Рама стянул до пояса шелковое покрывало, положил руку махарани на грудь, явно пытаясь понять, бьется ли сердце. Потом взглянул на Первин и покачал головой.
Пальцы Рамы скользнули к вискам махарани, Первин же попыталась успокоиться. Вспомнила, как Рама поддерживал в Колине жизнь с помощью местных растений. Наверняка и сейчас он сумеет сотворить чудо.
Рама посмотрел на Первин и сказал:
— Мы опоздали. Она покинула этот мир.
Первин склонила голову. Да, она считала раджмату женщиной надменной и безжалостной; кроме того, она, скорее всего, была убийцей. Да, смерть княгини ее потрясла. Но горевать по-настоящему у нее не получалось, потому что от вдовствующей махарани она не видела ни искры доброты ни к кому из окружающих. При этом ей было от всей души жаль женщину, которая при жизни познала столько страшных несчастий. Первин обвела глазами столпившихся в комнате фрейлин и служанок — они рыдали, рвали на себе волосы и сари. Они наверняка испытывают самые разные чувства, но все изображают безутешное горе. Все хотят сполна проявить свою преданность.
Первин покосилась на Раму: не исключено, что все это омовение он затеял лишь ради того, чтобы выгадать время. Если бы Рама не смог спасти махарани, его осудили бы за ошибки в лечении, могли даже и наказать и уж как минимум облили бы презрением.
Нет, сказала себе Первин. Рама — человек мужественный, безупречный. Не в его характере такие уловки.
Рама еще раз дотронулся до висков княгини, заглянул ей в уши, в нос. Выпростал из-под покрывала ее руку — что-то упало на пол с тихим звуком. Рама нагнулся и поднял маленькую золотую табакерку, украшенную молочного цвета лунным камнем.
— Что это? — спросил он у Свагаты, которая стояла ближе других.
Свагата утерла глаза.
— Похоже на табакерку ее мужа. Он ею постоянно пользовался. Я и не знала, что она ее сохранила.
Первин следила, как Рама кладет вещицу на тумбочку у кровати, — ей вспомнился портсигар Ванданы. Вандана сомневалась в том, что старая махарани курит, — но выяснилось, что она нюхала табак.
Рама очень аккуратно открыл табакерку, внутри обнаружились следы буровато-серого порошка.
— Несколько часов назад она попросила всех выйти, чтобы выпить чаю в одиночестве, — прошептала Арчена.
— Подайте мне, пожалуйста, чашку махарани, — попросил Рама.
— Вот. — Свагата указала на чашку на тумбочке.
Рама всмотрелся во внутренность чашки так, будто там содержались разгадки всех тайн. Потом взял правую руку махарани. На большом пальце и кончиках двух других бурели тусклые пятна.
— Вот, смотрите, — негромко произнес Рама. — На пальцах у нее тот же порошок. Судя по цвету кожи и слизистой носа, а также по вашим словам о том, что у нее было учащенное сердцебиение, — скорее всего, отравление датурой. Но от датуры за несколько минут не умирают. Она, видимо, начала принимать яд раньше и недавно проглотила еще одну дозу.
— С чаем все было в порядке. Его с нею вместе пили и другие. — Одна из фрейлин подошла поближе, в руке у нее было две чашки; руки дрожали так, что чашки дребезжали на блюдцах.
У Первин возникло множество вопросов, но задавать их она не спешила, чтобы не вызвать враждебности.
— Возможно, она добавила датуры только себе в чашку. Кто-нибудь раньше видел у нее эту табакерку?
Ответом стало молчание, но Первин заметила, что несколько женщин потупили глаза, будто боясь себя выдать. В конце концов Арчена сказала:
— Вчера, перед утренней молитвой, она попросила сводить ее в кладовую, где хранит ценности. Я сопроводила ее туда.
— И что она там взяла? — спросила Первин.
Арчена закрыла глаза, будто возвращаясь мыслями к тому моменту.
— Много всего. Кое-какие украшения, несколько шкатулок. Я все отнесла по ее указанию.
— В эту комнату? — Первин пыталась вообразить себе маршрут.
— Разумеется. — Фрейлина бросила на Первин досадливый взгляд.
Все это произошло прежде, чем Первин проснулась и села за специально приготовленный для нее завтрак. Она спросила:
— А что было потом?
— Мы пошли молиться в дворцовый храм.
— Прямиком? — уточнила Первин.
Арчена, будто только что вспомнив, сказала:
— Она велела сперва зайти на кухню. Необычная просьба, ведь мы не едим до молитвы, но она сказала, что хочет отдать повару какой-то подарок. Завела с ним разговор, а меня на это время услала.
У Первин зазвенело в ушах, она оперлась рукой о стену, чтобы не упасть. Вот доказательство того, на что намекала вдовствующая махарани: она собственными руками положила яд в пищу, которую Первин подали на завтрак. А сосуд с ядом оставила при себе и, скорее всего, потом тоже приняла дозу. Вопрос в том, что заставило ее свести счеты с жизнью: отчаяние после исчезновения Дживы Рао или нечто иное.
— Вам нехорошо? — спросила Свагата, встревоженно глядя на Первин. — Вы трогали этот порошок?
