— Давай немножко посидим ради приличия, а потом смоемся под шумок, — шепнул Данияр, и я кивнула.
На столах отсутствовали ложки, вилки, ножи и мелкие тарелки, не говоря уже о рушниках и салфетках. Зато глиняных и деревянных кружек было столько, что их можно было бить не жалея и тянуться за следующими. Кружки не уставали наполняться крепкими напитками и подниматься вверх за здоровье молодых.
Принюхавшись и попробовав на вкус мутноватую жидкость, я сделала вывод, что это такой сорт местного пива. Сидящий напротив меня парень с ромашкой за ухом, подпирающий рукой круглую щёку и лениво жующий зелёное перо лука, пояснил, что это — эль, в отличие от пива в нём не используется хмель, только ячмень, дрожжи и мёд по вкусу. И сразу же протянул мне следующую кружку. Однако пиво из бузины пробовать я не рискнула, сомневаясь в умении этих доморощенных пивоваров.
Овощи и всякая зелень были сложены горками на широких деревянных блюдах, стоящих в центре, ломти грубого хлеба громоздились прямо на льняных скатертях. Жаркое из баранины, до этого жарящееся на вертеле над стеной огня, подали в общих глубоких мисках. Только есть его руками было, мягко говоря, неудобно. Постреляв по сторонам глазами и убедившись, что за мной никто не следит, я тихонько вытерла руки о край скатерти. Подняв глаза, встретилась взглядом с Данияром. Не успела я подумать, не покраснеть ли мне, как он тут же последовал моему примеру.
Как только приглашённые музыканты приняли по нескольку кружек эля и схватились за инструменты, наступило безудержное веселье и просто-таки дикие пляски. Жених, в конец осмелев, а может, и перебрав, начал выписывать кренделя ногами, чуть ли не катаясь по земле и не становясь на голову, хотя пару раз у него это получилось.
Мы с Данияром переглянулись и поняли, что момент настал. Вышли из-за стола, взялись за руки и запрыгали, как козлы, в сторону калитки. Отвязать лошадей и вскочить в седло было минутным делом.
Поселище мы миновали галопом, оставляя позади клубы пыли. Не то что бы нам в нём не понравилось. Просто время терять не хотелось, лучше добраться до Златоселища засветло. А еще я решила, что на обратном пути завезём молодожёнам какой-нибудь подарок, купленный в городке. Данияр не спорил на этот счёт. Но добавил, что такой свадьбы нам точно не надо.
В следующем поселище встречный люд махал нам руками, кланялся и желал всех благ и нескучной брачной ночи. Тут только до нас дошло, что с лошадей пора снимать цветы и ленты. А розу в моих волосах по просьбе Данияра я всё же оставила.
Следующей запланированной остановкой являлось Златоселище, до которого нам удалось добраться довольно быстро. Городишко был простецким и небольшим, но не бедным. Особой роскошью не блистал, но дороги были не разбитыми, домики — ухоженными, а заборы — ровными и свежевыкрашенными. Лавок, кабаков и мелких лоточков встречалось великое множество. Проезжая по узкой мощёной улочке мимо постоялого двора, мы посоветовались, и я решила остановиться здесь. Расположимся, дадим отдых лошадям, а потом уж отправимся на поиски кузнецовой дочки.
При ближайшем рассмотрении двор показался мне не постоялым, а проходным — так много вертелось в нём народу. Нам пришлось подождать, пока хозяин спустит по лестнице страшного неплательщика и должника, освобождая для нас комнатушку. Хозяин ещё немного поворчал в ответ на мою настырную просьбу о выдаче чистого постельного белья, но всё же согласился, посчитав это требование законным. Открыв тяжёлым ключом дверь, я брезгливо переступила порог. Но мои волнения оказались напрасными. Здесь было не хуже, чем в Кечиньской «Хитрожёлтой Луне», даже пыли меньше. Бросив вещи на пол у кровати, я достала клочок бересты с криво нацарапанным адресом, узелок с деньгами и гостинцами для Кастусёва внука, и мы отправились искать Нагорную улицу.
Заприметив в центре города выступление комедиантов, мне сразу вспомнилась Ветрана с развесёлой компанией, и я ощутила, как сильно тоскую по дому. На главной площади балаган развлекал публику, чуть поодаль ребятишки и взрослые занимали очередь, чтобы прокатиться на ярких качелях-каруселях, и повсюду бойкие торговки предлагали уложенные в наплечные лотки товары: леденцы, орешки, семечки и пирожки, начинённые всякой всячиной.
Нагорная улица находилась практически в центре, нам удалось разыскать её без особого труда. Постучав в первую попавшуюся дверь, я спросила у молодой, но замученной и уставшей женщины, не она ли является Миртой. Женщина молча показала пальцем вверх и захлопнула дверь, из чего я сделала вывод, что нам нужен второй этаж.
Такую же дверь на втором этаже распахнул лысоватый мужчина с аккуратной бородкой.
— Здравствуйте, не подскажете, где найти Мирту? — начала я.
— А вы, собственно, кто?
— Мы из Ковани едем, гостинцы от Кастуся везём.
— А-а, родственники, значит? Входите! — он втащил нас в комнату.
