стью закрыты. В гардеробе Ветраны сложно было найти что-либо более целомудренное, а мне, в отличие от соседки, совсем не хотелось привлекать к себе внимание. Затем я решила выстирать свою одежду, зная, что накидка мне может понадобиться в любой момент. Развешивая для просушки длинный пояс, я обнаружила, что в нём что-то есть — жёсткое и колющее пальцы. Тогда я взяла кухонный нож и распорола ткань. В мою ладонь выпал массивный медальон, похоже, из серебра, и лоскуток выделанной воловьей кожи с надписью. Я поднесла его ближе к глазам. Не смотря на то, что чернила размазались и местами совсем стёрлись, царапины от острого металлического пера были видны достаточно хорошо:
«Старброд. Ольховый переулок, шестой дом. Белава»
Что это значит? Я знала, что со мной случится беда, и предусмотрела своё возвращением Белава — это я? Полемон обещал, что через несколько дней мы будем в Старброде. Там всё и разъяснится. По крайней мере, только на это я и надеюсь.
Рассматривая серебряный медальон, я поняла, что на нём то же изображение, что и на моей шее. Хоть я и не могла вспомнить, что оно означает, но чувствовала радость и облегчение, надев медальон на шнурок и поместив на шею под платье, словно воссоединилась с чем-то родным и жизненно необходимым.
Когда я оделась и вышла из шатра, Ветрана вовсю кокетничала молодым человеком, хихикая и поправляя «невзначай» сползающее с плеча платье. Увидев возвращающихся музыкантов, мужчина подкрутил ус, лихо, вопреки своему немалому весу, вскочил в седло и умчался, посылая девушке воздушный поцелуй.
— Я те щас плётки задам! — не на шутку разъярился Володримей, потрясая плетью у носа дочери. — Вертихвостка! Видела бы твоя мать!
— Разве я виновата, что меня все любят?
— В монастырь отдам, мистагогам огороды копать будешь, распутница!
Мне совсем не нравилось быть свидетельницей семейной сцены, поэтому я быстренько нырнула в шатёр.
— Чего он строгий такой? — поинтересовалась я у вертящегося перед зеркалом Галтея.
— С ней ещё пожёстче надо. Такая влюбчивая, что ни одного мужика не пропустит.
— Потому что имечко подходящее — вот и ветер в голове, — добавил Вьюр.
— Ага. Лучше б сразу Гулёной назвали, или — Беспутой!
Парни засмеялись. А я не унималась:
— А вы, небось, сами тем счастливчикам завидуете?
— Смеёшься? Чтоб Володримей руки повыдергивал? Да в каждом поселище девок — пруд пруди, выбирай любую!
Полемон, шутя, ткнул его локтем:
— Ты, Вьюрик, за себя говори. А у меня только одна — Ольжина. В Старброде живёт, истосковалась уж вся, наверное. Вот возьму и женюсь! Слово даю, небо — свидетель!
— Да кому ж такой муженёк нужен, — смеялись парни. — Без деньгов да в разъездах!
После обеда отец с дочерью уже беседовали тихо-мирно, как ни в чём не бывало. Остальные репетировали. Должно быть, к подобным выяснениям отношений и частым скандалам они уже привыкли.
Народ стал собираться на представление одновременно с закатом солнца. Мужчины настраивали инструменты и зажигали факелы, вгоняя их в землю по периметру намеченной для выступления площадки.
В шатре Ветрана долго крутилась у старого треснутого зеркала, напевая и расчёсывая пышные волосы. А я от нечего делать сидела на тюке с одеждой и развлекалась с собаками — Айкой и Чарой, уже наряженными в пёстрые юбочки с бантами и оборками. И вскоре у меня уже получилось наладить с ними контакт. Собаки с радостью выполняли все мои мысленные просьбы и призывы: кружились на месте, прыгали на задних лапах и даже забавно ползали.
— Отец! Иди сюда, скорее! — закричала Ветрана.
В шатёр вбежал Володримей.
— Как ты это делаешь? — Ветрана показывала на собак пальцем, глядя на меня в упор.
Но я уже отвлеклась, и четвероногие комедиантки остановились.
— Не знаю, не могу объяснить. Просто чувствую их. Если захочу, то могу проникать в их разум, и позволяю слышать себя.
— А говорила, ничего не умеешь, — обрадовался Володримей. — А с лошадью сможешь?
Я вспомнила свой опыт на городской площади:
— Можно попробовать…
— Так, быстренько собирайтесь-наряжайтесь, народ собрался. Как солнце сядет — начнём, — затараторил Володримей и выскочил из шатра.
Мне собираться-наряжаться не хотелось, и потому я так и осталась сидеть на месте, положив на руку подбородок и прислушиваясь к вечернему стрекоту цикад.
Вскоре совсем стемнело, лишь факелы бросали слабые отблески на полотняную стенку шатра. Сначала я услышала музыку. Судя по тому, что голос какого-то из инструментов на время замолкал, я решила, что парни ещё и развлекают народ жонглированием, акробатикой и прочей ерундой.
Когда музыка совсем стихла, Володримей объявил:
— А сейчас, дорогие друзья, для вас выступят очаровательные, обворожительные, несравненные Бажена и Ветрана! Ита-а-ак, встречайте!
Раздались редкие нестройные рукоплескания.
Ветрана «натянула» на лицо дежурную улыбку, взяла меня под руку и шагнула на улицу.
