— Вы спросили про расположение комнат, — прервал ее мысли Сандрингем. — Высокие двойные двери в середине веранды ведут в гостиную и в столовую, где мы сегодня будем ужинать. Готовят в отдельном здании на задах. Раз вы на месте, я отдам Раме распоряжения по поводу ужина. Вы едите курятину?
— Конечно. — Первин три года страдала от английской кухни и могла лишь вообразить себе, какой ужасный ее ждет ужин.
— Вот и хорошо, потому что ничего другого у нас нет. В репертуаре Рамы всего одиннадцать блюд из курятины. Я предоставлю выбор вам.
Она кивнула, подумав, что это довольно странный вариант гостеприимства. С другой стороны, он же холостяк. Значит, все здесь шиворот-навыворот.
— Можем предложить вам куриный кебаб. Куриные котлеты. Куриное карри. Жареную курятину или тушеную. — Мистер Сандрингем заговорил наподобие зазывалы-кокни. — Томленую курятину. Вареную. Придавленную. Запеченную. Куриный фарш. Куриный бирьяни.
Первин слегка успокоило его дурачество, а также то, что на ужин предлагают и индийские блюда.
— Я бы попробовала придавленную курятину. Звучит загадочно.
— Тушку разделывают, присыпают специями и зажимают между горячими камнями. Лично мне нравится, но на приготовление уйдет целый час.
Она кивнула, пытаясь представить себе вкус. За едой мысли явно отвлекутся от всех этих сложностей.
— Ничего страшного. Я за это время приведу себя в порядок.
Рама уже зажег у нее в комнате свечи в подсвечниках и канделябрах, и следующий час Первин распаковывала вещи и осматривалась. В длинной ванной комнате с каменным полом стоял старомодный стульчак с деревянным сиденьем, рядом ведро воды для смыва — она ждала худшего, хотя раковины с краном не оказалось, только тазик на тиковой подставке, а за ним круглое зеркальце.
Глубокая цинковая ванна была наполнена теплой водой. Первин поняла, что воду грели на костре, который она заметила в саду — он горел в яме: какой-то слуга-горемыка, видимо, второпях носил воду ведрами по коротенькому коридору, чтобы все подготовить. Здешний образ жизни — без электричества, водопровода и кухонной плиты в доме — напоминал ей времена полвека назад. Первин и представить себе не могла, что в 1921 году английский чиновник будет жить вот так; впрочем, если он не ропщет, то не станет и она.
Первин взяла свежий кусок мыла, пахнувшего листьями азадирахты. Пока она оттирала грязь и пот, скопившиеся за долгую поездку в почтовом фургоне, в голове утвердилась мысль, что Сандрингем все-таки очень странный англичанин. Она ждала увидеть кого-то вроде сэра Дэвида, да и по выговору Сандрингема поняла, что он родом из высших классов. При этом жил он скромно и относился к этому с юмором. Кроме того, он же не заставил Раму готовить вареную курятину, а предоставил ей выбрать, что ей нравится.
Искупавшись, Первин завернулась в халат и пошла назад в спальню, там открыла свой виттоновский саквояж и вытащила несколько сари — каждое из них Гюльназ, их настоящая владелица, свернула идеальным квадратом. Первин стала рассматривать слои роскошного розового, бежевого и светло-зеленого шелка: изысканные сари, в которых, по мнению Гюльназ, не зазорно было показаться перед махарани. Первин боялась их измять, поэтому на сегодня выбрала одно из своих сари: шелк размытой голубизны, простеганный золотыми нитями. Довольно официальное сари, а кроме того, достаточно плотное, чтобы согреть в прохладный вечерний час. Под него Первин надела шелковую сорочку с золотым шитьем на манжетах — манжеты закрывали запястья. Первин порадовалась, что у нее есть одежда с длинными рукавами, потому что услышала писк первых комаров, которые совершали тренировочные полеты перед началом ночной смены.
— Не подхвати тропическую лихорадку, — наставляла ее мать, когда они обсуждали всевозможные предосторожности на время поездки. — Не выходи из дома после наступления темноты. В саду смотри себе под ноги. Первин, я все-таки не уверена, что тебе нужно брать на себя это государственное дело.
— Дело на два дня, а оплата как за двадцать часов работы с клиентами, — ответила Первин. — Оплачиваются все путевые расходы, в перспективе можно будет получить другие заказы от местной знати. Папа будет очень этим доволен.
Да, она рассчитывала на все это — но не смогла предугадать, каким странным и далеким покажется ей этот мир. На фоне прочего комариные укусы выглядят такой мелочью.
4. Встреча былых однокурсников
Войдя в гостиную, Первин едва не ахнула вслух. Да, она видела снаружи островерхую крышу, и все равно ее поразила высота потолка — не меньше десяти метров. Стулья и банкетки из розового дерева, стоявшие вдоль одной из стен, будто бы тянулись в ту же высь — спинки у них были длиной метра три. Больше подходят для гигантов, чем для обычных людей.
Впрочем, англичане в Индии и мнят себя гигантами.
