С трудом прицелившись он выстрелил. Взрывная волна отшвырнула их с Пентоном в глубь расщелины.
Гигантский столб голубого пламени взметнулся до небес. Огненный вихрь поглотил водородный ручей, а кислородный песок, расплавившись, вскипел и слился со стеной огня, которая устремилась вдоль берега озера. Через миг уже все озеро пылало.
Тысячи существ устремились к огню. Толкаясь, они катились к источнику тепла, где их ждала мгновенная смерть.
Пентон перекрыл кислород в скафандре Блейка и потащил приятеля за собой. Через сотню метров Блейк потряс голой и приоткрыл вентиль.
— Черт, опьянел от кислорода… Эй, что это?
— Давай, давай! Не открывай клапан слишком сильно. Надо добраться до корабля, пока этот костерок не погас.
Когда Пентон захлопнул тяжелую крышку люка шлюзовой камеры, они с облегчением вздохнули.
— Что это было? — спросил Блейк.
— Вода! Водород и кислород не могут соединиться при отсутствии воды, а друзеги здесь поработали так, что ее совсем не осталось. Твоя фляга и послужила затравкой. Вот так. Ну, давай в рубку. Поищем планету с более теплым климатом.
ГЛУБИНА
I
Вода била из трещины тонкой струей, плотной, словно стеклянный прут, и с хрустальным звоном разбрызгивалась над приборами. Океанская толща в две с половиной мили создавала давление почти четыре тысячи фунтов на квадратный дюйм батискафа. Клиф Родни, сгорбившись в кресле пилота, уставился на струю, постепенно становившуюся толще. Он думал о том, насколько все же хорошая штука жизнь и как сера и пуста ее противоположность. Клиф Родни был молод; ему не хотелось умирать.
Всего несколько секунд назад все было в порядке. Бархатная темнота глубин за массивными иллюминаторами внушала Клифу страх, как любому человеку; но он почти не обращал на нее внимания, как и на косяки фосфоресцирующих рыб, тускло мерцавших в темноте, и рои подводных тварей, мелькавшие в яркой золотой полосе поискового луча. За время своих исследований Клиф Родни настолько свыкся с этйми представителями глубоководной фауны, что они казались ему почти дружелюбными.
Но внезапно иллюзия безопасности разрушилась. Странные изменчивые тени, в которых он угадывал новую для себя угрозу, надвинулись на субмарину темноты и мрака.
Похожие на пауков ракообразные с длинными усами спешно закапывались в донную грязь. Маленькая рыбка, одно из тех слепых и бесцветные созданий, что снабжены светящимися органами, и другие, далеко не столь безобидные, вооруженные страшными зубами, похожими на иглы, в страхе метнулись прочь. Расширяя и сжимая свои зонтовидные тела, в спешке уплывали желеобразные медузы. Даже мертвенно-бледные анемоны заняли защитную позицию, предусмотрительно сжав свои похожие на цветы короны.
С завидной ловкостью незнакомцы избегали луча прожектора. Клиф замечал только быстрое движение огромных бронированных щупальцев и убийственный блеск огромных глаз. Затем лодку сильно тряхнуло, как будто она с чем-то столкнулась. Удар пришелся в передний наблюдательный иллюминатор.
На толстом стекле появилась трещина, похожая на изогнутую серебряную ленту. Из нее забила тонкая упругая струйка, которая угрожающе росла, поскольку давление воды раздвигало края трещины все шире и шире.
Клиф машинально сделал все необходимое. Он запустил на полную мощность вертикальные винты, чтобы поднять лодку на поверхность, но лопасти винта тут же встретились с жестким сопротивлением, как будто их кто-то схватил и удерживал. Моторы отказали, и подводная лодка опустилась на дно Атлантического океана. Оставалась последняя надежда — SOS.
Клиф нажал кнопку, и аварийный буй, отделившись от лодки, быстро ушел к поверхности. Однако Клиф знал, что даже если буй увидят на «Этрурии», надвод: ной базы его батискафа, ему уже ничем нельзя помочь. Он исчерпал все свои возможности.
Теперь наступила полная неподвижность. Темнота снаружи была черной, как тушь. Клиф по-прежнему смотрел на тонкую струю воды. Отскакивающие капли рикошетом ударяли в него, но он не обращал на них внимания. Он словно впал в транс. Зрелище заворожило его, заставив забыть все происшедшее. Сознание затуманилось, в мозгу возникали странные ассоциации.
Забавно, как эта струйка воды разбивается, ударяясь о блестящий металл приборов. Совсем не подумаешь, что это так опасно. Летящие капельки падали тут и там, словно драгоценные камни, сверкая в тусклом свете электрических ламп. И звуки, которые они издавали, походили на хихиканье эльфов и фей.
Маленькое создание глубин, втянутое в трещину, взорвалось с глухим звуком, когда исчезло давление его обычной среды обитания.
У нас с ним много общего, подумал Родни. Нас одинаково легко уничтожить. Только он — человек; люди гордятся тем, что контролируют силы природы, но сейчас он — вопиющий и иронический символ этого бахвальства: его послали сюда в уверенности, что даже дно Атлантического океана покорится владычеству человека, а каков результат?
Подводная лодка слегка накренилась. Родни вгляделся пристальнее. В ярде от поврежденного иллюминатора висела пара глаз. Под ними находился мясистый клюв, который открывался и закрывался, когда чудовище всасывало воду через жабры. Черные, похожие на кнуты щупальца змеились вокруг него, как волосы Горгоны. Тело чудовища было прозрачным, и Клиф видел колеблющиеся контуры его внутренних органов.
Ничего удивительного — просто еще один дьявол глубин. Так подумал бы Клиф Родни, если бы не столь необычный вид существа, которое он видел, словно в тумане. Клювообразный рот был лишен какого-либо выражения, но взгляд больших прозрачных глаз казался осмысленным. Щупальца держали небольшой прут или стержень, заостренный с одного конца, словно клинок. Видение удалялось. Колыхаясь всеми членами, чудовище исчезло из виду.
— Стержень, — вслух пробормотал Клиф. — Интересно, откуда у него стержень?
Внезапно почувствовав озноб от нахлынувших на него эмоций, он быстро встал, погрузив ноги в воду, покрывавшую пол подводной лодки почти на шесть дюймов, и повернул выключатель; лампы померкли. Лучше скрыться в темноте, подумал Клиф, и занял свое место у иллюминатора.
И снова подводная лодка вздрогнула. Затем перевернулась. Клиф Родни вылетел из пилотского кресла и ударился о приборы судна. Ледяная вода окатила его с головы до ног.
Падая, он пытался защитить голову руками, но удар о металл вызвал судорогу, а затем оцепенение, сковавшее все тело. Электрошок, мелькнула мысль. Он попытался выругаться, но результатом был только сдавленный хрип. Отчаянно стараясь не потерять сознание, Клиф упал между приборами.
Дальше его впечатления смазались. Лодка куда-то двигалась сама собой, словно на буксире. Вода с журчанием продолжала просачиваться внутрь. Родни лежал в постоянно прибывающей воде, чувствуя на губах горько-соленый вкус. С каждым энергичным толчком судна пенная вода заливала ему лицо. Он поперхнулся и закашлялся. Только бы удержать голову над водой, чтобы дышать!
Во время очередного прояснения сознания он удивился, почему цепляется за жизнь, ведь поврежденного иллюминатора достаточно, чтобы приговорить его к смерти. Сработал ли инстинкт самосохранения, или это было более разумное побуждение — чувство ответственности, Клиф не знал. Он не был мифическим героем; как у всякого, у него имелись свои достоинства и недостатки, а мужество среди людей хотя и почетно, но ценится дешево.
Последнее, что услышал Клиф, прежде чем сознание покинуло его, — свист огромных плавников, рассекающих воду рядом с восемнадцатидюймовой броней подводной лодки.
II
Возвращение в реальный мир напоминало кошмар. Клиф Родни лежал, наполовину затопленный ледяной водой. Он все еще находился внутри своего батискафа почти на две трети затопленного соленой водой. К счастью, Клиф лежал на металлической скобе, и его голова время от времени поднималась над поверхностью воды.
Вода больше не вливалась через трещину в иллюминаторе. Вообще не ощущалось никакого движения. Стояла мертвая тишина, если не считать какого-то отдаленного прерывистого свиста.
Воздух был удушливым и настолько зловонным, что почти невозможно было дышать. Кроме того, ощущался резкий запах хлора, скорее всего из-за электролиза морской воды, которая проникла в разрыв электрической проводки. Серый люминесцентный свет просачивался через иллюминаторы левого борта, тускло освещая внутренность лодки.
Промокший насквозь, ощущающий боль во всем теле, продрогший до костей Клиф подполз к разбитому иллюминатору. За ним был воздух, а не вода. Он не погасил прожектор, и тот все еще горел, питаемый энергией аккумулятора, надежно защищенного на случай аварии.
Впрочем, нужды в свете не было. Слабое, но достаточное для освещения сияние исходило от окружающих стен помещения, в котором находилась подводная лодка. Клиф выключил прожектор.
По грудь в воде он пробрался к приборной доске, нащупал рычаг и дернул его. Вода через открывшийся клапан хлынула наружу. Журчащий звук неприятно резанул ухо. Очевидно, атмосферное давление было далеко от нормального.
Затем он попробовал открыть люк над головой, но первая попытка не удалась, и он навалился на него всем телом. Наконец люк сдвинулся, утомленный Клиф выбрался наружу и спрыгнул вниз.
Помещение, в котором он оказался, было эллиптической формы, куполообразное и совершенно пустое. В длину оно имело примерно тридцать пять футов, что в два раза превышало длину подводной лодки. Пол покрывали лужи, на стенах — капли влаги, явные признаки того, что совсем недавно оно было затоплено. В стене имелось два круглых отверстия, расположенные друг против друга, одно намного больше другого. Оба были закрыты заглушками из какого-то полупрозрачного аморфного материала.
У Клифа возникло два непосредственных побуждения: первое — понять, где он находится, второе — выбраться отсюда.
Он начал свои исследования с большей из заглушек. Она закрывала огромное отверстие и была закреплена в нем плотным клейким веществом, все еще липким при прикосновении. За ней слышался отдаленный шепот океана. Значит, это тот самый путь, через который подводную лодку поместили сюда.
После этого воду спустили через люки в полу. Поток, вылившийся из бортового клапана подводной лодки, все еще булькал в них, всасываемый, возможно, каким-то скрытым механизмом. Так, с этим все ясно.
Клиф обратил внимание на стены, пытаясь найти объяснение исходившему от них фосфоресцирующему свечению. Поверхность их была твердой и гладкой, как стекло, но вещество, из которого они были сделаны, лишь казалось стеклом. Оно имело необычный молочный, опаловый блеск, как у раковины. Напрягая зрение, он вгляделся в полупрозрачный материал.
На расстоянии в несколько дюймов проносились маленькие блестки. Какие-то морские существа безостановочно сновали взад вперед. Он понял. Камера имела две стены, пространство между которыми заполняла вода, и эти дающие свет организмы были помещены туда, чтобы поддерживать освещение. Это было просто до гениальности, но люди никогда не использовали такого способа освещения.
Похоже, в его новом окружении нет ничего, что напоминало бы вещи, производимые людьми. Стекло купольной камеры на самом деле не стекло. Его вещество напоминало внутреннюю поверхность раковины. Создавалось впечатление, что вся камера сооружена из единого куска этого материала, поскольку нигде не имелось ни одного соединительного шва, скрепляющего отдельные части купола. Заглушки, закрывающие отверстия, также были очень странными. Люди скорее всего сделали бы их из металла.
Клиф Родни уже готов был признать, что вступил в контакт с цивилизацией более фантастической, чем марсианская или венерианская. Однако если те планеты напоминали Землю хотя бы тем, что их окружала атмосфера, то в подводном мире, где он очутился, окружающая среда, вероятно, заставила морских обитателей идти по пути развития, в корне отличающемся от человеческого.
Продолжая свое исследование, Клиф обнаружил, что воздух в купол поступает через четыре трубы, проходившие через двойные стены его тюрьмы. Воздух вырывался из труб ритмичными, шипящими порывами, а затем выходил через водостоки, поскольку других отверстий, кроме этих, не наблюдалось.
Интересно, каким образом производится эта протухшая атмосфера и как его хозяева узнали, что для дыхания ему необходим кислород? Неужели они знают, откуда я появился, думал Клиф. Ведь для них земля, освещенная солнцем, так же невероятна, как четвертое измерение.
Он вспомнил электрический шок, который лишил его сознания на время похищения. Здесь производится электричество. Но как? Он не видел вокруг себя ни кусочка металла.
Клиф вздрогнул. Яснее, чем прежде, он осознал, что за барьером, который защищал его, находилась толща воды, способная моментально раздавить его.
Запоздало до него дошло, что за ним, возможно, наблюдают любопытные обитатели подводного мира. Он посмотрел на купол и убедился, что догадка оказалась верной. Вокруг полукруглой крыши на полпути к ее центральной оси находилось кольцо круглых окон из вещества более прозрачного, чем вещество двойных стен.
Хотя с первого взгляда их нелегко было различить, теперь, присмотревшись, он достаточно ясно их видел. В каждом окне маячила пара огромных блестящих глаз и извивалась масса черных щупальцев. Силуэты яйцевидных тел этих созданий выделялись в смутном свете, исходящем из какого-то непонятного источника, расположенного за ними.
Взгляд чудовищ казался холодным, заинтересованным и напряженным, хотя Клифорд Родни не мог бы с уверенностью сказать, какие эмоции, если они вообще были присущи этим существам, выражают их клювовидные рты и прозрачные глаза.
Клиф почувствовал ужас; он наконец осознал свое положение. Для этих морских созданий он, без сомнения, просто амеба под микроскопом, экспонат для исследования и изучения!
На помощь ему пришло чувство юмора, которое не покидало его в самых трудных ситуациях. Он захихикал сквозь зубы. По крайней мере до него еще никто не находился в такой необычной ситуации. Это обстоятельство должны оценить ученые, жаждущие изучать все новое и необычное. Если, конечно, когда-нибудь он сможет доложить об этом приключении начальству.
Клиф помахал рукой тем, чьи глаза неподвижно и пристально смотрели на него.
— Привет! — закричал он. — Что вы собираетесь со мной сделать? Выпустите меня отсюда!
Они не могли понять его, но наверняка догадались по жестам, что он их увидел и настаивает на внимании к себе.
Клиф Родни замерз и задыхался от прогорклого воздуха. Что-то просто обязано произойти в ближайшее время, подумал он, иначе его силам придет конец, и тогда он не в сможет увидеть продолжение всей этой истории. Сырой ледяной холод — это самое худшее. Воздух был бы не так уж плох, если бы не тошнотворный запах. Закурить бы сигарету, но где ее взять — все промокло.
Что за забавная мысль — сигареты! Неужели он рассчитывает на то, что эти яйцевидные существа обеспечат ему такую роскошь? Но поскольку здесь больше не имелось никого, к кому можно было обратиться за помощью, он продолжал выкрикивать ругательства и просьбы и махать руками, пока не выдохся.
Морские обитатели никак не реагировали. Внутренние органы колебались внутри их прозрачных тел, натянутые мембраны под клювовидными ртами вибрировали, возможно, передавая сквозь воду сигналы, похожие на речь, но он, конечно, ничего не мог слышать, а их щупальца извивались на внешней поверхности обзорных окон, производя звуки, похожие на те, что издает мышь, скребущаяся в коробке. Но Клиф не видел никакой выгоды для себя в проявлении их интереса.
Каждые несколько минут одна пара глаз исчезала, а другая занимала ее место. Овоиды изучали его почти так же, как люди разглядывают урода. Он представил, как они ждут своей очереди, чтобы его увидеть. Это было столь же забавно, сколь ужасно.
