Всю оставшуюся дорогу я с ним не разговаривала, чтобы знал наперёд, кто тут главный.
У «Лилии» стояла маленькая двухместная бричка. Некрасивого бурого цвета лошадь с вылинявшей местами шкурой и нечёсаной гривой лениво жевала траву прямо с газона пани Терезии. Похоже, в наших рядах снова прибыло, и приятных хлопот у хозяйки прибавилось.
Терезия, сидящая по своему обыкновению в милой её сердцу беседке, снова окликнула меня.
На этот раз экипаж принадлежал не путешественникам.
— Разрешите представить вас, — приподнялась старушка, — это — Акинфей, наш многоуважаемый лекарь, — она указала на кланяющегося щупленького мужчину средних лет, — а это — моя спасительница Ладомира и её спутник, Данияр.
— Очень приятно, — кивнула я в ответ, намереваясь проследовать дальше.
— Да что ж вы всё время куда-то спешите? Присядьте, прошу, — она указала на свободные стулья.
Хозяйка даже не подозревала, как меня допекла эта беседка вместе с её гостями. Я вздохнула и посмотрела на Данияра. По его потухшему взгляду несложно было догадаться, что он полностью со мной солидарен.
— Чаю? Пирожных? — она уже подсовывала нам чашки и тарелки.
Как только мы присели, Данияр тут же отодвинул подальше от себя и то и другое. Посмотрев на приторный сливочный крем, пышно покрывающий бисквит, я последовала его примеру.
— Мне крайне интересно познакомиться с вами, — начал беседу лекарь. — Наслышан о таких уникальных созданиях, но впервые мне выпала возможность пообщаться с вами.
Я кисло улыбнулась:
— И откуда такие слухи?
Мужчина переложил свою серую широкополую шляпу со стола на спинку кресла и продолжил, впиваясь в меня маленькими острыми глазками:
— У маяка живёт такая дама, только общаться со мной не желает. Глупая, недалёкая женщина. Я ведь в целях науки, так сказать, для пользы дела. Шарлатанов сейчас пруд пруди, а вот чтобы доказать свои способности — так это постараться нужно.
— Полностью с вами согласен, — ответил вместо меня Данияр, очищая ножиком яблоко. — Как и в любом деле — будь ты знахарь, лекарь или король, не умеешь — не берись, — и положил яблоко на мою протянутую ладонь.
Мне показалось, что это был камень в огород лекаря, по крайней мере, я читала это в голосе и ироничном взгляде Данияра. Лекарь заёрзал на стуле, и снова впился в меня взглядом.
— Лет пять тому назад у нас на площади состоялась показательная казнь, — вмешалась Терезия. — Казни-то нередко бывают, но тот случай мне особенно запомнился. Тогда отрубили голову какой-то ведунье. Когда она голову на плаху положила, весь добрый люд увидел на её шее клеймо бесовское. Ой, страх-тo какой!
— А за что казнили-то?
— Ну, уж точно не за то, что не имелось лицензии на лечение. В зачитанном приговоре утверждалось, что она — государственная изменница. Во как, — и отхлебнула мятного чаю из цветастой чашечки.
Но приставучий лекарь опять направил разговор в нужное для себя русло:
— Расскажите подробнее, как вы это делаете? — он выудил из кармана карандаш и пожелтевший измятый листок.
— Не знаю. И вообще, устала очень.
— Пани Терезия поведала мне тот факт, что ваши глаза в темноте флюоресцируют.
— Чего?
— Светятся, иными словами. Как вы объясните сие явление?
— Если бы я знала, это было бы чудесно. Но пока вопросов становится всё больше, а ответов на них всё нет и нет.
— Значит, можно поставить на вас эксперимент и провести необходимые опыты?
— Не нужно на мне ничего ставить и проводить! Я сегодня не в настроении!
Я поднялась с кресла одновременно с Данияром:
— Пани Терезия, нас несколько дней не будет, комнату утром освободим.
— А потом вернётесь?
— Да. Не знаю, правда, когда именно.
— Тогда необязательно освобождать. Ненужные вещи можете оставить, я с вас за эти дни плату брать не буду.
— Спасибо.
— Это тебе спасибо, душечка.
Только мы поднялись наверх, я сразу же распласталась на кровати. День сегодня выдался определённо утомительным. Хотя, с тех пор, как я очнулась где-то под Вышковом, ни одного лёгкого и спокойного я и не припомню. Вот когда вернёмся домой, будем только на траве валяться. Я поделилась своими мыслями с Данияром, набирающим воду в ванну.
— Да? А деньги кто будет зарабатывать? У нас только на обратную дорогу осталось.
— Ну зачем ты всё портишь своим пессимизмом? — села я на кровати. — Слушай, так мне же нельзя светиться, куда же мне тогда идти работать?
— Значит, будешь дома отдыхать.
— Ну конечно! И при этом шинковать, варить, парить, жарить, убирать, стирать и гладить? А может, тебе еще тапочки в зубах приносить, когда с работы вернёшься? Ты не даёшь мне самореализовываться!
— Милая, заметь, я ничего этого не говорил. Сама придумала, сама завелась, сама поругалась, теперь сама и успокаивайся. Реализовывайся, сколько хочешь, только платье пыльное сними, постель испачкаешь, — он подошёл и стянул с меня через голову платье, я только послушно подняла обе руки.
Мы запросто поместились вдвоём в ванне. Немного тесновато, руки-ноги не разбросаешь, но всё жe.
— О, я придумала! — воскликнула я, сдувая с ладоней пену. — Цветочница! А? Как тебе? Уверена, у меня неплохо получится составлять букеты.
