— Он вам очень идет! Рада, что вам понравилось. — Она обязательно лишний раз поблагодарит Вандану при встрече.
— Где вы взяли мой кулон? — осведомилась раджмата, явно не желая никаких отступлений.
— Он из Франции, — пояснила Первин. Оставалось надеяться, что ей не придется пояснять: кулон купила другая и передала ей, потому что сама она не позаботилась о подарках.
— Из Франции? — произнесла махарани, поднимая брови, густые и на удивление темные по контрасту с седыми волосами. — Мой сын всегда говорил, что очень хотел бы посетить эту страну. Но это не французский камень. Камень мой собственный, индийский, любимая тетушка подарила мне его на свадьбу.
Первин смешалась.
— Вы хотите сказать, у вас уже есть камень, подобный тому, который я вам подарила?
— Идиотка! — Миниатюрная женщина подалась вперед и вперила в Первин гневный взгляд. — Я прекрасно знаю, что это мой кулон, он пропал не менее шестнадцати лет назад. Индийское золото — в восемнадцать или двадцать два карата, а европейское — только в четырнадцать. В этом двадцать два карата, из чего следует, что кулон сделан в Индии.
В голове у Первин все смешалось, она почувствовала, как на теле выступил пот. Неужели Вандана вспомнила о том, что вдовствующая княгиня потеряла любимый кулон? Наверное, решила, что та обрадуется замене, но у старухи мозги от возраста помутились. И почему Вандана не рассказала Первин всю историю? Положение было крайне щекотливое — махарани наверняка вообразила себе, что Первин приобрела кулон у какой-нибудь кухарки, торговки краденым. Самый подходящий поступок для юриста. А кроме того, они напрочь отвлеклись от образования махараджи.
Первин вдохнула поглубже и произнесла:
— Я не очень разбираюсь в драгоценностях, но лунный камень, возможно, из Индии. Многие индийские аристократы отдают камни французским ювелирам, чтобы те сделали для них изысканную оправу.
— Да уж, драгоценная вы юристка, что привезли нам такое! — с преувеличенной галантностью вклинился в разговор шут. — Теперь наша очередь вас озолотить.
— За меня не говори! — рявкнула на него махарани. — Почему это я должна одаривать женщину, которая наживается на чужом добре?
Лицо у Первин вспыхнуло.
— Мне ничего не нужно. И как государственная служащая я не имею права принимать подарки.
— Вот как? Почему-то последнего политического агента это не останавливало!
Первин в первый момент смешалась, а потом вспомнила предшественника Колина.
— Вы имеете в виду мистера Маклафлина?
— Его самого. Он при каждом визите выбирал по ценному подарку из княжеской сокровищницы. Смог бы — забрал бы и корону махараджи.
— А-а. — Первин не сказала вслух, что это называется коррупцией, но решила обязательно доложить Колину. Может быть, именно роскошными дарами политическому агенту и объясняется салют в двенадцать залпов?
Вдовствующая махарани поправила кулон на груди, расположив его точно по центру.
— Ну а теперь расскажите, как женщины становятся поверенными.
Первин отвлеклась от мыслей о неудачном дарении и невольно расслабила плечи. Уж от собственной истории она не ждет никаких подвохов.
— Я изучала гражданское право в Оксфордском университете в Англии. Сдала необходимые экзамены на поверенного, вернулась домой, начала работать в отцовской конторе.
— В Англии. — Голос махарани звучал задумчиво. — Сдается мне, школы там ничем не лучше, чем у нас в Индии. А вы как считаете?
— Мне кажется, это зависит от конкретного заведения, — ответила Первин. — Прекрасное образование можно получить в обеих странах, некоторые предметы лучше изучать здесь. Вы хотели бы поделиться со мной своими предпочтениями касательно образования вашего внука?
В комнату вступил слуга, весь в белом, с серебряной супницей в руках, но махарани махнула на него рукой, и он стремительно удалился. После этого она снова сосредоточила свое внимание на Первин и произнесла:
— Речь не о предпочтениях, а об истине. Моему внуку не следует уезжать в дальние края, ибо его дхарма[36] — править здесь.
Она повторяла то же, что уже высказала в письме, которое видела Первин. Однако ограничиваться полемикой с махарани не стоило.
— Я знаю про это из вашего письма. Могу я вас попросить обозначить для меня, каким объемом знаний должен обладать махараджа?
Вдовствующая махарани склонила голову набок, будто обдумывая вопрос. А потом решительным голосом произнесла:
— Он должен разбираться в сельском хозяйстве и бухгалтерии, должен уметь писать прочувствованные воззвания и не терять лица на публике. Всему этому мальчик может научиться у своего наставника. Басу-сагиб дал прекрасное образование моему мужу и сыновьям, чем он плох для моего внука?
Похоже, разум у махарани куда более ясный, чем показалось Первин, когда они говорили про лунный камень.
— А сколько мистеру Басу лет?
— Почти восемьдесят. За них он успел накопить много мудрости.
Первин смутилась. Наверняка мистер Басу прекрасно разбирается в индийской истории, в том числе и в истории Маратхских войн. А вот что касается последних открытий в гуманитарных и точных науках…
— Судя по всему, он многоопытный учитель. Но в курсе ли он новейших научных течений, о которых должен знать современный молодой человек?
