– Почище тебя есть, – прошипела Клара, пытаясь выпрямиться.
– Артур? Мигель? Лиза? Оскар? Лаванда? Да? Ну-ну. Давай, добивайся. Только уж не удивляйся, если кто-нибудь из них блеванет тебе на рожу. Вампиры, деточка, трупного запаха не выносят.
Эмма вытащила из кармана джинсов носовой платок, тщательно вытерла руки и бросила платок на столик. Потом развернулась – и растворилась в дискотечном чаду.
Поток музыки, который как будто что-то держало, прорвался, хлынул, больно ударил по ушам – но это уже не имело значения. Опасность миновала. Лешка вальяжно развалился на стуле.
– Пошли отсюда, – буркнула Клара, всхлипывая и шмыгая носом, как смертная женщина.
– Может, посидим еще? Макияж у тебя – не устоять, крошка.
– Сволочь поганая, – огрызнулась Клара и, встав со стула, направилась к выходу из зала.
Лешка усмехнулся и вышел за ней.
Клара остановилась в холле между колоннами и разрыдалась. Ее опухшее, заплаканное лицо выглядело страшно и мерзко, как маска удавленника.
– Все из-за тебя, сволочь! – всхлипывая, твердила она с истерическим надрывом. – Козел вонючий, смотри, что из-за тебя вышло! Что теперь со мной будет? Урод…
– Эй, девушка, полегче с терминами! Интересно, почему это из-за меня?
– Ты чего, этого Дрейка пристрелить не мог? И чего с этим гаденышем нянчился? «Това-а-арищ!» Идиот!
– А что в этом такого?
– Я – твоя девушка или нет?! Тебе все равно, что эти твари надо мной ржут!? Пусть меня оскорбляют на все лады – тебе насрать? Я тебе – так, посмотреть, да? Любовь тебе понадобилась?! Вот и жри с кашей свою любовь, полной ложкой жри, козел!
Лешка брезгливо хмыкнул. Зрелище было жалкое и гадкое одновременно.
– Какую любовь-то?
– Которую ты в лес отвез, придурок! Мой ты, ясно? Нечего рыпаться! Мой!
– Неправда, крошка. Я свой собственный. А вот ты, может быть, и моя. Если я не передумаю.
– Ну что я теперь жрать буду?! Одну кровь, без силы?! Я ж за год в мумию превращусь! У-у, гадина, тварь поганая…
– Да ладно тебе, – бросил Лешка снисходительно. – Утрись. Придумаем что-нибудь.
Клара замолчала, только хлюпала и вздрагивала, растирая кулаками покрасневшие опухшие глаза. Лешка свысока потрепал ее по подбородку…
– Не дрейфь, лягушка, болото наше.
Клара вытерла нос и по-собачьи, прибито, жалобно и покорно, покосилась на Лешку.
Мы с Лиз наряжали елку.
Елка была невысокая, но пушистая, сама как игрушечка. От нее шел чудесный густой запах хвои и мороза. Мы с Джеффри всунули ее тоненький стволик в жестяную банку с водой, а Лиз сочла, что банку нужно обернуть ватой и посыпать блестками, так что у нас вышел славный такой искусственный сугробчик. Весь стол был уставлен коробками от елочных шариков, я вынимал их и подавал Лиз, а потом любовался тем, как она их там пристраивает между веточек. Лиз грустно улыбалась и поправляла гирлянду из лампочек, и касалась качающихся шаров тоненькими белыми пальчиками, и ее сила, нежная какая-то, светлая, как холодное молоко, непривычная мне, но чудесная, стелилась по комнате лунным светом.
Джеффри вставлял в старинный бронзовый канделябр витые свечи и тоже улыбался. Он довольно громко думал – не скрывая мыслей, что общество Лиз создает праздник уже само по себе. Хоть ее и непросто было заманить в наше логово, но уговоры и возня стоили результата. Правда, я знал от Джеффри, что Лиз недолюбливает Артура, а для Джеффри он старый приятель. Какой смысл вампиры вкладывают в слово «старый»?