Утомившись, он сдался. Возможно, они вообще не могут ему ничем помочь. Найти бы что-нибудь сухое, чтобы согреться!
Озаренный внезапной надеждой, он вскарабкался на борт подводной лодки и спустился в люк. У него имелся маленький электрический обогреватель, но, быстро осмотрев его, Клиф убедился в его полной непригодности. Пропитанные морской водой спирали прибора отказывались работать, а у Клифа не было возможности их просушить. Поразмыслив, он решил использовать прожектор. Если прижаться к лампе, возможно, он получит хоть немного тепла.
Клиф выкарабкался из мокрого салона. Перед тем как спрыгнуть на пол камеры, он встал на цыпочки на изогнутом борту лодки и попытался заглянуть в одно из окон купола. Несмотря ни на что, его продолжало занимать, что же находится за светящимися стенами подводного зала. Но он стоял недостаточно высоко, а возможности подняться повыше не было. Он мог видеть только проблески слабого зеленоватого света за неподвижными яйцевидными тенями, которые закрывали окно.
Он соскользнул с лодки и всем телом прижался к линзе прожектора. Лучи его немного согрели — совсем немного, но достаточно, чтобы измучить себя мыслью о настоящем тепле — жаре солнечного света или огня в камине.
Он подумал о физических упражнениях, и даже заставил себя помахать руками и потопать ногами. Но тут же почувствовал, что слишком слаб, и снова забрался под защиту лампы.
Несколько минут спустя пульсирующее сияние заставило его посмотреть на окна. В одном из них он увидел существо, своим внешним видом совершенно отличающееся от морского народа. Его тело было плоским и бледным, как гриб.
Оно напоминало дубовый лист с округлыми краями. В верхней части странного тела располагалась щель рта. По обеим сторонам пульсировали отверстия жабр, а над ними на стеблевидных отростках качались крошечные глаза. По бокам туловища змеились длинные тонкие нити, блестящие, как медная проволока. А все тело этого создания светилось и мигало, как у светляка.
Через несколько секунд существо исчезло, но тут же снова появилось в окне, только повернувшись к нему широкой спиной.
Потом как будто невидимая рука с кистью начала чертить огненные буквы на бледной спине животного. Буквы составляли английские слова. Они появлялись одна за другой, выписываемые с большой аккуратностью, пока надпись не была завершена:
«Я далеко, человек; но я иду. Я хочу переписываться с тобой. Не умирай пока. Жди меня. Студент».
Если бы Клиф Родни не был так измучен, его испуг от этой странной надписи и непонятного способа ее передачи оказался бы сильнее. А так он просто решил, что это что-то вроде подводного телеграфа. Но он слишком устал, чтобы попытаться постичь принцип передачи сообщения; он просто смотрел на блестящие нити, выступающие из тела создания, которое служило всего лишь посредником чуда, и отмел слабый зародыш подозрения, непрошенно закравшегося в затуманенный рассудок.
Несомненно, этому совершенно чуждому для человека изобретению имелось логическое объяснение. Сначала Клиф не обратил внимания на то, как воспринимает буквы, и не задумался над загадкой, каким образом этот далекий представитель овоидов научился писать по-английски. Где-то скрывался простой ответ, но он не в состоянии его сейчас получить.
Однако слова послания, явно показывающие огромное физическое и психическое различие между ним и чужаками, заставили его вдуматься в их смысл. Неизвестный написал: «Я хочу переписываться с тобой» вместо «Я хочу говорить с тобой». Значит, мембраны овоидов, вибрирующие в воде, не могут произвести или донести до него звуки их речи.
«Не умирай пока. Жди меня». Выражают ли эти две простые команды наивную жестокость или… Клиф терялся в догадках. Смысл, конечно, совершенно ясен; и Клиф знал, что получил возможность изучить мышление, имеющее радикальное отличие от человеческого.
«Студент». По крайней мере в этом есть что-то знакомое. Удивительный способ, с помощью которого передавалось послание, настолько захватил Клифа, что владевшие им гнев и депрессия сами собой пошли на убыль.
Надпись исчезла с широкой спины создания, затем буква за буквой появилось второе огненное послание:
«Мы очень долго ждали появления кого-нибудь из вас, человек. Нам необходимо изучить как можно лучше вашу породу, пока ты не умер. Все, что в нашей власти, будет сделано для тебя. Возможно, то, что тебе нужно, находится за маленьким запечатанным отверстием. Открой его. Живи, пока я не приду. Студент».
Родни прочел и слабо погрозил кулаком посыльному. Тем не менее надежда придала ему силы. Он решил последовать совету. Вернувшись к подводной лодке, он достал большой нож, для экономии энергии погасил прожектор и двинулся атаковать маленькую заглушку.
Вещество, скрепляющее пробку с отверстием, было твердым, стекловидным, хотя, скорее, упругим и эластичным, чем хрупким. Клиф яростно принялся за дело, ковыряя вещество кончиком ножа. Временами казалось, что все напрасно; но когда его бурная энергия почти иссякла и перед глазами замаячили черные точки, кусок аморфного материала отвалился от пробки и гулко ударился о пол. Какое-то время Клиф лежал без сил, слушая шорох, который, он знал, был отдаленным шепотом океана. Затем, немного отдохнув, пролез в отверстие. Клиф был настолько утомлен, что почти не осмысливал вещи, которые увидел вокруг себя. Помещение было больше того, откуда он пришел. Оно представляло собой такой же перламутровый купол, оборудованный обзорными окнами, за которыми маячили гротескные фигуры морских существ, жадно наблюдающих за новыми действиями пленника. Воздух, хотя и более сухой из-за того, что это помещение не затапливалось водой, был таким же затхлым, но к прежней вони примешивался запах древней гнили, какой обычно бывает в могильниках.
На полу вперемежку валялись различные творения человеческих рук. Там имелись генератор, часть корабельной турбины, несколько скафандров, огнетушитель, книги, совершенно размокшие от морской воды, ковер и многое другое. Там даже находились два человеческих тела.
Полностью одетые, они располагались на сломанном диване. Кто бы ни был тот, кто поместил их туда, он явно попытался положить их естественно.
Клиф подошел ближе, чтобы лучше их рассмотреть. Это были мужчина и женщина, вернее их скелеты. Лица отсутствовали, вместо них скалились два черепа. Одежда женщины когда-то была белой и прекрасной, но сейчас висела истлевшими лохмотьями, на шее блестело бриллиантовое ожерелье. Эта пара сжимала друг друга в объятиях. Возможно, они умерли, обнимая друг друга, очень давно. Ужасная трагедия Атлантики…
Родни почувствовал тошноту. «Чертов музей!» Его охватило отвращение. «Чертов вонючий музей Дэви Джонса!» Он задохнулся, к горлу подкатил комок.
Но он настолько устал, что, не обращая внимания на следящих за ним овоидов, решил обрести хоть какой-то комфорт. Он вытянул из груды вещей ковер, рваный и вонючий, однако достаточно сухой. Затем стащил с себя промокшую одежду и завернулся в него. Последовавшее за этим действие было совершенно естественным: Клиф разорвал книгу и сложил обрывки в стопку, чтобы развести огонь. Он поднес к ним свою зажигалку, пытаясь поджечь, но ничего не вышло. Мелькнула искра, но фитиль был слишком влажным, чтобы поддержать пламя.
От огорчения его вдруг осенило вдохновение. Он открутил крышку зажигалки, налил несколько капель бензина на бумагу и высек искру рядом с ней. Огонь весело занялся, и уродливые тени заплясали на стенах камеры. Клиф присел рядом с костром, наслаждаясь теплом.
Только один раз он взглянул на овоидов, по-прежнему наблюдающих за ним. Можно только гадать, какое удивление испытывали жители глубин, следя за его действиями.
«Пошли к дьяволу!» — мысленно выругался он. Воздух, пропитанный дымом, пах уже не так отвратительно. Когда последние угольки потухли, Клиф плотнее завернулся в ковер и улегся на полу. Изнуренный, он моментально заснул.
