— Он отличный повар, — заметила Первин, попробовав все, что лежало на тарелке.
— Да. Мне очень повезло его заполучить, потому что он брамин[15]. Раньше готовил только вегетарианские блюда и служил в индуистском доме.
Первин поняла, что Раме пришлось принять непростое решение — упадок в экономике заставил его пойти работать в дом, где нужно готовить курятину. А вот мистеру Сандрингему очень повезло.
— Повара-брамины отличаются особым пристрастием к чистоте. Я разбирала одно дело: в семье считали, что наняли повара-брамина, а потом оказалось, что он принадлежит к более низкой касте. Так они решили отдать его под суд.
Сандрингем подался вперед, явно заинтересовавшись.
— И в чью пользу решилось дело?
— Я договорилась о досудебном урегулировании. Повару не предъявили обвинения, но он согласился работать за меньшую оплату. — Она махнула рукой. — Повар был не в восторге, но по крайней мере не потерял места и не остался должен своим нанимателям — денег-то у него не было.
— Полагаю, в вашей работе часто приходится сталкиваться с несправедливостью. — Сандрингем неодобрительно вздернул острый подбородок. — А как вы сама относитесь к системе каст? Это влияет на жизнь вашей семьи?
— У нас, зороастрийцев[16], нет такой строгой иерархии, хотя совершать обряды в храмах огнепоклонников могут только представители семейств священнослужителей, а покойными занимаются определенные члены общины. — Первин положила в рот еще кусочек отменной курятины и вспомнила, как свекровь однажды не позволила ей участвовать вместе с другими дамами в плетении священных шнурков — она, мол, недостаточно чиста. — Но как юрист, обслуживающий клиентов разных вероисповеданий, я должна принимать в расчет особенности индуистского закона. И все равно мне было жалко повара, которому снизили жалованье.
Мистер Сандрингем приподнял бровь.
— Он хоть был хорошим поваром?
— Да, но мясного, разумеется, не готовил. Какая замечательная курятина! — Первин подцепила на вилку еще кусок. — Впрочем, я отвлеклась. Так вы долго проработали коллектором?
— Около года. Политическим агентом в Сатапуре меня назначили первого января.
Значительное повышение по службе после всего года работы коллектором. Сэр Дэвид вроде как намекнул, что мистер Сандрингем не слишком хорошо справляется со своими нынешними обязанностями. Первин хотелось понять, что к чему.
— Итак, теперь вы — важное связующее звено с сатапурским дворцом. Это как-то связано с вашими познаниями в области географии?
Мистер Сандрингем сокрушенно улыбнулся.
— Ни в коей мере. Зато я могу рисовать карты в сезон муссонов, когда все равно больше особо заняться нечем.
— А сезон дождей здесь правда длится полгода? — поинтересовалась Первин, все пытаясь понять, как он заполучил эту должность.
Мистер Сандрингем закатил глаза.
— В этом году — сто восемьдесят дней. Формально он закончился, но я не удивлюсь, если случится еще несколько ливней.
— Я бы с ума сошла так долго сидеть взаперти.
— К этому можно приспособиться. Главная беда — почту перестают доставлять, порой на несколько месяцев. Письма, которые мне отправили две махарани, датированы маем, но я их получил только в сентябре. И это при расстоянии в двадцать километров — можете себе представить?
— То есть Чарану и Пратику туда на их повозке не добраться?
Он кивнул.
— Именно так. Я уверен, что мать князя, махарани Мирабаи, крайне раздосадована тем, что я не подал заявления на прием ее сына в Лудгроув. В агентстве мне дали хороший нагоняй. Время упущено — в этом году его уже не примут.
— Я чего-то не понимаю, — сказала Первин. — Мать князя хочет, чтобы вы подали заявление на прием ее сына в школу, которая находится в Англии, но не позволяет вам приехать во дворец и переговорить с ней об этом?
— Именно так, — подтвердил он отрывисто. — Вот только ее это решение или ее свекрови, я не знаю.
Первин — ей делалось все любопытнее — подалась вперед.
— Может, дело в распоряжении кого-то из родственников-мужчин или дворцовых управителей. Вас хотя бы раз пустили во дворец?
Сандрингем поджал губы.
— Ни разу, но это отчуждение началось еще до меня. Перед самым моим сюда переездом внезапно скончался старший сын махарани Мирабаи, Пратап Рао. По словам предыдущего политического агента, Оуэна Маклафлина, после этой трагедии дамы прервали любое с ним сообщение, хотя при жизни махараджи Махендры Рао его регулярно допускали во дворец. Я дважды ездил туда в паланкине с визитом: один раз по вступлении в должность, второй — после получения этих писем, но меня не впустили.
— Вот ужас! — До этого Первин знала о кончине только одного махараджи. Ситуация выглядела все запутаннее. — А сколько лет было юному махарадже Пратапу Рао и как он умер?
— На момент смерти в 1920 году князю Пратапу Рао было тринадцать лет. Он ездил на охоту со своим дядей и придворными. Пропал — а на следующий день его нашли мертвым.