– А в клуб зайдем? – спросил я, когда Лиз переворачивала кассету с какой-то скрипично-фортепьянной прелестью.
– Не стоит, наверное, Мигель. Общество там – сам понимаешь, притащат смертных, будет свинарник…
– А когда твой Артур собирался заявиться?
Лиз поморщилась. Я, конечно, доверял Джеффчику безоговорочно, но в этом случае все-таки чувствовал к Артуру некоторое предубеждение. И то сказать: Джеффри не был его компаньоном, а приятельские отношения у вампиров – штука ни к чему не обязывающая.
– У него всякий раз такие эксцентричные затеи, – заметила Лиз. – И, между нами, он – моветон и бог знает, с кем водит компанию.
– У каждого свои причуды, – ответил Джеффри примирительным тоном. – Убери же, наконец, куда-нибудь эти коробки, Мигель – бокалы некуда поставить.
Я сгреб коробки в кучу, оглядел комнату, нашел удачное место – и совсем, было, собрался сунуть всю эту пачку в Джеффрин гроб, но он вовремя заметил.
– Только попробуй.
– Непременно, – сказал я и показал ему язык.
Джеффри швырнул в меня огарком свечи, который я поймал и кинул обратно. Тогда он скатал шарик из остатков ваты и тоже кинул, но шарик не долетел; Лиз звонко рассмеялась, и мы принялись дурачиться напропалую, лишь бы она не прекратила смеяться и не опечалилась снова. В конце концов, коробки сложили за диван, расставили бокалы, включили радио – Лиз испытывала к телевидению странное предубеждение – и, когда мы начали зажигать свечи, раздался совершенно демонстративный звонок в дверь.
То ли старый вампир Артур не умел ходить сквозь стены, то ли решил, что это невежливо.
Я пошел отпирать.
В открытую дверь сунулась взлохмаченная Артурова голова с кожаным хайратничком на белесых патлах и завопила изо всех сил:
– Сюрприз!!!
Сюрприз точно оказался хоть куда: у душки Артура с собой были бутылка кагора в кармане, гитара на ремне за спиной, живые кролики в рюкзаке и смертная девица под мышкой. Я слегка опешил, все это увидев.
Тем временем все это ввалилось к нам в прихожую. Джеффри и Лиз вышли посмотреть, кого убивают или лишают всех прав состояния с этаким шумом – и тормознули на пороге комнаты.
– Это уже слегка чересчур, Арчи, – сказал Джеффри.
– Брось, Джеффри, Новый Год же! Ну! Что за похоронные рожи!
– Только что все было очень мило, – заметила Лиз холодно.
– В смысле «ты прелесть, но когда свалишь, будешь просто чудо»? – спросил Артур и заржал как человек, раскрыто и громко. Его сила вокруг просто радугой полыхнула.
Лиз фыркнула. Девица прижалась к Артурову боку и спросила:
– Это твои друзья, милый?
В смысле, как говорит наш старый друг Артур, «эти зажравшиеся пижоны правда имеют к тебе какое-то отношение, моя прелесть?»
– Пойдемте в комнату, – сказал Джеффри и улыбнулся. Очень приветливо.
Мы с Лиз только переглянулись.
Арчи остановился у стола, плюхнул между хрустальными бокалами и подсвечниками воняющий кроликами рюкзак и громогласно возмутился:
– Некоторые снобы собираются праздновать, а о том, чем угостить гостей, между прочим, голодных гостей, и не подумали позаботиться!
– Мы хотели пойти гулять после того, как пробьет полночь, – сказал Джеффри.
– Я до полуночи прахом рассыплюсь, – сообщил Артур. – Ладно уж. Я тут принес кое-что.
– Мы видим, – сказала Лиз неодобрительно.
