– Как дела, Френо? Выглядишь не очень.
– Все нормально.
Карусель стеклянных дверей подхватила его, прожевала и выплюнула в тепло и тишину. Молочно-белый пол был чистым, и грязные ботинки Френо оставляли на нем нечеткие отпечатки своей подошвы. Двери пассажирского лифта открылись, издав противный в своей однотонности «дзинь». Электромотор загудел, поднимая Френо на шестой этаж. Лампы дневного света замигали, заполняя темноту белыми всепроникающими лучами. Пробирки, микроскопы, столы, заваленные сложным биохимическим оборудованием… Старый электрический чайник в отведенном для обедов закутке был похож на доисторического мамонта на фоне окружавшего его хай-тека. Френо налил в него воды, воткнул черную пластмассовую вилку в розетку. Телефон запиликал в тот самый момент, когда первые клубы пара появились из изогнутого горлышка чайника. Френо снял трубку.
На другом конце провода Виктор Диш громко цокал языком. Дубовый стол был завален бумагами. Фотография Делл в золотой рамке стояла возле миниатюрного бочонка с шариковыми ручками и карандашами. В этот месяц рукописей было слишком много, и Виктор явно не успел в сроки. Журнал, посвященный рассказам о Земле, должен был выйти в конце месяца, и главный редактор начинал подумывать о том, чтобы найти себе помощника. Эти мысли приходили к нему уже не первый год, но Делл снова и снова отказывалась, а кроме нее, Виктор больше никого не представлял на этом месте. Почему она никак не могла понять, что ее место здесь, в этом городе, рядом с ним? Ее дочь могла бы ходить в хорошую школу. Они жили бы в его квартире, которая всегда была слишком большой для одного седого старика…
Френо выудил из стола стеклянную колбу с черным веществом внутри. Деревянная посылка пришла еще утром, но вспомнил он о ней только сейчас. В графе отправитель значился Кевин Грант. Френо вспомнил Донну. Ей никогда не нравился этот писака. Каждый раз, когда Френо упоминал о нем, она говорила, что он только и думает о том, как бы трахнуть ее. Френо спорил с ней, но дружба с Кевином неизбежно таяла с каждой новой фразой Донны. Он подозревал его. Подозревал помимо своей воли. Чарльз Менсон как-то сказал: «Паранойя – это всего лишь озабоченность, а озабоченность всего лишь форма любви». Сейчас, разглядывая черное вещество в стеклянной колбе, Френо думал о том, что в словах серийного убийцы и маньяка жившего на Земле, была доля истины. Всегда была… Но его убили…
– Ты когда-нибудь любил? – спросил Френо Виктора. – Странное чувство, правда?
– Грант отправил тебе кое-что…
– Она уходит, а ты все равно чего-то ждешь.
Черное вещество в колбе переливалось, преломляя холодные лучи ламп дневного света.
– Нужно будет провести полный анализ этого вещества…
– Знаешь, один писатель-фантаст с земли сказал: Каждый мужчина, недовольный своим браком, теряет метаболический контроль над своими желаниями. Он просто не знает, чего хотеть и живет, как высушенная изнутри оболочка, в ожидании нового, свежего содержанием…
– Если не хочешь делать это для Кевина, сделай это для меня.
– Кевин здесь ни при чем. – Френо прочитал обратный адрес. – Какого черта он забыл на Дедале?
– Каждый зарабатывает деньги по-своему.
– Ну, да.
– Френо?
– Гму?
– Это очень срочно.
– Я понял. – Френо положил трубку.
Вещество в колбе завораживало, продолжая свою непонятную игру света и бликов. Взяв шприц, Френо проколол иглой пробку. Поршень пополз вверх, втягивая черное вещество. Донна. Френо представил, как она стоит за его спиной и неодобрительно качает головой: «Кевин хочет трахнуть меня, а ты помогаешь ему».
– Пошла к черту! – буркнул Френо.
Он извлек из пробки иглу. Выдавил небольшую каплю странного вещества на стекло и положил его под микроскоп. Где-то далеко засвистел вскипевший чайник. Нагревшийся термоэлемент отключил питание, но свист продолжался еще какое-то время.
– И ты тоже пошел к черту!
Френо настроил микроскоп на увеличение в две тысячи раз, включил подсоединенный к нему через видеокамеру монитор. Невидимые глазу клетки ожили на сером экране. Спящие лейкоциты пробуждались, распускаясь, словно бутон цветка – лепесток за лепестком, лепесток за лепестком…
– Что за черт? – пробормотал Френо.
Он видел, как оживает каждая клетка, находящаяся в капле черного вещества под микроскопом. И каждая клетка жила своей жизнью, преследовала свои цели, выполняла свои функции. Бактерии захватывали эритроциты, внедрялись в них, образуя целые колонии. Различные паразиты цеплялись за стенки эритроцитов, питаясь их содержимым, а к этим паразитам цеплялись другие паразиты, питаясь уже за счет своих хозяев. Френо видел, как другие клетки нападают на чужеродные частицы, разрушают, съедают их. Лейкоциты выбрасывали лапки, меняли форму, переползая на другое место, словно угадывая то направление, где расположено чужеродное тело…
– Это же кровь! – шептал сбитый с толка Френо. – Свежая кровь!
Издав хлопок, пробка выскочила из стеклянной колбы. Переливаясь фиолетово-синими цветами, из ее горлышка появился пузырь.