— А причина смерти?
— Наш местный врач Индийской медицинской службы Грэм Эндрюс провел вскрытие. По его словам, князя задрал какой-то зверь, скорее всего тигр или леопард. — Поморщившись, агент добавил: — Виновника так и не нашли.
Первин посмотрела на курятину и поняла, что больше уже ничего не съест.
— Простите, — извинился Сандрингем и тоже положил нож и вилку.
— Ничего страшного. Я вполне в состоянии слушать подобное. — Первин заставила себя говорить обычным голосом. — Я очень мало знаю про покойного махараджу Махендру Рао. Он долго болел холерой?
— Все случилось в 1919 году, и очень скоропали-тельно.
И Сандрингем рассказал, что сорокаоднолетний махараджа Махендра Рао всегда пекся о благополучии своих подданных. Когда в одной из деревень случилась вспышка холеры, он отправился туда поговорить с жителями о важности карантина и приема лекарств, поскольку доктора Эндрюса они к себе не пустили. Махараджа контактировал с одним больным жителем деревни, так и заразился.
— Несмотря на все старания доктора Эндрюса и молитвы двадцати священников, через пять дней он скончался.
— Какая утрата. — Получается, что Махендра Рао умер как герой, в попытке помочь другим — это не вписывалось в привычный образ надменного и избалованного махараджи.
— Да. Маклафлин писал, что покойный махараджа был настроен очень прогрессивно: хотел использовать природные ресурсы на общее благо, внедрять современное здравоохранение и образование.
Сэр Дэвид ей уже объяснил, что полномочия политического агента чрезвычайно широки, но теперь Первин хотелось понять, как этот неопытный и беспечный молодой человек относится к своим обязанностям. Она начала с простого вопроса, на который ей уже ответил сэр
Дэвид:
— Итак, махараджа скончался, единственный его сын несовершеннолетний, кто же принимает все решения?
— Брат покойного махараджи Сваруп является премьер-министром.
Ее удивило, что Сандрингем не упомянул о собственной роли.
— То есть решения принимает он, не вы?
Он пожал плечами.
— Мне не докладывали ни о чем, что указывало бы на необходимость моего вмешательства.
Первин придерживалась мнения, что пассивность английских властей лишь облегчает всем жизнь. При этом ей хотелось узнать побольше про премьер-министра.
— Я кое-что слышала про князя Сварупа. Он владелец отличных лошадей в Королевском конном клубе Западной Индии.
— Поговаривают также, что у него роскошное бунгало на Малабарском холме и там уже пять лет живет его любовница.
— Так он чаще бывает в Бомбее, чем во дворце? — Первин уловила сарказм в тоне Сандрингема.
— Не знаю. У князя и его жены собственный дворец примерно в шести километрах от основного. Время от времени я получаю письма от одного тамошнего служащего, но он мало что сообщает, кроме того, что все члены семьи в добром здравии. — Сандрингем помялся — его явно смутило, что Первин так резко высказалась о его якобы халатном отношении к своим обязанностям. — Говоря откровенно, поскольку оговоренные объемы сельскохозяйственной продукции они поставляют вовремя, мы не видели никаких оснований лезть в их дела. Но письма двух махарани меня насторожили.
— Меня удивляет, почему дядя не может сам решить, куда отправить учиться своего племянника, молодого махараджу, — заметила Первин.
Мистер Сандрингем кривовато улыбнулся.
— Не забывайте о том, что вдовствующая махарани Путлабаи — мать премьер-министра. Какой мужчина станет перечить матери?
В своей работе Первин не раз сталкивалась с ситуациями, когда взрослые дети командовали своими родителями и порой обращались с ними очень жестоко. Но вступать в спор она не стала — ей важнее было раздобыть новые сведения.
— А махарани знают, что вы посылаете меня к ним на переговоры?
— Я отправил им письмо с уведомлением, что их посетит П. Дж. Мистри, эсквайр. — Сандрингем пристально посмотрел на собеседницу. — В письме не упомянуто, что вы женщина. Мне хотелось застать их врасплох.
— Ага. То есть, если мне откажут по половому признаку, тут-то я и сниму шляпу и продемонстрирую, кто я! — Первин представила себе этот спектакль: остросюжетная драма без заранее прописанного сценария. — Но мне кажется, что, если дамы действительно хотят уладить свой конфликт касательно обучения князя, они меня примут. А я уж выложу все козыри.
— Козыри! — медленно повторил Сандрингем. А потом щелкнул пальцами и рассмеялся.
— Что такое? — ошарашенно спросила Первин.
— Вы в Оксфорде играли в карты?
Первин опешила.
— Разумеется. По вечерам, в Святой Хильде, с другими девушками.
Он глянул на нее разочарованно.
— И больше нигде?
Первин задумалась.
— Однажды я играла в бридж в смешанной компании в Брейзноузе.
— Вот-вот! — Он хлопнул ладонью по столу. — Именно! Помню, какой поднялся шум, когда в бридж-клуб пришли — без мужско