Артур вынул из рюкзака кролика за уши. Девица взвизгнула. Артур протянул кролика Лиз с очень галантным полупоклоном, исполненным в дивной панковской манере. Лиз усмехнулась и отрицательно покачала головой, а я почувствовал, что она потихоньку меняет гнев на милость. Джеффри показал мне из-за спины Лиз два разведенных пальца в виде буквы V. Я согласился. Артур устроил настоящий фейерверк из силы, она была как целый пучок бенгальских огней, как ледяное шампанское, он ее бросил, как букет в толпу. Я понял, почему Джеффчик, эстет, пижон, ревнитель традиций, терпит такого типа, как Артур – просто Артур горячий и, к тому же раскрытый нараспашку. И веселый.
С ним было приятно общаться, несмотря на его наигранную шутовскую манеру. Этот парень мне уже нравился.
Тем временем представление продолжалось. Артур очень киногенично осклабился – «я – ужас, летящий на крыльях ночи!» – и так же киношно отгрыз кролику головенку. Перемазался в крови и издал демонический рык. И облизал растопыренную пятерню. Весь набор дешевых голливудских трюков, исполненных в лучших традициях – даже Лиз рассмеялась.
– Вот вам вместо вашего телевизора, мальчики!
Только живая девка, несмотря на целую толпу Вечных, вышла из транса и теперь смотрела из угла дикими глазами – то на нас, то на Джеффрин гроб.
– Отправляйтесь в ванную комнату, Артур! – сказала Лиз, несколько смягчившись. – Вам не худо бы привести себя в порядок.
– А зеркало там есть? – спросил Артур тоном рокового намека, таинственно прищурившись и подняв бровь.
– Джеффри, о чем ты разговариваешь с этим шутом гороховым? – спросил я, усевшись в обнимку с Джеффри на диван. – Это же шоу Бенни Хилла!
– О погоде, – отозвался Джеффри невозмутимо.
– Но-но-но, молодой зверек! В смысле – молодой боец! Не смейте переходить на личности! – заявил Артур, фатовским жестом оправил драную футболку с намалеванным на ней черепом и вышел.
Лиз в это время успокаивала девку. Когда я взглянул на них, девка уже была слишком спокойна. Я хотел к ним подойти, но Джеффри меня удержал.
– Оставь даму в покое, mon cheri. Это подарок Лиз на Новый Год. На Артура иногда находит рыцарский стих. Мы с тобой поохотимся потом.
– Что за глупость – тащить живых в свое логово, – сказал я. – Труп-то куда?
– Я тебя понимаю, Мигель, неприятно, но только на этот раз. Ради создания дружеской обстановки. Может быть, Артуру удастся примирить Лиз с собой.
Ох ты, елки-палки! Ну ладно, пусть мирит, если хочет. Пока Лиз пила жизнь, мы с Джеффри выпили вина и поцеловались. Кролики меня как-то не прельстили.
Артур вернулся совершенно мокрый и тут же возмутился, что ему не дали глотнуть чего покрепче. Впрочем, это выглядело точно таким же шутовством, как и все прочие его тирады. Мы временно засунули труп за диван, на коробки, чтобы он не мешался под ногами, выключили электричество и зажгли оставшиеся свечи. Наступил чудесный трепещущий полумрак, сразу стало спокойно, очень хорошо на душе и тепло. Мы выпили вина под бой курантов и взялись за руки, смешивая силу. За окном грохотали петарды и взлетали ракеты, на белых лицах моих товарищей мелькали отблески свечей и цветные блики фейерверков – они были красивые, красивые ребята, мои вампиры. Я их любил всем сердцем в этот миг. Мы все – ночные странники, хранители смертей, чувствовали сейчас, вероятно, то, что чувствуют хищники кошачьей породы, когда после охоты лежат в обнимку и вылизывают друг другу шерсть. Общность врагов мира и необходимых кусочков мира одновременно.