– Что за… – Френо взял пробку и попытался вставить ее на место.
Поверхность пузыря растянулась, словно резиновая. Руки Френо вспотели. Колба выскользнула из пальцев и упала на пол. Звякнуло разбившееся стекло. Содержимое колбы растеклось по полу, распавшись на сотни крохотных капель. Какое-то время они пульсировали, затем застыли. Остался лишь блеск. Яркий, неестественный.
– Проклятье! – Френо принес совок и веник. Стекла разбившейся колбы снова зазвенели, падая в урну. Черные капли остались на полу, как приклеенные. – Чтоб вас! – Френо нагнулся и ковырнул одну из капель ногтем. Указательный палец окрасился в черный цвет. Капли снова задрожали и покатились друг к другу.
Содержимое колбы становилось целым. Оно стекалось в одну точку, обволакивая указательный палец Френо. Холодное, блестящее, словно тысячи драгоценных камней. Этот блеск выдавил из глаз Френо слезы, заставил зажмуриться.
– Ты всегда был растяпой, – сказала Донна.
Она стояла позади него, скрестив руки под тяжелой грудью. Ее ярко-красное платье было таким же нереальным, как блеск черного вещества на полу.
– Не ожидал увидеть тебя здесь, – сказал Френо.
– Я твое спасение, Френо.
– Ты мое проклятие.
– Как часто ты вспоминал мое имя?
– Ты отвергла меня.
– Ты ничего не сделал, чтобы удержать меня.
– Уходи.
– Камень, отвергнутый строителями, станет краеугольным.
– Ненавижу тебя.
Видение стало прозрачным, растворилось в воздухе, оставив после себя лишь холод ворвавшегося в открытую дверь сквозняка.
Донна Прайд стояла возле газовой плиты. Синее пламя лизало черную сковородку, в которой жарилась яичница. Урна под столом была переполнена, и яичная скорлупа, скатившись с груды мусора, лежала на полу. Донна курила. Сигарета дымилась в ее левой руке. В правой была вилка, которой она протыкала яичные желтки. Они шипели, прожариваясь и теряя свой ярко-желтый цвет. Саймон лежал на кровати. Одетый. Работал старый телевизор. Женщина-ведущий, читала сводку новостей. Ее темные глаза предательски бегали из стороны в сторону, следя за бегущей строкой на экране монитора, чуть ниже камеры.
– Может быть, включишь звук? – спросила Донна.
Саймон оторвал взгляд от потолка, посмотрел на нее и снова уперся в потолок.
– Как знаешь. – Донна поставила сковородку с яичницей на стол. – Завтракать будешь?
Тишина. Лишь снег скребется в грязные оконные стекла. Старый стул скрипнул под Донной. Черствый хлеб оцарапал десны. Вкус крови вызывал тошноту. Донна отодвинула сковородку, встала из-за стола. Тонкое осеннее пальто из серой замши весело на вешалке поверх куртки Саймона. Донна оделась. Змейка на сапоге не застегивалась.
– Может, поможешь? – спросила Донна.
На этот раз Саймон даже не взглянул на нее. Замок щелкнул и пополз по молнии вверх.
На улицах было грязно от таявшего снега. Донна шла по тротуару, стараясь не обращать внимания на холодные ветер. Денег на такси не было, и ей пришлось пройти три квартала пешком. Тощий ювелир в очках долго разглядывал кольцо Донны.
– Оно стоит в шесть раз больше, – сказала она, услышав цену.
Ювелир безразлично пожал плечами. Поджав губы, Донна смотрела, как он отсчитывает деньги. Убрав их в карман, она вышла на улицу. Какой-то старик, сидя на деревянном ящике, наигрывал на гармони старые, давно забытые мелодии. Донна вспомнила Френо. Вернее вспомнила кольцо, которое он подарил ей, а она сейчас продала. Был ли во всей этой жизни смысл? Толстая, как бочонок женщина в желтом пуховике прошла мимо старика, бросив в его коробку пару монет. Мелочь звякнула. Лицо старика осветила улыбка. Дона подошла к нему, достала из кармана вырученные с продажи кольца деньги и протянула старику.
– Если будете тратить их разумно, то вам хватит надолго, – сказала она.
Старик сбился с наигрываемой мелодии, уронил гармонь на колени. Грязные, трясущиеся руки в рваных перчатках бережно взяли деньги и спрятали в карман.
– Добра вам, здоровья, любви… – говорил старик, но Донна уже не слышала его, уходя проч.
Такси остановилось. Френо выбрался из машины. Выпавший снег хрустел под ногами.
– Мне нужна женщина, – бормотал себе под нос Френо. – Просто женщина.
Он вошел в дряхлое, обветшалое здание. Грязное кафе было насквозь пропитано сигаретным дымом и запахами кислого пива. Пара потасканных шлюх у барной стойки поднялись с высоких табуретов и, цокая железными набойками высоких каблуков, пошли к выходу. Мысли в голове спутались. Здесь не из чего выбирать. Совсем не из чего. Френо схватил одну из шлюх за руку. Она обернулась, смерила его безразличным взглядом.
– Хочешь потрахаться? – спросила девушка. Френо кивнул. – Со мной? – Френо посмотрел на ее подругу.
– А с двумя сразу можно? – услышал он словно со стороны свой голос.