Но не успела я и шагу ступить, как рукоплескания стихли, а голоса свирели и волынки жутко сфальшивили, отдавая резью в ушах. Володримей подскочил к нам, шепнул Ветране: «Давай!», а меня поволок в совершенно противоположную сторону.
— Твои глаза горят, как две луны, — испуганно зашептал он, как только мы отошли на приличное расстояние.
Я не знала, что ответить. Считать ли это изысканным комплиментом или изысканным ругательством?
— Эдак ты мне весь народ распугаешь. Иди вон, лошадей посторожи, — кивнул он в сторону мирно пощипывающих траву лошадок. — А то кто их знает, этих местных — сведут ещё.
Я вздохнула и поплелась через поле. Не дойдя нескольких шагов до лошадей, я легла на траву и принялась рассматривать звёздное небо, покусывая сорванную травинку. Издали доносилась весёлая музыка, восторженные окрики и громкие рукоплескания — похоже, Ветрана уже исполняла свой соблазнительный танец.
Мне хотелось уйти ещё дальше, дальше от селений, от людей, от музыки. Чтобы в тишине и одиночестве наслаждаться этим колдовским зрелищем — простирающимся от горизонта до горизонта бархатным покрывалом небосвода, усыпанного мириадами мерцающих звёзд, и бледным величественным диском луны, хозяйки ночи. Стараясь ни о чём не думать, я закрыла глаза, подставляя лицо лунному перламутру. И так хорошо и покойно стало на моём сердце, словно я вернулась домой, обрела забытых родных и потерянную на пыльном пути душевную гармонию.
Ближе к ночи, когда музыка стихла, я поднялась и нехотя побрела к шатру. Народ уже расходился по домам. Вьюр тоже шёл по дороге в поселище, весело болтая и обнимая пышненькую девушку с тугими русыми косами. Полемон и Галтей убирали факелы, складывали музыкальные инструменты и незатейливые декорации, а Ветраны нигде видно не было.
Заметив моё возвращение, Володримей поспешил навстречу. Я уж собралась извиняться за тo, что оказалась бесполезной, но, к моему удивлению, он и не думал упрекать меня.
— Ты как там, не замёрзла?
— Нет, всё хорошо. Я спать пойду.
— Лучше с Ветраной в кибитке ложитесь — там теплее. И комаров меньше. Ну, чего нос повесила?
— Да уж лучше умереть, чем не знать, кто я и ничего не помнить.
— Я знаю, кто ты. Нетрудно догадаться, что ты — Лунная Дева.
— Кто?
— Лунная Дева, Лунная Жрица, Лунный Оракул — называй, как хочешь. Ещё в детстве мать рассказывала мне легенду о Лунной Деве. О том, как рыбак ночью у моря нашёл прекрасное сверкающее одеяние, решил отнести его домой и продать за большие деньги. Но вдруг услышал чудесное пение и обернулся. Из моря выходила прелестная девушка и пела песнь о ночной тишине и лунном свете, и глаза её мерцали, как две луны. «Кто ты?» — спросил сражённый её красотой рыбак. «Я — Дочь Луны, одна из её оракулов», — отвечала прекрасная девушка. «Пойдём со мной, о, прекраснейшая из дев», — рыбак не мог отвести взор от сверкающих глаз и светящейся серебром кожи, — «Клянусь, я сделаю всё, чтобы ты была счастлива!» «Ты не знаешь, что говоришь», — возразила девушка, — «Мне нужно возвращаться, отдай мою одежду, прошу». «Нет. Спой ещё для меня. И спляши — тогда, быть может, отдам». «Кто ты такой, чтобы сомневаться в словах Богини?! Я накажу тебя за твою дерзость!» — разгневалась девушка. Рыбак почувствовал, как трудно ему становиться дышать, и как кружится его голова, и болит всё тело. Тогда он упал на колени: «Прости, я не хотел обидеть тебя!» — и протянул ей одежду, и с восхищением провожал взглядом чудесную лунную девушку, шествующую к маяку. И ему казалось, что это дивный, прекрасный сон, — Володримей на мгновение задумался. — Я никогда не встречал Лунных Жриц, но ты — точно одна из них. У тебя серебром горят глаза, и ты можешь подчинять себе животных, а может, и людей.
— Не знаю, Володримей, прав ты или нет. Но точно знаю, что мне нужно в Старброд.
— Так не вопрос, домчим. По пути выступать будем. Дня три — и мы в городе.
Я улеглась в кибитке на расстеленные одеяла, но через пару минут услышала какую-то возню на улице и выглянула. Рядом с шатром, поправляя волосы, стояла Ветрана, но я успела заметить и парня, который при моём появлении живо метнулся в тень кустов.
— Ветрана, может, спать уже пойдём? Завтра в путь.
— Я это… Хочу в поселище сходить, погулять. Я тут с таким красивым парнем познакомилась! — она подошла ближе и понизила голос. — Высокий, кудрявый — ну просто душка! Он меня в гости зовёт.
— Ты что, серьёзно собралась идти?
— Нет, конечно. Что я, дурёха что ли совсем? Я сразу сказала, что мне нужны серьёзные отношения.
— А он?
— Колечко подарил. Вот, смотри.
— И?
— В общем, я ненадолго, скоро вернусь. А ещё он мне серёжки обещал. Серебряные. Только отцу ничего не говори.
— А когда увидит?
— Скажу, нашла.
Я покачала головой и отправилась спать.
Однако не прошло и часа, как Ветрана вернулась, расстилая одеяло рядом со мной.
Я открыла глаза и, благодаря моему отменному ночному зрению, заметила у девушки хороший фонарь под глазом.