— Мы не то чтобы родственники…
— Мирта к подруге отправилась, — не слушал он меня, — велела кашу каждые пять минут помешивать. Каша сгорела, а жены всё нет. Они с Томилой такие тараторки! — мужчина почему-то одевал сюртук. — А мне выйти нужно, с Казимиром договорились на шесть. В общем, посидите минутку с сыном, а Мирта сейчас вернётся, — он схватил с комода шляпу и выскочил за дверь, прежде, чем я успела сообразить, чем это пахнет.
Тут же раздался детский плач. Только сейчас я заметила, что в углу стоит мальчишка лет четырёх в коротких штанишках на подтяжках и взъерошенными волосами.
— Тише, не плачь, — присела я рядом. — Мы гостинцев привезли, от деда.
— Каких? — мальчуган потёр кулаком нос и всхлипнул.
— Не знаю, сейчас глянем. Данияр, ну что ты стоишь, как не родной? Подай узелок.
Данияр рассеянно протянул мне узелок и сел на высокий, обитый старой кожей стул:
— Не нравится мне эта затея. Почему мы должны с ним сидеть? Давай, ну не знаю, к стулу, что ли, привяжем, чтоб не убежал. А мать скоро вернётся.
— А-а-а! — испуганно завыл малыш, пятясь в тёмный угол.
— Не бойся, дядя шутит. Вот, возьми конфетки, — я протянула ему горсть леденцов. — Да ладно, подождём уж пять минут.
Прошло пять, десять, двадцать минут… Мальчишка уже давно стрескал конфеты и распотрошил весь узелок, а родители всё не возвращались. Вскоре он опять начал хлюпать носом.
— А хочешь, выйдем твою маму на улицу встречать? — я надеялась чем-нибудь отвлечь его там.
— Ул-л-ла-а! На улицу! — заверещал он и босиком выскочил за дверь.
Мы бросились вдогонку, перескакивая сразу через несколько ступеней.
Выбежав, мальчишка принялся гонять по двору, наматывая круги, визжа от радости и размахивая руками.
— А знаешь, что? Давай к дереву его привяжем и спать пойдём, пусть родители сами разбираются, — снова начал Данияр.
— Да что ты заладил: привяжем да привяжем, тебя что, в детстве всё время привязывали?
— Не помню. Но другого выхода я пока не вижу.
— Это всего лишь ребёнок, ему просто не хватает внимания. Давай сходим, покатаемся на качелях, здесь ведь совсем рядом. Это лучше, чем ждать на улице, к тому же он опять начинает хныкать.
Сорванец и вправду перестал наматывать круги и сел на землю, обняв коленки. Я заметила, как дрожит его подбородок.
— Мама скоро придёт, а пока можем на качелях покататься. Хочешь?
— Ул-л-ла-а! Хатю! Хатю на кателях!
Настроение у него менялось чаще морского ветра, он снова расправил плечи и побежал, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге. Я, как курица-наседка, бросилась следом. Но Данияр схватил меня за руку и не сдвинулся с места.
— Но он же на улицу побежал! — пыталась я высвободить руку, беспокоясь, чтобы сорванец не потерялся или не прыгнул под копыта лошади.
Но через пару минут он сам вернулся, заглянув во двор:
— Эй, вы где? На катели хатю!
— Пойди сюда, — приказным тоном произнёс Данияр.
К моему удивлению, мальчишка подошёл, спрятав за спину руки.
— Мы никуда не пойдём, пока ты не научишься себя вести.
— Ы-ы-ы, — начал было хныкать карапуз.
— Или ты идёшь домой и там плачешь, или ты становишься хорошим послушным мальчиком и идёшь вместе с нами на качели.
— Я — паслусный, — сразу же успокоился он, блистая хитрыми глазёнками.
Тогда Данияр присел, взял его на руки и посадил себе на шею. Этот вариант мне понравился, можно было не волноваться, что он снова убежит или потеряется.
До площади мы добрались быстро. Малыш выбрал карусель со стоящими на ней деревянными лошадками, катающимися по кругу, и я примостилась рядом. Не знаю, какой мастер вырезал этих лошадей, но у них были такие страшные морды, что доведись мне увидеть их среди ночи, пришлось бы пить сердечные капли. Но малышей это ничуть не смущало, все с удовольствием держались за деревянные гривы, размахивая ногами. Мне же после нескольких кругов сделалось совсем дурно. Данияр стащил меня с карусели, не дождавшись её остановки:
— Тебе плохо? Совсем позеленела…
— Сейчас отдышусь…и…это… катайся лучше ты…
— Не хочу я кататься, мне не пять лет! А давай его к карусели привяжем, сам пускай катается, хоть до утра!
— Не беси меня! Лучше попить купи. Хочешь пить? — повернулась я к мальчику.
Но того и след простыл…
Повертев во все стороны головой, мне так и не удалось его обнаружить.
— Данияр… мы только что потеряли чужого ребёнка, — я почувствовала, как на лбу выступает холодный пот.
— Успокойся, далеко не ушёл. Разделимся, я — направо, ты — налево. Встречаемся здесь же.
Я стала пробираться сквозь толпу, поднимаясь на цыпочки и высматривая нашего мальчишку. Один раз я ошиблась, схватив малыша в таких же штанишках, но на извинения для его опешивших родителей времени не было, и я поспешила дальше. Заметив у лотка с напитками усатого стражника, я, не раздумывая, направилась к нему:
— Помогите, пожалуйста, ребёнок потерялся!
— Имя, возраст, особые приметы?
— Ребёнка?
— Ну не ваши же, наверное.