III
Сквозь мрак глубин, едва заметные в темноте, быстро скользили семь теней. Эти существа одновременно походили и на ракообразных, и на спрутов. Тела их, защищенные роговым панцирем, своими очертаниями напоминали торпеду. Ряды плавников по бокам вспенивали воду, мощно толкая их вперед. Каждый из них был вооружен парой огромных клешней, похожих на клешни-лангустов, только намного больше. По обеим сторонам головы, словно вздутые щеки, вздымались протуберанцы огромных щупальцев — наиболее эффективное их оружие.
Эти чудовища не были созданиями природы. В течение многих веков одаренные существа, используя накопленные знания, работали над их способностями и сотворили чудо, создав эффективные, надежные боевые машины.
Они плыли военным строем. Самая крупная особь группы находилась в центре, а сверху, снизу, впереди и позади, защищая ее, двигались остальные. Для этого имелись причины. Стаи маленьких рыб с дьявольски острыми и длинными зубами постоянно появлялись из глубины и набрасывались на кавалькаду. Ближайшие члены эскорта резко поворачивались им навстречу для отражения атаки.
Зубами, похожими на длинные иглы, свирепые рыбы старались прокусить роговую оболочку бойцов. Но получали достойный отпор. Отброшенные назад, раненные или уже мертвые, они медленно опускались в темноту, и только сиреневые блики, мерцающие вокруг их морд, еще некоторое время сверкали из глубины.
Стражи защищали своего хозяина, который называл себя Студентом. Он сидел на особи, плывущей в центре строя, прикрепясь к спине своего «скакуна» особыми присосками на брюхе, и пригибался к нему, чтобы уменьшить сопротивление воды. Его глаза, блестевшие от нетерпения, были устремлены вперед.
Он изменил положение тела, только чтобы начертать странные символы на теле плывущего рядом с ним посланника и прочитать фосфоресцирующие ответы. Он ощущал страх и нетерпение, ибо получил весть о том, на что надеялся и чего боялся.
Мрак, покрывающий дно океана, стал понемногу рассеиваться. Впереди появился изумрудный блеск, похожий на адский рассвет. Кавалькада продолжала плыть тем же курсом, и световой ореол постепенно разгорался.
Из тумана взвешенной грязи, серой, как матовое серебро, появилась широкая донная впадина. Над ней плавали мириады крошечных светящихся существ, образуя полог зеленого света, освещающего черный мрак глубин. Этот полог явно имел искусственное происхождение.
Чтобы изобразить сцену, раскинувшуюся под ним, не хватило бы гения Густава Доре, словно видение сумасшедшего гения, она вызывала отвращение, но в то же время обладала величием и красотой.
В глубоководной долине раскинулся город — или колония. Семь стражей подплывали к нему сверху. Поверхность дна этой естественной впадины была изрыта бесчисленным множеством маленьких отверстий, заполнивших ее от края до края наподобие пчелиных сот. В них сновали по своим делам овоиды. Здесь и там высились сооружения из перламутрового полупрозрачного материала, похожие на качающиеся от движения воды шпили.
Повсюду плавали всевозможного вида существа, смутно различимые среди качающихся теней. Все они были заняты каким-нибудь одним видом работы, управляемые овоидами, которые плавали тут же, лениво шевеля плавниками.
Одни вкапывались широкими, похожими на лопаты конечностями в донную грязь. Они походили на огромных червей и, судя по форме тела, мертвенно-бледного и гладкого, использовались только для земляных работ.
Другие, изгибаясь раздутыми бесформенными телами, сгоняли в общую кучу плавающих вокруг них маленьких, похожих на эльфов созданий. Некоторые равномерно колыхали в воде своими длинными щупальцами, возможно, исполняя функцию вентиляторов. Другие были стражами, как эскорт Студента, — они охраняли колонию, снуя над долиной взад и вперед. Каждое из созданий делало то, что ему предназначалось, каждое было машиной из живой плоти, предназначенной для строго определенной деятельности.
Человек, попади он туда, был бы очарован этой чуждой для него жизнью, но Студент почти не замечал окружающего. Свет, движение, шорохи, звуки скольжения, которые достигали его органов восприятия, — все это за долгие годы жизни было ему настолько знакомо, что не вызывало интереса. Он был дома.
Взгляд студента устремился через впадину к месту, где покоился корпус лежащего на боку океанского лайнера; его форма еле угадывалась во мраке. Тонкие ленты, по виду водоросли, поднимались над ним, развеваясь, как знамена. Но это были не водоросли. На такой глубине отсутствовали растения. И фауна этого мира жила за счет органических остатков, которые поступали сверху, где был солнечный свет, где мог вырабатываться хлорофилл и где существовали как фауна, так и флора.
Крушения кораблей из верхнего мира всегда интересовали Студента, так же как нас интересовали бы другие планеты. Он проникал внутрь затонувших судов и все подробно изучал.
Из всех удивительных предметов, заполняющих их, книги интересовали его больше всего. С усердием, вниманием и любовью, которые поймет археолог, он снимал копии с этих размокших источников знания, перенося сохранившиеся части на пергамент, который мог выдержать воздействие соленой воды.
Он изучал странные сочетания символов; со временем он открыл для себя ценность словаря. И как Розеттский камень стал ключом к египетским иероглифам, так словари стали для него средством познания человеческой письменности.
И еще одно привлекло внимание. Студент направил своего «скакуна» и эскорт к скопищу овоидов, собравшихся вокруг сооружения, которое и было причиной его приезда.
Внизу высился круглый купол, наполненный живой протоплазмой. Две плотно соединенные между собой сферы, между скрепленными краями которых сверкали голубые огни. Сооружение было последним словом их науки.
Резким движением Студент отделился от спины стража. Плавники вдоль боков оттолкнули воду мощным взмахом. Толпа расступилась перед ним. Мембранные голоса зазвучали вокруг, спрашивая что-то и требуя, но он не обращал на них внимания.
IV
Студент достиг обзорного окна в куполе и посмотрел вниз. Там среди обломков своей цивилизации недвижно лежал человек. Кусок ковровой ткани покрывал его голое тело.
Волнение, страх, надежда и тревога были не чужды Студенту, и он испытал их все одновременно.
Может быть, пленник умер? Неужели его ждет разочарование? Парадоксально, но в этом случае Студент почувствовал бы облегчение. По крайней мере от врага, чьи жизненные функции остановились, не будет вреда. И все же Студент жил не только ради покоя и безопасности. Ведь благо существования очень разнообразно. Он подошел к окну в меньшем куполе и увидел батисферическую подводную лодку с удивительно гладкой металлической поверхностью и четкой точностью деталей. Овоиды не могли сотворить такое чудо.
Он терпеливо ждал, пока до него не донесся жужжащий гул толпы, напомнивший о том, что необходимо действовать. Студент повернулся к окну музейного зала. Человек проснулся. Покачиваясь, он стоял в центре зала, завернувшись в ковер, и смотрел вверх.
Два мыслящих существа, две культуры, две судьбы, две истории и две точки зрения столкнулись лицом к лицу, готовые ко всему, что могло произойти во время этой встречи. Каждый из них считал другого странным. Между ними лежала пропасть. Была ли — и могла ли быть — какая-то объединяющая их симпатия?
Студент должен был начать переговоры, и он не колебался, потому что все хорошо продумал. Из мешочка, который составлял часть его тела, он достал кусочек материала, похожего на мел. Затем, сосредоточившись на том, что сумел узнать за долгие годы обучения, написал печатными буквами на окне: «Ты произвел огонь, человек. Сделай так еще раз».
Он писал буквы задом наперед, чтобы их можно было прочитать изнутри купола.
Пленник повиновался. Бумага, капля жидкости из маленькой черной коробочки, быстрое движение, искры, и наконец — пламя! Человек поднял горящую бумагу, чтобы было лучше видно.
Студент смотрел на чудо быстрого окисления, упиваясь зрелищем, пока бумага не прогорела. Вода смыла меловые буквы с окна. Он написал другую записку: «Это огонь дает вам металл, машины, энергию — все что у вас есть?»