— Попробуй.
— Или нет. А если я смогу шить милые дамские шляпки, на которые тут засмотрелась, как думаешь, в Белорбреге будет спрос?
— Возможно.
— А хотя, с другой стороны… Лекарем я уже была, мне не привыкать. А там и немного по — своему подлечивать буду.
— Ага.
— Но лекарю диплом, наверное, нужен, и лицензия там какая-то. Тогда можно пойти в ученицы к ювелиру. Девушек берут, как считаешь?
— Может быть.
— Уверен?
— Ага.
— Да что ты всё ага да ага, у тебя что, мнения своего нет? Тебе совсем безразлично, кем твоя жена работает?! Я тебе вообще безразлична!
— О, небо! — Данияр схватил первый попавшийся рушник и пошлёпал в комнату, оставляя на полу мокрые следы.
Когда я вышла из ванной, за окном уже стемнело. Подсушив волосы и одев сорочку, я бросила на кресло мокрый рушник и залезла под одеяло.
— Данияр, ты спишь? — тихонько погладила я пальцем его шею.
Ответа не последовало, но я знала, что не спит.
— Ну что поделаешь, если характер у меня такой? Хочешь, спинку тебе почешу?
— Отвянь. Я даже свечи загасил, чтоб тебя не видеть.
— Ну и всё, — повернулась я на другой бок, кутаясь в одеяло. — Спокойной ночи. Сам дурак.
Но этот наглец сдёрнул одеяло на себя, оставляя мои коленки мёрзнуть. Тогда я упёрлась всеми конечностями и снова перетянула его на себя. Так мы возились пару минут, пока одеяло совсем не треснуло. Тогда мы оба захихикали, а затем и рассмеялись во весь голос.
— Даниярчик, ты терпишь все мои капризы, истерики и заскоки, — крепко обняла я его. — Ты у меня такое золотко!
— А ты — птичка. Мозгоклюйка.
На том и порешили.
ГЛАВА 17
Каков народ, таковы и порядки.
(галтийская народная поговорка)
Утром нас снова разбудил глухой стук. Ещё не успев открыть глаза, я поняла, что это стук не в дверь. Как будто кто-то царапнул окно. Показалось? Нет, вот опять. Раздвинув шторы, я увидела внизу Олехно, целящегося в окошко следующим камешком.
— Всё-всё, мы уже проснулись! — выглянув, крикнула я.
— Лошадей ваших привёл! — гаркнул он, показывая на уже осёдланных лошадок. Рядом стоял и его серый в яблоках конь.
— Ты сегодня в седле? Даже удивительно!
— Короче, я на скачки, дальше сами разбирайтесь!
— Хватит орать! — присоединился высокий голос Терезии. — Постояльцев всех разбудите!
— Уже разбудили! — присоединился еще один женский голос.
— Да Терезия громче всех! — добавил мужской.
Я закрыла окно, чтоб не слышать этой какофонии.
— Данияр, а мы ведь тоже на скачки собирались.
— Собирались, да не собрались. У нас ещё вещи не сложены.
— Тогда поднимайся.
Я натянула серое саржевое платье с белым воротником (что ж поделать, дорожным костюмом я ещё не обзавелась) и заплела волосы в две тугие косы. Затем мы сложили всё необходимое в седельные сумки, в том числе предоставленные заботливой хозяйкой одеяла и кой-какие припасы, даже старую медную кастрюльку с одной ручкой.
Накинув плащ, я вскарабкалась в седло. Первой не спеша шагала Котлета, я волочилась следом верхом на Инее, иногда поклёвывая носом и стараясь не терять Данияра из виду.
Утро выдалось пасмурным и туманным. Я пришла к выводу, что если начнёт накрапывать дождик, то придётся отложить поездку до лучших времён, но всё обошлось. В городе народу было совсем мало, даже половина лавок оказалась закрытой, не смотря на довольно-таки позднее утро. Однако, свернув на широкую Рябиновую улицу, мы поняли, куда делось всё население. На специально оборудованной площадке стояло несколько десятков лошадей и экипажей, охраняемых расхаживающими взад-вперёд странниками. Чуть поодаль виднелось такое скопление народу, что яблоку негде было упасть. Судя по доносившемуся шуму, улюлюканью, выкрикам и рукоплесканиям, происходило там что-то интересное. Мы спешились и повели за собой лошадей к расставленным в ряд столбикам.
— Стоянка платная, — услышала я над ухом мужской голос, привязывая Инея к одному из свободных столбов, и обернулась.
— Три гроша, и ваши клячи под охраной, — продолжал, нагло улыбаясь, усатый стражник в ярко-красном мундире.
Вход на скачки был свободным, но протолкнуться внутрь свистящей и улюлюкающей толпы было просто невозможно, поскольку состязания уже были в самом разгаре. Данияр поднял меня, усадив себе на плечи, чтобы я смогла хоть что-нибудь рассмотреть. Сначала я долго любовалась вышколенными красавцами-скакунами в нарядной сбруе, нарезающими круги по идеально ровным дорожкам. Всадники не отставали от них в грациозности и ухоженности. Белые перчатки, узкие серые костюмы, высокие сапоги. Немного повернув голову, я заметила сидящую в отдельно располагающейся ложе галтийскую знать, расположившуюся в мягких креслах под навесами. Вокруг них по струнке стоял караул. Теперь я стала рассматривать туалеты дам, высокие, украшенные перьями причёски, серьги, перстни и ожерелья, блиставшие, даже не смотря на отсутствие солнца.