— Зачем подарки? Они уже разбежались, — махнул он рукой.
— Как разбежались? Свадьба день назад была!
— Да поругались, прям на свадьбе, когда нужно было друг друга ласковыми словами называть.
— И где логика?
— Когда рыбки-птички-солнышки закончились, жених свою молодуху «пышечкой» назвал. А та обиделась, что толстухой дразнит, и выдала всё, что о своём дурне думает. Ну, а тот в ответ. В общем, поругались, да по мамкам разбежались.
— Это ничего. Помирятся. Нужно с ними поговорить.
— Лада, — жалобно протянул Данияр, — а можно они сами разберутся, без тебя?
— Можно, можно. Я просто так сказала.
— Так что? Едем или тут заночуем?
— Едем. До Ковани всего ничего осталось.
Я ехала первой, во-первых, потому что хорошо видела в темноте, а во-вторых, потому что бесстрашная Котлета была такой же отчаянной. Иногда я начинала дремать в седле и даже клевать носом, но кобыла уверенно шагала вперёд. Следом тащился ведомый ею Иней.
Когда мы подъехали к Ковани, уже близился рассвет. Кузнец долго не отвечал на стук в ворота, тогда Данияр перепрыгнул через невысокий заборчик и забарабанил в окно.
— Да иду я, иду! — забурчал за дверями Кастусь. — Неужто до утра неймётся?
Вскоре он показался из-за приоткрытой двери с голым торсом и дубиной наперевес.
— Прошу прощения за беспокойство, — Данияр на всякий случай сделал шаг назад. — Да только к утру мы уже будем лежать у тебя под забором.
— О, какие господа пожаловали! — кузнец отбросил дубину и распахнул объятья. — А я-то думаю, кому там срочно в кузню понадобилось? Авось, разбойники какие? — и поспешил открыть ворота. — Как съездили?
— Можно завтра, а? — я, как полуживая медуза, сползала в руки Данияра. Вслед за этим разрешила донести меня до кровати и поухаживать: стянуть платье, башмаки и укрыть одеялом. Всё. После я провалилась в глубокий сон.
Спали долго, но Кастусь нас не тревожил, занимаясь своими делами в кузне. Однако ближе к полудню он не выдержал и открыл ставни. Комната сразу же наполнилась светом, что заставило меня натянуть одеяло до самой макушки. Сон улетучился, но вставать всё равно не хотелось. И всё же хитрый Кастусь знал, как воздействовать на людей. Сначала он гремел посудой, а потом приоткрыл дверь в нашу комнату, и мне ничего не оставалось, как вылезти из тёплой постели и потянуться за платьем, чтобы идти на доносящиеся из кухни аппетитные запахи.
— Просыпайся, — потрепала я Данияра по голове, — у меня уже есть план действий на сегодня. Сначала есть, потом в баню, потом опять есть, потом придётся выстирать грязные вещи, хоть и не больно хочется, потом снова есть, потом спать.
— Хороший план, мне нравится, — выглянул из-под одеяла Данияр. — Я, пожалуй, сразу перейду к последнему пункту. Подожди-ка, — он придержал платье, не давая мне одеть его. — Да ты вся в синяках!
— Так уж и вся. Местами.
В итоге мой план не был приведён в исполнение, поскольку Кастусь настойчиво лечил меня разными примочками и настойками, а Данияр полдня прикладывал всю меня к капустным листьям. Я и сама поучаствовала в этом, растирая ушибленные места своими золотыми ведьмарскими ручками, чтобы синяки сошли, и шишки быстрее рассосались. Что конкретно помогло — остаётся только догадываться, но к вечеру я уже выполнила большую часть задуманного, только лишь поспать пока не удалось.
Ближе к вечеру мы отправились к речке. Сначала я, как оракул, предрекла горе-рыбакам неудачный день. Но они и не думали собирать манатки, поверив лишь тогда, когда рядом с ними мы начали купать лошадей. После Данияр катал меня на лодке, и мне это до безобразия нравилось. Найдя чистый песчаный берег без камышей и ила, мы вдоволь накупались в реке, не смотря на прохладную воду. Вернувшись домой, я обнаружила прихорашивающегося перед отполированным медным тазом Кастуся.
— Никак, на свиданье собрался? — поправила я воротник его кремового сюртука.
— Не угадала. На праздник. Готовы?
— Что еще за праздник?
— Первый день осени. Мы всегда проводим в этот день сливовый пир.
Я замялась.
— Пойдёмте, будет весело! — продолжал настаивать кузнец. — Все соберутся в саду, столы накроют. Посидим, обсудим сообща поселянские дела…
— Мы точно там будем не к месту. Сам говорил, что и тебя не особо жалуют.
— А я с собой столько сливовой наливки возьму, что примут нас, как родных, вот увидишь — вмиг зауважают!
— А что ещё нужно туда брать?
— Да все берут чего-нибудь сливового. Я вот испёк бы пирог, да не умею, — он хитро посмотрел на меня.
— Ладно, намёк понятен. Я сегодня добрая. Неси сливы, только без косточек, муку, яйца, мёд, молоко и дрожжи.
Пока выпекался пирог, я расплела волосы. Не придумав, как их уложить, решила идти с распущенными, ведьмарка всё-таки, зачем же уходить от образа и людей разочаровывать? Пусть им будет, о чём посудачить. А вот платье — совсем простенькое. Единственное нарядное, с едва отмывшимися пятнами травы, еще сушится возле баньки. И никаких украшений, кроме колечка и медальона, с собой нет. Хорошо мужчинам: помылся-побрился и всё, уже нарядный.
