Данияр кивнул, положил на руку подбородок и стал дальше рассматривать кружащихся в воде черепашек.
Шустрый парнишка пожелал приятного вечера и удалился.
— Вот когда вернёмся домой, знаешь, о чём я тебя попрошу в первую очередь? — хитро заулыбался Данияр.
— Боюсь даже представить.
— Напечь оладушек. Ты и сама Ладушка-оладушка.
— У меня есть идея получше: ты меня попросишь, чтобы я тебе рассказала, как это делается.
Зазвенел дверной колокольчик, и в корчму вошла, смеясь и держась за руки, очередная парочка. Я бы не обратила на них внимания, если бы парень, разглядывая крабов, не крикнул:
— Мариска, иди сюда! Только взгляни на это!
Мы с Данияром одновременно повернулись в их сторону.
— Как думаешь, это те самые? — я чуть было не свернула шею.
— Не знаю, не одна же Мариска на всю Галтию.
— Миловидная, белокурая, кареглазая… под описание подходит.
И, прежде, чем Данияр успел что-либо ответить, я уже подорвалась с места и направилась к их столику.
— Вечер добрый, — без спроса подсев к ним, я решила стрелять прямо в лоб. — Скажите, вы — Мариска Воронецки?
Они сразу напряглись и стали поглядывать на дверь.
— Нет-нет, это вовсе не я, — затараторила девушка. — Точнее, я — это не она. В смысле, я — другая Мариска.
Заметив, что к нам уже подтягивается Данияр, я продолжила наступление:
— Я не стражник и не помощник в ваших розысках. Просто нам довелось ехать вместе с вашими родителями. И, поверьте, мне было очень их жаль. Представьте, если ваши дети так же будут относиться к вам?
Девушка сникла и опустила голову:
— Вы просто ничего не знаете. Будь вы на моём месте, вы поступили бы также.
— Выходит, тебя никто не похищал?
Она замотала головой.
— Послушайте, а пойдёмте к нам за столик, — подоспел Данияр. — Там и поговорим.
Они присоединились к нам, заказав то же самое, чтобы не заморачиваться насчёт непонятных названий, только ещё по совету надоедливого паренька в переднике добавили в заказ гороховый суп «Музыкальный».
Девушка действительно была очень миловидной, нежное розовое личико обрамляли белокурые локоны. Пышные ресницы бросали длинные тени на щёки, отчего выражение лица казалось печальным и немного страдальческим. Но стоило посмотреть в тёмные, живые, искрящиеся счастьем и молодостью глаза, как это ощущение сразу пропадало. Её избранник выглядел совсем молодо, нo старался держаться смело и раскованно. Только разливающийся по бледным щёкам румянец иногда выдавал его волнение.
— А вы давно видели моих родителей? — начала разговор Мариска.
— Только сегодня распрощались. Они остановились у каких-то родственников, ищут вас изо всех сил.
— И как они узнали, где мы? — насупился парень.
— Поверь моему горькому опыту — всё тайное рано или поздно становится явным. Всегда находятся какие-нибудь свидетели, о которых мы даже не подозревали.
— И что, они очень расстроились? — было заметно, что Мариску волнует эта тема.
— Очень. И жених твой тебя разыскивает.
Она вспыхнула:
— Никакой он мне не жених! Мой жених — это Здимир.
Я уже поняла, что Здимир не является повесой и искусителем юных дев, как пытался его представить пан Воронецки.
— А отец твой утверждал, что ты была не против выйти замуж за Леслава.
— На кой он мне сдался? Это отец хотел с ним породниться, чтоб какие-то торговые дела вести. Вот сам бы и выходил за него! Я сразу поняла, чем больше я буду сопротивляться, тем больше меня будут окутывать этой паутиной. Да ещё и под домашний арест, чего доброго, посадили бы. И заперли. А со Здимиром мы еще год назад на танцевальном вечере познакомились.
— И с тех пор тайно переписывались, — добавил парнишка и ласково посмотрел на неё.
— Да. Вот и надумали сбежать, это была моя идея. Сбежать, пожениться, а потом как-нибудь вернуться.
В разговор вступил как всегда реально смотрящий на вещи Данияр:
— Слушай, ну ладно Мариска, ну а ты чем думал? Ты же служащий королевских войск! Это что, ни к чему не обязывает? Не подумай, я не призываю к долгу чести, мундира и так далее. Возможно, я и сам бы так поступил. Но неужели непонятно, что сбежавшего военного во всех случаях ждёт трибунал, а то и каторга?
— Именно поэтому я подумал, что лучше уплыть на время, пока всё не уляжется, ну, скажем, в Воларию.
— Не поверите, но мы только что оттуда, — рассмеялась я. — Приплыли в Балтию счастья искать.
— И долго плыли? Дорого?
— Плыли долго. Да только мне пришлось мужчиной нарядиться, чтоб лишних вопросов не было.
— Неплохая идея, — задумчиво произнесла Мариска, вознося к потолку глаза и размахивая вилкой с мандыликом.
Я, кстати сказать, тоже потихоньку таскала их из тарелки Данияра. Так ведь вкуснее.
— Вот отвезу тебя в Воларию, там поженимся, будем жить вместе, счастливо, и никто нам не указ, — Здимир не мог сдержать мечтательной улыбки.
Но Данияр умел портить людям праздник:
— Да, ребята, всё у вас так мило, трогательно и романтично. Да только как ты собираешься семью содержать? Тебе сколько лет-то?