Первин продолжила незаметно осматриваться, подметила, что вместо открытых книжных шкафов в комнате стоят трехметровые застекленные альмиры. Хотелось подойти поближе и почитать названия книг, но тут она поняла, что в одном из немногочисленных мягких кресел с низкой спинкой сидит Колин Сандрингем, а перед ним на тиковом кофейном столике разложено множество писем. Одновременно Первин поняла, что могла бы и не трудиться с переодеванием к ужину. На Колине были те же джодпуры и сапоги. Он разве что переменил рубашку. Первин не знала, следует ли ей обидеться на то, что он не считает ужин с нею достаточным поводом, чтобы привести себя в порядок, или порадоваться, что он не пытается ее соблазнить.
В парсийском гуджарати есть смешное словосочетание, описывающее подобную небрежность: джитра питра. Первин услышала ее в голове и беззвучно рассмеялась. Лучший способ почувствовать себя увереннее в таком странном месте — вспомнить собственные корни.
Мистер Сандрингем поднял на нее глаза.
— Отлично! — произнес он с непринужденностью, будто и не заметив изменений в ее облике. — Ужин готов. Вы не слишком устали, чтобы сесть за стол?
— Нет. Горячая ванна — как раз то, что было нужно усталым костям.
Сандрингем встал и, прихрамывая, зашагал в сторону стола в столовой.
— Как видите, Рама все принес: придавленную курятину, жареный картофель, карри с местным шпинатом. Сейчас готовит роти[14] и дал. Если желаете, открою бутылку кларета.
Первин замялась. Мало того что она будет ночевать в одном доме с мужчиной, но, приняв его предложение, подставит себя еще под одно порицание: она пила с ним спиртное. Она смущенно посмотрела на бутылку. С другой стороны, ведь она пила понемногу с родными по торжественным случаям. Кроме того, она сомневалась в чистоте питьевой воды.
— А что в гостевом доме с водой?
— Она кипяченая, но вкус так себе. А вот во дворце, говорят, вода очень вкусная.
— Тогда мне, пожалуйста, большой стакан воды и чуть-чуть вина. Мне завтра в дорогу — я не могу рисковать головной болью.
— Да, про дорогу я вам сейчас расскажу. — Он налил ей в бокал немного вина, долил воды до половины. — Произнесем тост?
— Да. За успех нашего начинания в Сатапуре, — сказала Первин, подняла бокал, потом поднесла его к губам. Кларет оказался хорошим: он будто бы преображался у нее во рту, оставляя под конец легкий цветочный привкус.
— Хорош? — Мистер Сандрингем улыбался, будто заранее уверенный в качестве вина.
— Вкус фиалок, — определила Первин после второго глотка. Она решила отбросить волнение и завести светскую беседу. Англичане всегда так поступали, прежде чем перейти к делу. — Вкус очень приятный. «Шато Марго» я не пила со времен Оксфорда.
Он явно удивился.
— А в каком колледже вы учились?
— В Святой Хильде.
— И когда закончили?
— В прошлом году. Немного поработала клерком в Лондоне, потом вернулась в Бомбей, теперь практикую вместе с отцом. — Первин была ему признательна за то, что он не задал вопроса, почему она вообще поехала учиться в Англию. Незачем ему знать про ее первую — неудачную — попытку изучения юриспруденции в Бомбее и про несложившуюся семейную жизнь в Калькутте.
— Так мы с вами почти однокорытники! Я изучал географию в Брейзноузе, закончил в 1919-м. — Он ухмыльнулся. — Вы смотрите на меня с сомнением. Что не так?
Чтобы его не обидеть, она постаралась тщательно подбирать слова:
— Вы похожи на выпускника Брейзноуза, но вы, как мне кажется, старше меня.
— Мне двадцать восемь. Учился в Оксфорде до войны. Потом на несколько лет уехал во Францию.
— Вы служили?
Он кивнул.
— Как и большинство моих друзей, я был уверен, что война закончится к Рождеству.
— А этого, разумеется, не случилось. — Она вспомнила про его хромоту. Легко отделался в сравнении со многими ветеранами. — А почему вы решили изучать географию?
— До войны меня интересовала зоология. Но во Франции я увлекся картами. Точная карта порой может стать вопросом жизни и смерти. Поэтому, вернувшись к учебе, я переключился на географию. И скоро понял: чтобы получить возможность составлять карты неизвестных территорий, нужно стать государственным чиновником за пределами Британии.
— А британские власти специально нанимают географов, чтобы они рисовали карты? — спросила Первин и только потом отведала главное блюдо вечера. Цыпленка запекли с колечками лука, который добавил блюду толику сладости, уравновешивающую густо-солоноватый вкус мяса.
— Да. Я бы с удовольствием пошел на эту должность, но в начале карьеры сперва нужно послужить коллектором.
— Коллекторы — это люди, которые пересчитывают каждую рупию и каждое зернышко, принадлежащие индусам, — заметила она саркастически.
— Да, и не только. Коллекторы докладывают о положении и состоянии людей, собирающих урожаи. Им приходится много путешествовать.
Появился Рама с миской дала и медным подносом, на котором лежала лепешка-роти. Вместо того чтобы обойти вокруг стола и обслужить их по очереди, он поставил все посередине и вышел.