В большом саду рядами стояли накрытые белыми скатертями столы, вокруг которых суетились женщины. Мужчины курили в сторонке, свободно расположившись на траве. Детишки, собравшись, как воробышки, в стайку, прыгали в скакалку и играли, стараясь разговаривать в полголоса и не злить взрослых. Сложив за спину руки, мистагог расхаживал от одной компании к другой, наблюдая за людской суетой и раздавая советы.
При нашем появлении все замолчали, провожая нас удивлёнными взглядами.
— Вечер добрый, — начал Кастусь, — прошу любить и жаловать — Ладомира и Данияр, мои наилучшие друзья, — и поставил на стол корзину с пузатыми бутылями, а я положила на льняную салфетку пирог.
Мужчины одобрительно зашумели, а женщины похвалили мою выпечку.
Всё, чем был богат стол, не обходилось без входящих в состав слив: компоты, варенья, пирожки и ватрушки, утка с черносливом, блинчики со сливовой начинкой, маринованные сливы, сушёные, пареные, с мёдом. По правде сказать, такое однообразное меню отнюдь не пришлось мне по душе. К тому же, я была уверена, что к завтрашнему утру у меня появятся пациенты, страдающие кишечными коликами.
В общей беседе за столом я не участвовала, зато ловила на себе испуганные взгляды женщин, удивлённые — детей и заинтересованные — мужской половины населения.
Лойко, мой несостоявшийся кавалер, сидел на другом конце стола, пряча подбитый глаз и бросая в нашу сторону хмурые взгляды. Но приняв изрядное количество наливки, он скоро позабыл все свои несчастья, обнимая всех попадающихся под руку девушек. И всё же обиду он затаил. Это я поняла, когда расправившийся с ужином народ, снимая с веток фонари, собрался идти на окраину поселища, дабы принять участие в танцах и прыжках через костёр. Я успела заметить, как Лойко перешептывается со своими дружками, кивая головой в нашу сторону. Поэтому, когда поселяне один за одним вставали из-за стола и выходили тянущейся процессией за калитку, я потащила Данияра в другую сторону. Мне, конечно, было любопытно, чего навыдумывал этот весельчак-затейник, но лень всё же была сильнее и потому победила.
— Тебе неинтересно посмотреть? — удивился он.
— Не-а, я лучше на тебя посмотрю. Пойдём спать. Завтра встанем пораньше — и в дорогу. К тому же, темнеет, и мне не нравится, как поселяне шарахаются от моих горящих глаз. На костёр мне сегодня совсем не хочется. В другой раз как-нибудь.
ГЛАВА 21
Никто не возвращается из странствий таким, каким он был раньше.
(галтийская народная мудрость)
— Встава-а-ай, — шептала я Данияру на ушко. — Солнце уже высоко.
— Не-а, — oн зевнул и повернулся на другой бок.
— Поднимайся, кому говорю!
— Ты — злая.
— Ты меня злой еще не видел, поднимайся!
Он, наивный, спрятал голову под подушку. Тогда я подняла её и хорошенько прихлопнула. Сдачи я не ожидала. Но получился нешуточный бой, в результате чего я превратилась в чудо в перьях, не говоря уж о кружащихся в воздухе и оседающих на пол… Теперь Кастусь подвалит за порчу имущества…
Я, как смогла, затолкала перья и остатки подушек под кровать в надежде, в случае чего, свалить всё на мохнатого Опупения.
Прощались мы очень долго, как и со всеми приятными людьми, встречающимися волею судьбы на нашем пути. Обещали заглянуть, если ещё раз доведётся побывать в Галтии, и, в свою очередь, звали в гости в Сторожинец и Белобрег. На прощанье кузнец подарил мне мастерски изготовленную веточку дивной красоты, как настоящую, с тонко выкованными листочками и мелкими цветами, до которых я даже боялась дотронуться, чтобы не сломать — такими хрупкими казались они.
Выехав из Ковани, мы направились по широкому ровному тракту на юг. Красоты природы уже не вдохновляли, я совершенно перестала обращать на них внимание, желая скорее добраться до цивилизации.
Данияр по моей просьбе рассказывал мне о наших общих друзьях, знакомых и родственниках. Я уже точно решила для себя, что нет смысла возвращаться в Обитель, нужно жить дальше, в том мире, который я заново открываю для себя. А ещё мне пришлось заочно, не зная и не помня людей, решать, кого стоит пригласить на свадьбу. Большое и пышное торжество править мы не планировали, чтобы не превращать сие мероприятие в балаган. Но близких родичей уже насчитывалось с полсотни, не говоря о дальних, к обсуждению которых мы еще не приступали.
— Не хочется мне толпу развлекать. Давай — только ты и я.
— Поверь, я тоже этого хочу, — согласился Данияр. — Вот пойдём у твоих родителей благословения просить, так они еще сотню свояков припомнят, и мои не отстанут, чтобы никого не обидеть.
— А мне всё равно, пусть обижаются. Моя свадьба — что хочу, то вытворяю.
До знакомого не с лучшей стороны поселища, со страдающей всеми хворями бабкой, мы добрались еще засветло. К несчастью, нас там уже поджидали. Заметив нас, моя бессменная пациентка вскочила со своего наблюдательного поста у колодца и бросилась нам наперерез, размахивая зажатыми в руках вилами. Я же сильнее сжала бока Котлеты, хорошенько хлопнув её по крупу. Котлета недовольно клацнула зубами, но ускорила ход, послушно пускаясь в галоп. Позади я слышала глухой стук копыт Инея, который не желал отставать от подруги.