— Нет, — поспешно ответила Первин. — Но из соображений безопасности, а также чтобы сохранить улики для полицейских, чашку и табакерку махарани нужно убрать в надежное место до приезда врача. Куда их лучше положить?
— У Басу-сагиба есть сейф, — сказала Арчена.
Первин почти забыла про дворцового управляющего. Необходимо ему сообщить, что отравлениями во дворце занималась вдовствующая махарани, — иначе он еще начнет арестовывать слуг.
Первин открыла дверь и едва не сбила с ног княжну Падмабаи.
— Раджмате все еще плохо? — Глаза княжны казались неестественно большими на маленьком личике.
— Вы хорошо сделали, что помолились за нее. Я знаю, вы очень старались. Ваша бабушка… — Первин запнулась, ей не хотелось пугать ребенка. — Она заболела внезапно. Рама пытался ей помочь, но она к этому времени уже ушла.
— Ушла? — повторила девочка, переводя озадаченный взгляд с Первин на Раму. — Куда ушла?
— Ушла из этого мира, — мягко пояснила Первин. — Умерла.
— Как Бандар! — Падмабаи зарыдала. — Но так нечестно! Почему все меня бросают?
Первин не успела остановить девочку — та ринулась в спальню. Падмабаи рыдала, трясла бабушку, ожидая, что та откликнется. Фрейлины бросились было к ней, но Первин упреждающе подняла руку. Не нужно мешать последней встрече Падмабаи с бабушкой. Бабушка, сколько видела Первин, обращалась с девочкой резко, однако княжна явно ее любила.
Падмабаи прижалась лбом к бледной щеке бабушки. Потом шагнула назад, посмотрела на Первин. И тихо произнесла:
— В следующей жизни она будет бабочкой. Красно-белой, это мои любимые цвета. И будет порхать со мной рядом в саду.
— Обязательно. — Слова девочки тронули Первин. В индуизме каждому дается следующая попытка, возможность вернуться к жизни в ином воплощении. Бабочка казалась подходящей метафорой для раджматы, которая когда-то очень любила праздники, но не любила удаляться от места своего обитания. — Ей будет очень хорошо в таком облике.
— Ай[43] сказала мне, что Пратап Рао стал ветром, который ревет по ночам. Так он говорит нам, что все у него хорошо. Ну а Вагх? — Голос дрогнул, когда девочка произносила прозвище брата — так его называли лишь члены правящей семьи. — Он когда-нибудь вернется или я теперь совсем одна?
— Одна вы точно не останетесь. Никому неведома воля божества, но мы сделаем все, чтобы найти их обоих. — Первин договорила и заметила, что Рама одобрительно кивнул. То, что он готов ей содействовать, сильно ее приободрило.
— Да, обоих. — Падмабаи вытерла глаза. — Мне плохо без ай. Где она?
Княжна использовала просторечное слово, означающее на маратхи «мама». Это очень тронуло Первин. Отставив церемонии, она протянула девочке руку.
— Поедем ее искать. Я вас посажу на свою лошадь, будет как в сказке.
Чуть помедлив, Падмабаи взяла руку Первин. Подняла на нее глаза и сказала:
— А когда ай и Вагх нас увидят, они нас похвалят!
23. В охотничьем домике
Первин попросила мистера Басу, Арчену и Свагату проводить их с Падмабаи до главных ворот. Хотелось убедиться: никто не заподозрит, что княжну увозят против ее воли. Кроме того, и Падмабаи увидит, что люди, которым небезразлична ее судьба, помашут ей вслед. Не сказала им Первин одного: существует призрачная возможность, что Падмабаи больше не вернется во дворец — в случае, если Мирабаи уже нет в живых. В этом случае Первин и Колин станут официальными опекунами княжны.
Первин знала об этом в силу существования юридического прецедента. Корнелия Сорабджи, первая женщина-юрист в истории Индии, была назначена опекуном нескольких осиротевших князей и княжон. Впрочем, хотя Первин и привязалась к девочке, брать на себя обязанности по полноценной опеке ей совсем не хотелось. Она вдохнула поглубже и напомнила себе: не думай про невзгоды, пока они не настали. Скоро она вернется в Бомбей к письменному столу, заваленному скучными контрактами, и отец снова будет зудеть ей в ухо.
Первин сосредоточилась на происходящем: они прошли через залы старого дворца, пересекли двор, миновали лабиринт коридоров, постепенно делавшихся знакомыми. Вышли за ворота — лошадей напоили, они были готовы к новой дороге.
— Этот документ нужно передать Колину Сандрингему, когда он здесь появится, — сказала Первин, протягивая своим сопровождающим конверт с дворцовым гербом, в который она положила исписанные листы, вырванные из блокнота. — Здесь сказано, что князь может находиться в двух местах: в лесу неподалеку от охотничьего домика и поблизости от дворца князя Сварупа.
— Понятно, — сказал мистер Басу, крутя конверт в пальцах.
— И еще: ведь вы как дворцовый управляющий уполномочены выпустить Читру из тюрьмы? Мы с княжной желаем до отъезда ее видеть.
— Да, уполномочен. И прошу Арчену привести ее сюда. — Наставник посмотрел на Арчену, она в первый момент вроде бы заартачилась, но потом передернула плечами и медленным шагом пошла через ворота в сторону старого дворца.
Мистер Басу сказал, глядя ей вслед: