших людей?
— Спасибо…
Мужчины поднялись со своих мест, грохоча тяжёлыми стульями.
— Ну, что же, если надумаете ехать — с первыми лучами солнца спускайтесь вниз, — они слегка поклонились и удалились наверх, в свои комнаты.
Доедать вконец остывший ужин мне уже не хотелось, и Данияр сразу же, не дожидаясь утра, расплатился с владельцем таверны.
— У нас к вам небольшая просьба, — добавил он. — Разбудите нас на рассвете.
— Как и тех господ? — махнул он головой.
— Да, вместе с ними.
— Ладно, мне не привыкать вставать с первыми петухами, — он положил деньги в карман передника и начал собирать на поднос грязную посуду.
— У меня ещё одна просьба: принесите, пожалуйста, в нашу комнату горячей воды, — взглянула я на хозяина.
— Много?
— Много.
— Сколько кувшинов?
— Точно сказать не могу, столько, сколько влезет в большой чан.
— Эй, я не понял, вы среди ночи баню решили устроить? Я уже огонь погасил.
— Так разведите и нагрейте воды.
Он покачал головой:
— Нет, увольте, я уже устал, года, знаете ли. Огонь разведу, вёдра и корыто дам. Остальное — сами.
Пока в очаге грелась вода в большом медном котле, я выклянчила у хозяйки (ею оказалась толстушка в чепчике, которая сопровождала нас в комнату) еще две простыни, чтобы вытереться, и кусочек ею же сваренного мыла с твёрдыми частичками сушёных водорослей.
Данияр приволок в комнату огромное корыто, на дне которого лежал кувшин, и два ведра, с горячей и холодной водой. Не смотря на предложение Данияра купаться вместе в целях экономии воды и времени, я вытолкала его за дверь и велела стеречь мой покой. Пока он выносил воду и снова таскал её для себя, я вышла во внутренний дворик, что бы развесить сушиться наши вещи. Морская вода сделала своё дело — одежда стала жёсткой, дебелой и с белым налётом соли. А за ночь ветер всё просушит, и я смогу завтра опять надеть своё любимое бирюзовое платье. Вышла я в одной ночной рубашке и с мокрыми волосами, но не сильный ветер, ни наблюдающий за мной со второго этажа некий мужчина, думающий, вероятно, что я не вижу его в тёмном проёме открытого окна, не заставили меня покинуть огороженный со всех сторон уютный дворик. Я немного посидела на широкой деревянной лавке у цветущего куста с жёлтыми, сладко пахнущими соцветиями, подышала ночным воздухом, прислушиваясь к доносившемуся издалека лаю собак и обрывкам несмолкающей музыки. Услышав где-то совсем рядом лошадиное ржание, я поднялась и направилась к сарайчику. Со скрипом отворив тяжёлую дверь, я очутилась в небольшой конюшне. Под потолком висел тусклый фонарь, две рыжие лошади хрустели сеном, мерно помахивая хвостами. Подойдя ближе, я была ошарашена необычным видом лошадок: необычайно высокие, крепко сложенные, с короткими мускулистыми шеями и с забавными кисточками-щётками на ногах — таких лошадей в Воларии не встретишь.
Долго задерживаться не стала, чтобы Данияр не начал искать меня. Снова вышла на улицу, еще раз бросила взгляд на молодую, уже растущую луну: «Ничего, подруга, скоро мы с тобой во всём разберёмся…» Помахала на прощанье ручкой мужчине в окне, при этом он начал судорожно прятаться и спотыкаться, с грохотом роняя мебель, и отправилась спать.
Я застала Данияра сидящим на кровати.
— Ну, наконец-то! Где тебя носило?
— Прогулялась немного, — я повернула в замочной скважине ключ.
— В таком виде?
— Тебе не нравится?
— Очень нравится. Но это наряд не для прогулок, согласись. А еще больше мне нравится, когда ты вообще без наряда, — он задул свечу.
Я разулась и пошлёпала по холодному полу в постель.
— Ну, ты и жабка! Вся ледяная! Давай сюда свои лапки, — Данияр укрыл меня, обнял и тихонько поцеловал в холодный нос.
Я погладила его по щеке, но моё внимание отвлекло странное шуршание:
— Тс-с, слышишь? Кто-то скребётся?
— Мышь, наверное, или крыса. Боишься?
— Не знаю, а надо?
— Нет.
— Значит, не боюсь, — я обняла Данияра крепче.
Утром нас разбудил стук в дверь. Вставать мне совсем не хотелось, поэтому я просто накрыла голову подушкой, предоставляя Данияру возможность отворить дверь.
— Вы просили разбудить вас на рассвете, — услышала я голос хозяина.
— Хорошо, спасибо.
Судя по доносившимся звукам, Данияр попытался закрыть дверь, но хозяин продолжал гнусавить:
— Вот я и разбудил… Как просили… Сам поднялся ни свет ни заря…
Я подняла край подушки, чтобы видеть происходящее.
— А, ну да, конечно, — Данияр, с завязанной на бёдрах простынёй, потопал к маленькому столику, ища в сумерках монеты.