Если бы раньше Клифорд Родни смог представить подобную встречу, она его, конечно, поразила бы. Но он не мог даже предположить, что именно вызовет его удивление. Реальная правда была гораздо более удивительной, чем он мог представить.
Перед ним находилось создание, имеющее много общего с морскими животными — пульсирующие жабры, колышущиеся щупальца — органы, используемые в среде, совершенно чуждой тем формам жизни, которые обитают среди воздуха и солнечного света.
У этой твари было даже выражение лица — если можно так выразиться, — обманчивую бессмысленность которого нарушал только холодный блеск больших глаз. И еще мелок, зажатый в щупальцах, которым он выписывал английские слова, показывающие достаточное овладение этим человеческим достижением.
Клиф почти забыл, что его самого окружают одни загадки. Сон освежил его; и хотя он чувствовал боль во всем теле и его по-прежнему мучил холод, он не лишился присущей ему изобретательности и способности к анализу.
Он искал какой-то способ ответить своему собеседнику. Его внимание привлекла небольшая часть пола, покрытая тонким слоем морского песка. Пальцем он начертил на нем слова: «Да. Огонь вывел нас из каменного века и помог достичь нынешнего уровня. Ты правильно истолковал его пользу для нас, друг. Каким образом?»
Быстро движущиеся щупальца написали ответ: «У меня есть переведенные книги — человеческие книги. Я читал про огонь. Но мы никогда его не добывали. Мы сможем добывать огонь из электрических искр — скоро».
Родни с любопытством и страхом смотрел в блестящие глаза овоида. За ними, он знал, находился развитый мозг, мощь которого, возможно, была увеличена трудностями, с которыми тот сталкивался и которые преодолевал. Истина, скрытая за интригующими надписями, постепенно формулировалась в его сознании.
Он разровнял песок и начертил: «У вас есть электричество, стекло и даже что-то вроде радио — и нет огня. Здесь слишком влажно для огня; но как вы все-таки всего этого достигли? И ты пишешь, как человек, — каким образом?»
Студент предпочел сначала ответить на последний вопрос. «Я подражаю человеческой письменности, — написал он. — Я должен так делать — иначе ты меня не поймешь. Стекло, электричество, связь пришли от животных. Почти все пришло от животных. Мы производим животных различных видов. Мы развивали полезные навыки в разведении животных — уход за ними, селекцию, скрещивание, — долго… в течение веков».
Это было подтверждение туманной теории, которую Клиф пытался для себя сформулировать. Столкнувшись с невозможностью использования огня в своей среде обитания, морской народ пошел по другому пути — контролируемой эволюции.
Клиф вспомнил, каких результатов достигли такие люди, как Лютер Бёрбанк, экспериментируя с растениями. Подобные чудеса, правда в меньшей степени, делали на Земле и с животными. Здесь, в глубинах Атлантики, то же знание использовалось и развивалось веками!
Ничем не показывая своего волнения, Клиф начертил еще одну надпись на песке: «Электричество из живой плоти, из видоизмененной мускульной энергии, как у электрического угря или ската? А стекло из… чего?»
На поверхности купола появился ответ: «Стекло тоже от животного — от моллюска — вкладывается и выращивается, как жемчужина в раковине моллюска. И принимает такую форму, какую мы захотим. Электричество как у угря или ската? Да, я читал об этом. У нас есть животные, похожие на них, — только намного больше. Животные воюют за нас, убивая с помощью электричества. И мы получаем… электрические батареи… металл с затонувших кораблей. Стержни… протоплазму…»
Черные щупальца Студента дернулись и заколебались в неуверенности, когда он подыскивал слова, которые бы выразили его мысли о странной чудовищности чуждого ему мира.
Но Клифорд Родни узнал уже достаточно, чтобы самому догадаться: «Ты имеешь в виду, — написал он, — что вы открыли путь производства постоянного тока из живой протоплазмы? Своего рода изолированный электрический орган с металлическими деталями и сетью, чтобы проводить энергию?»
«Да».
Клиф быстро обдумал это. Такая протоплазма нуждается только в еде, чтобы функционировать, и, возможно, сама добывает себе пищу из органической взвеси в морской воде.
«Замечательно! — нацарапал он. — А связь? Животное, которое служит радио, — расскажи мне об этом!»
Студент сконцентрировал все свои силы, чтобы сформулировать достойный ответ. Он начал писать медленно, неуверенно, потому что мыслил по-другому, потому что приходилось оперировать непривычными для него понятиями и терминами. Чтобы человек мог его понять, ему приходилось пользоваться фразами и выражениями из прочитанных книг.
«Это то же самое, — начертил он. — Особенность, развитая для нашей пользы. Мы давно изучали этих животных. Мы открыли, что они могут… общаться… на… огромных расстояниях. Мы улучшили… увеличили их силу с помощью… с помощью…»
«С помощью отбора из поколения в поколение тех особей, чья сила была больше, чьи способности оказывались лучше, — подсказал Клиф. — Таким образом способности этих созданий, передающих информацию, существенно возросли. Правильно?»
«Да. Правильно, — написал Студент. — Теперь мы пишем послания на теле этих животных. Раздражение стимулирует импульсы… которые проходят через нервные клетки кожи, через мозг, через… коммуникативные органы. Другие создания, далеко отсюда, воспринимают эти импульсы. А затем снова — коммуникативные органы, нервные клетки кожи, люминесцирующие клетки. Это светящиеся клетки, которые… которые…»
Клиф понял странное объяснение, и его быстрый аналитический ум постиг идею, которую Студент пытался выразить.
«В результате люминесцирующие клетки животных-приемников, настроенные на люминесцирующие клетки передающих животных, стимулируются настолько, что излучают свет. Тогда символы становятся видимыми на спине принимающего животного в том виде, какой вы им придали. Верно?»
«Верно», — написал овоид.
Тогда Родни нацарапал на песке еще одно слово: «Подожди». В течение минуты или двух он разбирал обломки, сваленные под окном, и строил из них пирамиду. Затем, вооруженный куском доски и карандашом, найденным в кармане комбинезона, вскарабкался наверх.
V
Сперва он увидел колонию овоидов, зеленый навес светящихся организмов над нею, орды морских жителей, их сумбурную возню, батарею из протоплазмы, искрящуюся на отдельном холме, движущиеся тени живых роботов и бдительных стражей, которые патрулировали окраины города, где встретились свет и тьма, как враги, схватившиеся в смертельном объятии.
Величайшим из этих чудес был дьявол, который называл себя Студентом, отшатнувшийся при появлении человека. Вероятно, он испытал отвращение.
Но за стенами купола имелось еще кое-что, притягивающее внимание Клифа. Сквозь прозрачное вещество окна неясно виднелась огромная бесформенная масса, которая поднималась и опадала, словно дышала. Над ней, выступая из купола как огромный полог, изогнулась огромная раковина из перламутрового стекловидного материала.
Клиф напряг все свои дедуктивные способности. Он был почти уверен, что понял назначение этого приспособления. Он нацарапал на доске карандашом два вопроса: «Ты знаешь химию и физику? Знаешь, что такое кислород и азот?»
«Да. Я узнал об этом из ваших исследований, из человеческих книг», — ответил Студент, поборов отвращение.
«Ты знаешь, что воздушные пузыри рыб наполнены смесью кислорода и азота? — спросил Клиф. — Ты знаешь, что эти газы выходят из крови через капилляры, которые пронизывают воздушные пузыри, а кислород и азот рыбы получают с помощью жабр из кислорода и азота, растворенных в морской воде?»
«Да».
«Тогда, — продолжал Родни, — воздух здесь того же происхождения! Сооружение снаружи, образующее что-то вроде полога над куполом, — это жабры, выделяющие газы из морской воды и доставляющие их в кровь животного.
Конечно, часть кислорода идет на то, чтобы поддерживать жизнь этой твари; но другая часть вместе с азотом проходит сквозь капилляры в виде свободного газа, точно так же, как смесь кислорода и азота из крови рыбы выделяется в воздушный пузырь! Приспособление наверху собирает его и передает мне!»