Махарани Путлабаи бросила на нее придирчивый взгляд.
— Информация — не главное, что нужно хорошему наставнику. Главное — любовь к семье. Известно ли вам, что мой сын скончался два года назад, а старший внук — в прошлом году?
— Да. Мне было очень прискорбно узнать об этих трагедиях, раджмата. — Первин чувствовала, что нужно к этому что-то добавить, но боялась, что суровая махарани снова исказит ее слова. — А могу ли я узнать, когда скончался ваш супруг?
— Десять лет назад, — ответила махарани. — Вот его портрет, сделанный за пять лет до смерти.
Первин посмотрела на стену и увидела раскрашенную от руки фотографию в тяжелой позолоченной раме. На ней был изображен седовласый джентльмен с загнутыми вверх усами — не тот махараджа, чей портрет висел в гостевой комнате. У ног махараджи лежал убитый тигр. Так называемое проклятие губило членов княжеской семьи в совсем молодом возрасте, но этот, похоже, прожил долгую
жизнь.
Наставив на Первин костлявый, искалеченный артритом палец, вдовствующая махарани произнесла:
— Все, что сегодня осталось у Сатапура, — это двое его внуков. Они каждый день приходят ко мне в поисках любви и заботы, в которых им отказывает мать.
Первин промолчала — не хотелось проявлять предвзятость.
Хотя возражений и не последовало, махарани Путлабаи продолжила:
— Приезжать вам не было никакой нужды. Все решилось бы само собой, если бы этот новый гора из гостевого дома прочитал мое письмо.
— Мистер Колин Сандрингем, — уточнила Первин, которую задело, что махарани употребила уничижительное слово, обозначающее чужака. — Когда письмо наконец-то доставили, он его сразу прочитал, но не мог ответить, не узнав, что по этому поводу думают остальные. Вам ведь известно, что в отсутствие правящего махараджи ваша семья состоит под опекой государства. Колхапурское агентство попросило меня стать представителем опеки.
— То есть опекать нас назначили женщину? — Вид у махарани Путлабаи был ошарашенный.
Стараясь не вступать в пререкания, Первин ответила:
— Меня выбрали, потому что я индуска, говорю на маратхи, имею опыт в области юриспруденции и не нарушу обычая пурды. Я могу внимательно выслушать и вас, и чоти-рани — ведь нам дозволено сидеть за одним столом.
Слуга в белом снова вступил в залу. Склонив голову, он прошептал:
— Махарани, они здесь.
— Хорошо. — Махарани Путлабаи кивнула, а потом презрительно бросила Первин: — Завтра вы познакомитесь с Басу-сагибом. И поймете, что детей обучают всему, что им необходимо знать.
Послышался резвый топоток, и Первин тут же сместила взгляд на дверь. К столу мчалась девочка в розовом кружевном платьице, она что-то крепко прижимала к груди. За ней гнался мальчик повыше, в синем парчовом камзольчике, расшитом золотом. Он резко остановился, когда девочка кинулась в раскрытые объятия раджматы.
— Она взяла мой бинокль! — возмущенно сообщил мальчик — лицо его исказилось от злости. — И сейчас раздавит своими толстыми пальцами.
— Бинокль не его, а наш. Сейчас моя очередь.
— Дети, бинокль принадлежит не вам. Он мой. — Махарани Путлабаи протянула бинокль шуту. — Отнеси в мои покои.
Махараджа и его сестра были очень хороши собой, с золотисто-карими глазами, светлой кожей, темными кудрявыми волосами; живостью и озорством они ничем не отличались от тех детей, которых Первин приходилось видеть в Бомбее. Ее удивило, что старая княгиня так переживает о своем бинокле. Небось постоянно шпионит за другими из высоких стрельчатых окон старого дворца. Теперь понятно, почему вдовствующая махарани отказалась переселяться на новое место: она лишилась бы своего места в первом ряду.
— Но он мне нужен! — захныкал мальчик.
Махарани Путлабаи заколебалась. А потом куда мягче произнесла:
— Вагх[37], уже стемнело. Подождите, пожалуйста, поиграете с ним завтра.
Первин крутила головой, переводя взгляд с бабушки на внука. Она назвала его «Вагх», тигр, но при этом обращалась к нему на «вы». Значит, в этом ребенке она видела своего повелителя.
Адитья встал, чтобы взять у махарани бинокль, но по торопливым шагам и закинутой голове было видно: ему неприятно, что его отсылают прочь. Первин же была рада, что в комнате останется на одного человека меньше. При зрителях махарани Путлабаи будет сильнее упорствовать, чтобы спасти лицо.
— А кто эта дама? — Княжна Падмабаи застенчиво глянула на Первин.
— Да, кто? — куда более надменным тоном осведомился князь Джива Рао.
— Ее нам прислали англичане. Называть ее нужно Первин-мемсагиб, — произнесла вдовствующая княгиня и встала, чтобы продемонстрировать мальчику свою над ним власть. При этом она сбросила с колен Падмабаи, та захихикала.