— Уже почти девятнадцать.
Данияр вздохнул и покачал головой:
— А кроме, как на лейтенанта откликаться, еще что-нибудь умеешь?
— Так я и там служить могу.
— А если война? Будешь против своих воевать? А Мариска куда пойдёт? В прачки или посудомойки?
— Нет! — запротестовала девушка. — Для этого прислуга имеется!
— Ну-ну. Если уж вы такие упрямые и всё-таки решитесь плыть, тогда плывите в Белобрег. На верфи найдешь мастера, Мартыном зовут, скажешь, что от меня, он тебе работу найдёт и жильём на первое время обеспечит.
— Спасибо, брат, — Здимир пожал ему руку. — Слушай, а давай покурить отойдём, за компанию.
— Не курю.
— Пойдём, а?
— Боишься, что тебя украдут?
— Просто о Белобреге еще узнать хочется, да о верфи этой твоей.
— Идите, мы скучать не будем, — я уже принялась за мороженную «Звероножку». — Ты хотя бы записку какую родителям оставила, объяснила бы всю ситуацию, — продолжала я стращать Мариску.
— Я напишу. А ты передашь? Я скажу, где моя тётка живёт, у которой они остановились.
— Не знаю даже, что сказать. Как это будет выглядеть? Мне придётся врать, что я вас не видела, где обитаете, не знаю, и откуда письмо взялось — тоже не представляю. А вы где, кстати, обитаете?
Она молчала.
— Хорошая ты девочка, Мариска, хочешь, чтоб я тебе верила, а сама? Ладно. Не хочешь — не говори, я просто так поинтересовалась. Если ничего не нашли, приезжайте к нам, в «Лилию». Там и номера для новобрачных есть.
— Ты что? — Мариска залилась краской. — Мы ведь ещё не поженились! Ты не думай — я не падшая женщина, у нас ничего такого не было, сначала свадьба! — и добавила, понизив голос: — Только целовались.
— Ладно. Не будем обсуждать эту тему.
— А у вас было? — она придвинулась ко мне ближе, прикусив губу, и приготовилась слушать.
— Знаешь, что, Мариска? А давай-ка ещё по «Звероножке» закажем!
Вернулись парни, и мы уже подумывали расходиться по домам. Но народу в корчме всё прибывало и прибывало. Уже и мест свободных не осталось, а народ всё подваливал, и никто не желал уходить. Вскоре в центр зала вышел бородатый мужчина в зелёном кафтане с очень-очень длинными, подбитыми мехом и зачем-то разрезанными рукавами, ниспадающими до колен. Толпа захлопала в ладоши. Я снова присела, что-то мне подсказывало, что сейчас произойдёт нечто интересное.
— А теперь собственно то, ради чего мы собрались, и чего мы так долго ждали! Вашему вниманию музыкальный гурт из Селинора «Одиноко ползущий крот»!
В ответ — просто нескончаемая буря рукоплесканий.
В зал вышло несколько человек, и все — с музыкальными инструментами: лютней, барабаном, дудой и жалейкой. Песни звучали по большей части героические: о славных битвах и подвигах, о доблести и чести, о родной краине, были и о любви, и парочка развесёлых, шуточных, от которых ноги сами подпрыгивали на месте, желая без моего на то согласия, пуститься в пляс.
Сначала я смотрела, как завороженная, хлопая в ладоши. Вскоре народ принялся плясать, прыгать и веселиться, ну и мы не остались в стороне, присоединяясь к хороводу. И как только корчма не развалилась — ума не приложу! К полуночи веселье закончилось, но зрители не хотели отпускать музыкантов, снова и снова хлопая и вызывая их в зал. Когда мы вывалились оттуда, взъерошенные, разгорячённые, но счастливые — на дворе уже была глубокая ночь.
— Данияр, наша бабуля, надо думать, уже спит.
— Ничего, влезем в окно, — Данияр набросил мне на плечи свою куртку. — Я к тебе когда-то лазил, на твой балкончик в Сторожинце.
— И отца с ружьём не боялся?
— Боялся. Ещё как. Но… глаза боятся, а руки делают.
Я ткнула его локтем, ведь рядом шли Здимир с Мариской.
— Как вам вечер? — не замедлил поинтересоваться Здимир.
— Просто незабываемо, — ответила я за нас двоих. — Только у меня сейчас ноги отвалятся.
— А мы поедем! Извозчики, надеюсь, ночью не спят? Ой! — воскликнула Мариска и прикрыла от удивления ладошкой рот. — У тебя глаза горят! Как у кошки!
— Да, ну и что? Есть у меня такая особенность.
— Просто странно как-то.
— Странно спать на потолке. А это нормально. Встречается иногда.
Добравшись до сборища беседующих извозчиков, мы распрощались, расцеловались и разъехались в разные стороны. Мариска пообещала зайти завтра, то есть уже сегодня, в «Лилию» и оставить письмо для родителей.
Дверь отворил заспанный парень в мятой рубахе сo свечой в руках, видимо, из прислуги. Поклонился, зевнул, запер дверь и отправился в свою каморку.
Я вела Данияра вверх по лестнице, так как в темноте он видеть не научился, по пути мы старались не шуметь, нo это плохо получалось, потому что всё время вспоминалось что-то забавное из нашего сегодняшнего вечера, отчего нестерпимо хотелось смеяться.
Я зажгла для него все десять свечей в канделябре. А потом повалилась на кровать в позе морской звезды.