«Верно, — начертил Студент. — Для того чтобы обеспечить тебя воздухом, работают несколько животных. Это — нечто новое для нас, века работы».
«Да, века работы». — Клиф жадно вдохнул.
— Охотно верю, — сказал он вслух.
Но он еще не закончил выяснение истины. Его лицо раскраснелось от волнения, сердце учащенно билось. Он написал следующий вопрос: «Как вы откачали отсюда воду? Ничто живое не может противостоять проникновению воды, ведь давление очень высоко».
«Здесь наши навыки не имеют силы, — ответил Студент. — Мы использовали знания людей. Мы сделали помпы из обломков кораблей и наших собственных материалов. Воздух закачивается в купол — и вода уходит».
Черные щупальца отодвинулись от окна. Полупрозрачные веки прикрыли большие глаза овоида. Его тело вяло качнулось, напомнив Клифу ската, которого он впервые увидел в аквариуме, когда был ребенком.
Наконец-то чужеродная наука стала ему понятна. Внизу за окном, напротив раковины огромного моллюска, он заметил слабое движение, производимое чудовищем, которое качало рычаг ржавого механизма. Это был насос. С его помощью в купол закачивался воздух, производимый другими тварями. А дальше простиралась мрачная, невероятная реальность подводного мира.
«Все это замечательно, — написал в ответ Клиф, — даже великолепно… ваши результаты, ваш способ достижения цели».
Щупальца Студента смущенно шевельнулись, но он не ответил.
Энтузиазм Родни начал слегка остывать, возбуждение от первых открытий прошло, и он задумался о своем положении. Он вспомнил людей, которых знал, события, которые пережил, и почувствовал себя одиноким и заброшенным.
Его карандаш заскрипел в тишине. «Что ты собираешься со мной сделать?» — требовательно спросил он.
«Держать здесь», — был ответ.
«Пока я не сгнию?»
«Пока не сгниешь».
Это была просто констатация, лишенная злобы или жалости, и все же, высказанная так просто, она содержала в себе ужасный смысл. Значит, ему придется сидеть здесь, в этом ужасном месте, возможно, очень долго, умирая от голода, если ледяной холод не прикончит его раньше.
В любом случае его ждет смерть. Возможно, безумие, что еще страшнее. За ним будут постоянно следить глаза овоидов, рты их будут беззвучно открываться. Безумный удивительный мир вокруг, а рядом только подводная лодка и вызывающие тоску экспонаты музея.
Да, они общались друг с другом. Они стали почти друзьями. Но под их обманчиво дружескими отношениями лежало недоверие, усугубленное их взаимной чуждостью. Теперь Клиф это ясно сознавал.
В нем вспыхнула ярость, но он подавил ее.
Он отшвырнул полностью исписанную доску и из кучи вещей, на которой стоял, взял размокшие остатки книги.
На одной из чистых страниц он написал записку и повернул книгу к овоиду, чтобы тот мог ее увидеть. «Я знаю, как тебе лучше изучить человеческий разум. Почему бы вам не установить дружеские отношения с верхним миром? У нас есть много вещей, которые ты мог бы использовать. И многое из того, что есть у тебя, пригодилось бы нам».
«Нет!» — Тонкие бесформенные конечности Студента дернулись, придавая особое значение начертанному слову. — «Нет!», — еще раз написал он.
«Это произойдет в любом случае, — пообещал Клиф. — Мой народ скоро появится здесь в стальных машинах. Они заставят тебя понять, что так будет лучше».
«Люди, приходящие сюда, никогда не возвращаются», — ответил Студент.
И Клиф Родни, вспомнив свое пленение и увидев стражей, патрулирующих город овоидов, не имел причины не доверять вескости этого утверждения. Морские обитатели вполне могли защитить себя в естественной для них среде.
«Ты боишься нас? Ты не доверяешь нам?» — спросил Клиф.
Ответ был откровенным: «Да».
«Для этого нет причин».
На это Студент ничего не ответил.
Клиф постарался изложить новый аргумент, быстро выводя буквы: «Что ты знаешь о том мире, в котором живем мы, — о солнце, звездах, планетах, днях, ночах? Ты, без сомнения, читал обо всем этом. Неужели тебе не хочется увидеть наш мир? Он прекрасен!»
«Прекрасен? — спросил Студент. — Прекрасен для тебя. Для меня — для нас — ужасен. Солнце, огромный ослепительно сверкающий шар, и жара, и пустота воздуха — все это ужасно и вызывает у меня страх. Но там наверху удивительно — интересно, очень интересно».
В непонятной душе овоида возникло некое подобие эмоции, выражающей колебание и нерешительность.
Перед Клифом Родни впервые замаячила смутная тень надежды. Он едва ли понимал, почему решил настаивать на своем. Возникла ли у него какая-то неясная мысль о спасении, или же он просто пытался продолжить дело постижения человеком чужих миров. Возможно, он убеждал это странное мыслящее существо океанских глубин только потому, что любому сильному и здравомыслящему человеку свойственно бороться до конца даже в самой гибельной ситуации.
«Ты заинтересовался, но ты боишься, — написал он.
— Почему ты не хочешь удовлетворить свое любопытство? Почему ты не… — Он заколебался, не зная точно, что хочет сказать. — Почему ты не хочешь установить контакт с моим народом?»
На короткое мгновение Студент замер. Затем он, казалось, принял решение. «Мир людей — это мир людей, — написал он, — а мир океана — это наш мир».
Дальнейшие увещевания со стороны Клифа словно натыкались на каменную стену. Наконец он сдался, чувствуя себя как торговец, который из-за своего неумения потерял весь товар. Но это сравнение, пожалуй, не совсем верно отражало ситуацию. Он чувствовал, что упрямство Студента слишком закостенело, чтобы его можно было преодолеть одной лишь дипломатией.
Клиф обреченно посмотрел на меловые слова последнего возражения овоида, смываемые океаном. Затем черные щупальца, держащие мелок, снова задвигались.
«Ты хочешь спастись? — написали они. — Интересно будет посмотреть на твои попытки».
Удивленный, Клиф задумался: что за странный мыслительный процесс привел к такому заявлению? В нем воскресла надежда.
«Я не могу спастись, — написал он осторожно. — Иллюминатор моей лодки нуждается в починке. И это не все. Починить надо много, а у меня нет материалов».
«Мы дадим тебе материалы», — последовало поразительное заявление.
— Да? — громко спросил человек, прежде чем вспомнил, что овоид не слышит его слова и не поймет их, даже если услышит.
«В любом случае я не могу выбраться из куполов. Это бесполезно», — написал он.
Клиф Родни старался сделать тонкий намек в надежде, что его глубоководный тюремщик даст ему шанс на свободу.
«У людей много уловок, — ответил Студент. — Будет интересно посмотреть, как ты их используешь. У людей есть сильная взрывчатка».
«У меня нет взрывчатки», — раздраженно ответил Клиф. Он начинал злиться.
«У людей много уловок», — повторил овоид.
Это был страх. Страх и недоверие, которые народ глубин питал к верхнему миру.
«Ты ждешь, что я спасусь?» — спросил Клиф.
«Ты не спасешься, — был ответ. — Это проверка твоих сил — проверка человеческих возможностей… эксперимент. Если ты сможешь покинуть купол, тебя снова поймают. Мы осторожны, человек».
Надежды Родни были разбиты. Но перед тем, как это послание было смыто с окна, он написал на странице разорванной книги подтверждение вызова: «Хорошо! Дай материалы, которые ты обещал, и убирайся к черту!»
«Материалы будут, — был ответ, — и убирайся к черту!»
Прервав разговор, Студент повернулся в воде. Блеснули серебряные плавники, и он исчез в толпе своих кошмарных соплеменников.
Клиф вдруг подумал о том, какая эмоция, если это существо способно испытывать эмоции, заставила ово-ида повторить его ругательство. Что это было: злость, забава, какое-то чувство выше человеческого понимания или просто подражание? Клиф не знал; и от того неприятные мурашки пошли по его телу.