Хозяин со свечкой в руке терпеливо ждал, переминаясь с ноги на ногу и без стеснения рассматривая меня. Наконец, мне это надоело, я убрала подушку и села на постели, одёрнув рубашку и поджав ноги:
— Уважаемый, имейте совесть, оставьте нас, пожалуйста! Не хочется с вами ругаться, но, раз уж на то пошло, так вы должны нам вернуть часть уплаченной суммы за невыглаженные сырые простыни, нежелание греть воду, скрипучую неудобную кровать, щели в раме окна и скребущихся, мешающих спать мышей!
Он что-то пробурчал в ответ, но всё же вышел.
Я опять легла:
— Знаешь, мне, конечно, не хочется, чтобы ты считал меня скрягой и скандалисткой…
— А я так и не считаю, — он присел рядом, одевая рубашку. — Я считаю, что ты — избалованная взбалмошная девица, — и наклонился, чмокнув меня в плечо.
— Ну, тогда мне нечего терять. Будь добр, сгоняй за одеждой, я её во внутреннем дворике развесила. И ещё: я хочу горячего чайку и чего-нибудь вкусненького.
Данияр улёгся рядом со мной, закинув руки за голову:
— Знаешь, я ведь тоже эгоист…
— Пожалуйста, очень тебя прошу, мне так хочется ещё поваляться, — замурлыкала я ему в ухо.
— Умеешь ты всё-таки уговаривать, — поднялся он с кровати. — Будет исполнено, ваше высочество. А пока меня не будет, не забудь протереть корону, и смотри, обратно в жабу не превратись!
Я запустила в него подушкой, но он успел увернуться и выпрыгнуть за порог.
Когда я оделась и спустилась с вещами вниз, хозяин подавал завтрак, спешно накрывая на стол, за которым уже собралась вчерашняя компания. По приглашению седовласого господина, мы с удовольствием присоединились к ним, да за чашечкой чая с молоком наконец-то и познакомились. Родителей бедовой Мариски представились, как пан и пани Воронецки, несостоявшегося жениха звали Леслав, а второй дамой оказалась сердобольная и нервная тётушка Агата. Сегодня дамы уже не выглядели мегерами, скорее всего, в этом заслуга мужчин, сумевших убедить их, что мы — не сбежавшая от родителей парочка. Хотя, если вдуматься, так оно, по сути, и было. Ведь моя мать думает, что я сейчас в Белобреге, живу в своё удовольствие, изредка вижусь с Данияром, чтобы поговорить о погоде…
Тем не менее, когда мужчины ушли запрягать лошадей и укладывать вещи, повисла неловкая пауза.
— Так вы женаты? — наконец промолвила Агата, поправляя кружевной воротничок.
Я кивнула головой и продолжила есть грушевое варенье.
— А детки у вас есть? — не отставала она.
Я отрицательно замотала головой и в панике принялась за варенье ещё усерднее.
— О, дети — это такое счастье! — добавила пани Воронецки.
«Ну да, конечно. Особенно, когда сбегают, бес знает с кем из дому, а ты гоняйся за ними по всем городам и весям», — ехидно подумала я, но смолчала.
— Вот у меня старшенький всё время кричал без умолку, — продолжала Агата. — А младший, серьёзный такой мужичок, молчаливый был, лежит спокойно, даже если полные штаны наложит.
Я выплюнула варенье на блюдечко и встала из-за стола:
— Пойду, проверю, как там вещи уложили…
Распрощавшись с довольно-таки хитрожёлтым хозяином, мы разместились в новенькой, еще блестящей коляске с откидным верхом. Сиденья были мягкими, пружинистыми, с удобными спинками — идеальный вариант для дальних путешествий. Места было более, чем предостаточно, не смотря на то, что я сидела между держащим меня за руку Данияром и читающим какую-то книжицу Леславом. Напротив нас разместились две дамы и господин Воронецки. Управляя рыжими круглобокими лошадьми, на козлах разместился личный кучер семейства, которого нескупые хозяева не оставили на ночь на конюшне, заплатив за комнату в таверне. Кучер показался мне подозрительно знакомым. Не тот ли это «ночной наблюдатель», который пристально изучал меня ночью у открытого окошка? Всё может быть, особенно учитывая тот факт, что при виде меня он засмущался, отводя взгляд, и заёрзал на своём сиденье.
Солнце уже взошло, но пустынные улицы молчали. Экипажи и прохожие практически не встречались, большинство лавок были еще закрыты тяжёлыми ставнями, лишь изредка на глаза попадались молочники, булочники да сонные цветочницы.
Выехав за город, я с разочарованием отметила приближение осени. Её свежее зябкое дыхание чувствовалось и на убранных полях, и на поблёкших кронах деревьев, и в птичьем чириканье, уже не таком весёлом и беззаботном. Ещё сильнее укутавшись в плащ, я положила голову на плечо Данияра. Не взирая на сильную качку, сидящие напротив дамы дремали, напоминая мне своими юбками и пышными накидками с рюшами куриц на насесте из моего родного Сторожинца. Сходство ещё более усиливалось, когда они по очереди начинали клевать носом.