VI
Студент готовился к эксперименту, отдавая приказы жужжащим, гудящим тоном. Никто не догадывался о смятении в его мыслях — страх боролся с рвением и любопытством.
Он еще не пришел к окончательному решению, но то, что он обдумывал, не понравилось бы его народу. Разумеется, он не чувствовал никакой симпатии к человеку и не имел никакого желания помочь ему выбраться на свободу.
Клифорд Родни не сразу сполз с груды обломков, на которой стоял. Он остался у окна, бесцельно глядя в него. Единственный звук — тихий, монотонный, прерывистый свист воздуха, накачиваемого в его тюрьму, давил на нервы сильнее, чем абсолютная тишина.
Если не очень приглядываться, не обращать внимания на затопленный лайнер, покрытый чем-то вроде водорослей, на изогнутые линии зданий или на их обитателей, таинственная колония не слишком отличалась от земных городов. Мелькающие огни наводили на мысли о вечеринках, о веселой музыке, о развлекающихся людях. Он усмехнулся про себя.
Он понимал, что его шансы выбраться отсюда равны нулю: во-первых, он не имел представления, как покинуть купол. И даже если он умудрится выбраться из него, стражи преградят ему путь. Они схватят подводную лодку своими клешнями и выпустят электрический разряд. Металлический корпус сможет в какой-то степени его защитить, но не полностью, как показал печальный опыт.
Ощущая одиночество и подавленность даже сильнее, чем боль во всем теле, он отсутствующим взглядом уставился под ноги. Там были книги. Он поднял одну. Позолота на обложке почти стерлась, но он смог разобрать имя автора и название — «Песни казармы» Редьярда Киплинга.
Какое приятное чувство он испытал, прочитав эти знакомые слова; он даже засмеялся. Интересно, сумел бы овоид понять стихи из этой книги — «Денни Дивер», «Мандалай»! «Заповедь» — это тоже одно из стихотворений Киплинга — «Владей собой…».
Клиф грустно улыбнулся. По крайней мере, хуже не будет, если попытаться хоть немного улучшить свое положение.
Напоследок он взглянул в окно. Толпа овоидов росла в ожидании представления. За ними смутными тенями маячили стражи. Некоторые из них тащили в клешнях массивные блоки какого-то материала — скорее всего тараны. Возможно, этими самыми таранами был разбит иллюминатор его лодки.
Закрепив на плечах ковер, он начал с того, что попытался как можно эффективнее применить свои умения; нужно было выпрямить искривленную лопасть пропеллера, выкачать воду из мотора и приборов, починить, насколько возможно, все сломанное. В конце концов, у него есть одежда и бумага из музея, с помощью которых он удалит влагу.
Несколько часов работы не прошли впустую. Клиф был постоянно начеку в надежде получить какое-нибудь послание от Студента. Наконец оно пришло, но было передано не лично повелителем глубин, а с помощью посланника. Похожее на дубовый лист тело твари заколыхалось перед окном, и на его спине появились светящиеся слова: «Пища появится в воздушной трубе. Ешь».
Клиф ждал. Из одного из вентиляционных каналов, которые вели в зал, вылетела масса белковой субстанции и плюхнулась на пол. Она выглядела как яичный белок. Клиф коснулся ее пальцем и попробовал клейкий кусочек.
Скорее всего это было мясо какого-то морского животного, разводимого специально для еды. Возможно, оно было очень питательным, и, хотя эта пища не возбуждала аппетита, Клиф заставил себя есть, считая, что к ней нужно привыкать. Впрочем, он бы предпочел пропитанный соленой водой шоколад и другие продукты, которые взял с собой в плавание.
Связной передал следующую записку: «Скрепляющее вещество для иллюминатора будет доставлено по той же трубе».
Оно появилось так же, как и пища. Большой шматок прозрачного плотного желе, возможно, тоже продукт жизнедеятельности какого-нибудь морского животного.
Родни поднял его, и пока нес, тонкая пленка этой субстанции затвердела на его руках до стекловидной консистенции. Он нанес желе на разбитый иллюминатор, снаружи и изнутри, втирая как можно сильнее. Через некоторое время вещество затвердело.
Откуда-то из глубины сознания вдруг всплыла новая идея. Он выбрался из подводной лодки и принялся ковырять ножом скрепляющее вещество вокруг огромной стекловидной заглушки, которая удерживала воду снаружи.
Он быстро скреб липкую субстанцию узким лезвием ножа. Но несмотря на все усилия, не появилось ни капли воды. Огромный блок открывался наружу, и на него давил вес океана, вжимая его в отверстие.
Но Клифорд Родни хорошо продумал свой план. Его усилия не были бесполезны. Наверняка эта внешняя дверь не так хорошо пригнана, как первая, которую он все же смог открыть.
Клиф чувствовал, что может попытаться выбраться из купола, хотя с другой стороны, не сильно верил в успех. Он только мог предпринять попытку, просто для того, чтобы чем-то занять себя.
Сознавая, что за каждым его движением с интересом наблюдает толпа овоидов, он обшарил музей и нашел там проволоку и две металлические полосы. Все это он отнес к подводной лодке.
Контейнер с питьевой водой в его судне был весь покорежен. Он открыл крышку и добавил немного кислоты из батарей. Затем вытащил контейнер через люк и установил на полу камеры.
В воду, с обеих сторон контейнера, вместо электродов он поместил прямые полосы железа. К каждому прикрепил проволоку и присоединил ее концы к мощному аккумулятору лодки.
Затем, с помощью бумаги и другого хлама, он забил воздушные трубы и водостоки обоих куполов. Потом повернул выключатель, подающий ток к аппарату, который только что сконструировал. Когда электричество пошло через воду, раздалось шипение. Кислород и водород начали испаряться с поверхности электродов, смешиваясь с воздухом купола.
Интенсивный процесс электролиза был только началом. Из музея Клиф собрал все горючие материалы, которые смог найти, и отнес их в зал — книги, доски, несколько кусков целлулоида, резину и прочий хлам. Затем, взяв остатки стеклянной замазки, поставил пробку между куполами на место.
Теперь возникла другая проблема. Он несколько секунд размышлял над ней, но вскоре нашел решение. Сильным рывком Клиф вытащил тяжелую стеклянную линзу из поискового прожектора. Осторожно разбил раскаленную лампу, стараясь не повредить тонкие вольфрамовые волоски. Напротив них он поместил клочок бумаги, смоченной в остатке бензина из зажигалки.
Так, хорошо. Он вновь обследовал аппарат электролиза, выключив ток на время, пока отскабливал налет, образовавшийся на грубых электродах.
Довольный своей работой он заперся в подводной лодке и продолжил ремонт оборудования.
Все было готово, но оставалось еще одно. На борту судна имелось десять баллонов сжатого кислорода. Открыв клапаны девяти из них, он вытащил их через люк, оставив в лодке один для дыхания.
Пока их содержимое с шипением выходило наружу, он разъединил провода электродов для электролиза и задраил тяжелую стальную дверь батискафа.
Через иллюминаторы было видно, что овоиды отступили от окон купола, предчувствуя опасность; но их тела, как и тела стражей, все еще напряженно колыхались в люминесцентном тумане дна. Он не все мог видеть из-за неудобного положения, но они наверняка оставались вокруг куполов, ожидая его действий.
VII
Клиф заставил себя отбросить все неприятные мысли. Его рука коснулась выключателя прожектора. Он мрачно взглянул в иллюминатор на огромный круглый блок, который отделял его от океана.
«Одно из трех, — пробормотал он. — Либо сила будет недостаточной, и все, что я сделал, вообще не сработает и я останусь запертым в куполе. Или она будет слишком большой и вырвет пробку, тогда вода хлынет сюда и разобьет эту старую калошу. Или все пройдет нормально, и воды будет ровно столько, чтобы лодка выдержала давление».
Даже крепкий стальной корпус мог не выдержать внезапного перепада глубинного давления. Клиф знал это. Он чувствовал себя орехом под молотком.
Не давая себе времени на раздумья, он повернул выключатель. Как только раскаленные проводки лампы воспламенили пропитанную бензином бумагу, мгновенно вспыхнуло пламя, распространившееся по куполу оранжевой волной. Клиф услышал звук взрыва, проникший сквозь толстый корпус лодки, — это был шипящий, свистящий рев; однако вес океана был слишком огромен, чтобы слабая химическая реакция могла ему противостоять.
Как бы там ни было, в ход пошли резервы. Вещи из музея, оказавшиеся в насыщенной сжатым кислородом атмосфере, загорелись, и, несмотря на сырость, под куполом забушевал раскаленный ад.
Клиф с замиранием сердца не отрываясь смотрел на огромный блок, но тот упрямо стоял на месте, не двигаясь. Клиф скрипнул зубами, словно упорным усилием воли мог вырвать бездушную вещь, преградившую ему путь.
Шли мгновения. Раздался глухой хлопок, словно выстрел из винтовки. Блок, вздрогнув, подался. Вокруг него появился ободок стекла… нет, не стекла… воды, ревущей, словно толпа безумных чертей. Поток хлынул на пол, столкнулся с огнем и превратился в шипящий пар, чье давление дополнило силы, борющиеся с титаническим весом глубин.
Еще мгновение, и камера наполовину наполнилась водой. Затем, с какой-то величественной покорностью, заглушка сдалась, вылетев наружу. Океан быстро прорвался внутрь — так быстро, что невозможно было проследить за его движением. Хлопок от прорыва был громче раската грома.
Подводная лодка закружилась в водовороте, словно щепка. Но корпус выдержал, несмотря на то что ее постоянно било о стены купола.
Прошла минута, прежде чем Клифорд Родни, согнувшийся в своем пилотском кресле, смог что-то предпринять. Он дотянулся до рычагов управления и направил лодку к дыре, прочь из своей тюрьмы. Взвыли моторы, и подводная лодка тронулась, пробиваясь сквозь бурлящую воду.
Клиф выбрался из купола. Он почти поверил в спасение. Возможно, суматоха рядом с воронкой, где вода ворвалась в купол, испугала овоидов.
Он запустил гребные винты. Подъем был не из легких. Они снова оказались повреждены, чего, впрочем, и следовало ожидать после того, как маленькое судно перевернулось.
Клиф взглянул в иллюминатор на потолке. Шесть стражей кружили над ним, их вращающиеся клешни были широко раскрыты, а длинные бронированные тела напоминали торпеды. Со всех сторон появлялись другие бойцы, сопровождаемые ордами овоидов.
Вот к шестерым присоединился седьмой. Родни не заметил, как тот появился из глубокой грязи глубин, где лежал, скрытый даже от морского народа. Это был странный, стекловидный объект внушительных размеров. Без особого удивления человек спросил себя, что бы это могло быть.
«Что ж, — пробормотал он. — Ты победил! Надеюсь, тебе понравилось представление!»
Стражи были над ним. Он слышал скрежет клешней по металлической обшивке. Облака черного вещества, похожего на чернила спрута, окружили лодку, полностью затмив обзор. Но она все еще поднималась — довольно быстро, как он отметил. Через мгновение электрические разряды оглушат его.
Однако он поднимался все выше и выше. Клиф удивился. Он слышал скрипящие звуки, источник которых не смог определить. Должно быть, батискаф поднялся примерно на милю вверх. Все это было очень странно.
Затем лодку тряхнуло. Подъем стал прерывистым и неуверенным. Но моторы упрямо продолжали работать.
Вода стала светлее. Клиф видел стайки фосфоресцирующих рыб, висящих в темноте, словно разбросанные галактики. Он был один. Вокруг него уже не кружили стражи, хотя он заметил внизу их неясные силуэты. Значит, они не выдержали пониженного давления и оставили его в покое.
Дела шли лучше, намного лучше, чем он смел надеяться, — и в этом заключалась загадка. Похоже, подводная лодка была тяжело повреждена, хотя винты продолжали работать. Она казалась неуклюжей, тяжелой.
Клиф вошел в полосу синеватого света, красивого, словно заря населенного эльфами неведомого царства. Вскоре батискаф вырвался на залитую солнцем поверхность Атлантики.
Как же это произошло? Это оставалось тайной. На радостях он чуть не забыл, что должен понизить давление в лодке, чтобы избежать кессонной болезни.
Наконец он открыл люк и вылез на круглую вершину надводной части лодки. Прямо под люком был прикреплен яйцевидный предмет. Родни с удивлением стал его рассматривать, не в силах определить назначение. Стекловидное скрепляющее вещество, уже хорошо знакомое ему, удерживало предмет на батискафе.
Это был массивный шарообразный объект шести футов в диаметре, сделанный из того же материала, что и купол, но эта субстанция была темнее, возможно, для того, чтобы защитить его содержимое от яркого солнца.
Родни вглядывался в полупрозрачную глубину стекловидной капсулы и наконец разглядел свернувшееся тело, покрытое беловатой полужидкой пленкой. Тело было живым; внутренние органы пульсировали под кожей странного существа. У него имелись плавники и множество черных щупальцев. Клювовидный рот открывался и закрывался, придавая ему бессмысленную торжественность, но глаза смотрели проницательно. Щупальца сжимали белый мелок. Это был Студент!
Сознание Родни слегка помутилось, когда он наконец нашел решение загадки. Затем, так как у него не было другого способа написать записку, он начертил пальцем слова на влажной поверхности кокона:
«Ты помог мне — как?»
Щупальца Студента задвигались, когда он начал писать на внутренней поверхности своей защитной камеры: «Я помог тебе. Шесть стражей и седьмой были моими. Они не атаковали тебя. Скрывшись за жидкостью, которая затемняет воду, они прикрепили меня к лодке и подняли нас так высоко, насколько смогли. Я перехитрил свой народ. Они запрещают отношения с верхним миром. Они боятся. И я боялся, но сделал свой выбор. Пока ты готовился к испытанию, у меня появилась идея. Я осуществил ее, обманув свой народ. Я боюсь. Но я рад».
Родни растерялся от всех этих чудес. «Спасибо, друг», — написал он.
Студент снова заработал мелком: «Друг? Нет. Я тебе не друг. Все, что я сделал, я сделал для себя».
«Тогда почему ты здесь? — написал Клиф. — Люди запрут тебя в аквариум, будут наблюдать и изучать тебя!»
«Хорошо, — был ответ. — Я рад. Люди изучают меня. Я изучаю людей. Хорошо. Я за этим и пришел: посмотреть на людей, увидеть звезды, увидеть планеты. Теперь я вижу солнце и небо — это отвратительно, но интересно… очень интересно. Хорошо».
«Хорошо будет, если ты не задохнешься, прежде чем тебя поместят в подходящий аквариум», — начертил Клиф.
«Здесь я в безопасности, — ответил овоид, нервно дернув щупальцами. — Давление нормальное. Слишком много кислорода в жидкости, которая меня окружает. Делай, что должен, человек. Я подожду».
Клиф достаточно освоился с ситуацией, чтобы улыбнуться темному яйцу. Он чувствовал непонятную теплоту, смешанную со страхом. Человек и овоид различны как по виду, так и по образу мышления; возможно, настоящая симпатия между ними невозможна. Но Клиф чувствовал нечто похожее.
В этом мрачном дьяволе глубин жажда познать неизвестное боролась со страхом и победила. Студент отдал себя во власть неизвестности, не имея возможности защититься. Для этого нужна сила воли, храбрость…
Родни о многом подумал, глядя на воду в ожидании спасения. Приближался корабль. Это была «Этрурия».
— Возможно, ребята назовут тебя посланником Дэви Джонса или еще как-нибудь, — добродушно сказал Клиф, обращаясь к овоиду. — Надеюсь, у тебя достаточно чувства юмора, чтобы не обидеться на это, старый носок!
Но Студент не слышал его, он пожирал глазами приближающийся корабль.