Около половины восьмого я проснулся, и раскрыв окно, увидал, что на дворе прелестный солнечный день. Ровно в восемь я собрался было идти привязывать собак, как вдруг слышу позади себя на лестнице шелест женских юбок. Я обернулся и увидал Пенелопу, летевшую ко мне сломя голову.
— Батюшка, — кричала она, — Бога ради, идите скорее на верх! Алмаз пропал.
— С ума ты сошла что ли? — спросил я ее.
— Пропал, — отвечала Пенелопа. — Пропал, и никто не знает когда и каким образом! Идите скорее, и сами увидите!
Она потащила меня в кабинет барышни, находившийся рядом с ее спальней, и тут-то, на пороге между двумя комнатами, я увидал мисс Рэйчел, бледную как ее белый пеньюар. Обе половинки индийского шкафа были отворены настежь; а один из ящиков выдвинут до основания.
— Смотрите! — сказала Пенелопа. — Я своими глазами видела, как мисс Рэйчел спрятала свой алмаз в этот ящик, вчера вечером.
Я подошел к шкафу. Действительно, ящик был пуст.
— Так ли она говорит, мисс? — спросил я. Но мисс Рэйчел была неузнаваема.
— Алмаз пропал, — повторила она будто не своим голосом, и сказав это, удалилась в свою спальню и заперла за собой дверь.
Еще мы стояли как ошалелые, не зная, что нам делать, когда в комнате появилась миледи. Она услыхала мой голос в кабинете своей дочери и пришла узнать что случалось. Известие о пропаже алмаза, по-видимому, сразило ее. Она прямо подошла к спальне своей дочери и потребовала, чтоб ей отворили. Мисс Рэйчел впустила ее.
Затем тревога с быстротой пожара распространилась по всему дому и достигла, наконец, до обоих джентльменов.
Мистер Годфрей первый вышел из своей комнаты. Услыхав о происшедшем, он только в изумлении развел руками, что не слишком говорило в пользу его природной находчивости. Зато я сильно рассчитывал на светлый ум мистера Франклина, надеясь, что он-то и поможет нам выйти из затруднения; но и он в свою очередь оказался столько же ненаходчивым, как и его двоюродный братец. Против всякого ожидания, он хорошо проспал ночь, а сон, по его словам, как непривычная роскошь, подействовал на него одуряющим образом. Однако после чашки кофе, которую он, по иностранному обычаю, выпивал обыкновенно за несколько часов до завтрака, ясность ума его опять возвратилась. Французская сообразительность выступила на первый план, и он с большею ловкостью и решительностью принял следующие меры.
Прежде всего он велел позвать слуг и приказал им оставить все двери и окна нижнего этажа запертыми, так, как они были оставлены накануне, за исключением главного входа, который я уже отпер. Затем, не предпринимая никаких дальнейших мер, он предложил мне и мистеру Годфрею лично удостовериться, не завалился ли как-нибудь алмаз за шкаф или за стол, на котором помещалась эта индийская вещица. После безуспешных поисков и толков с Пенелопой, которая в ответ на все вопросы не прибавила ничего нового к сообщенным уже ею сведениям, мистер Франклин решился допросить самое мисс Рэйчел и послал Пенелопу постучаться в дверь ее спальни.
На стук вышла только одна миледи и тотчас же притворила за собой дверь; но минуту спустя мы услыхали, что мисс Рэйчел сама запирает дверь изнутри. Госпожа моя вышла к нам сконфуженная и опечаленная.
— Пропажа алмаза до такой степени сокрушает бедную Рэйчел, — сказала она мистеру Франклину, — что она упорно отказывается говорить о нем даже со мной, и вам никак нельзя увидать ее теперь.
Удвоив ваше смущение рассказом об отчаянии своей дочери, миледи, после небольшого внутреннего усилия, вполне овладела собой и начала действовать со свойственною ей решимостью.
— Мне кажется, — спокойно сказала она, — что нам не остается ничего более делать, как послать за полицией.
— Которая прежде всего, — подхватил мистер Франклин, — должна задержать индийских фокусников, приходивших сюда вчера вечером.
Миледи и мистер Годфрей (не посвященные в тайны наши с мистером Франклином) пришли в величайшее изумление.
— Мне некогда теперь объясняться, — продолжил мистер Франклин. — Одно могу сказать вам, что алмаз, по всей вероятности, похищен индийцами. Напишите мне поскорее рекомендательное письмо к одному из фризингальских судей, — сказал он, обращаясь к миледи, — и упомяните в нем, что я уполномочен вами действовать в ваших интересах. Я сейчас же отправлюсь в город, потому что каждая потерянная минута может дать похитителям время скрыться от наших преследований. (Nota bene: На какой стороне его характера был теперь перевес, на французской или на английской? не знаю, только очевидно было, что разумная сторона одержала верх. Оставалось решить еще один вопрос: долго ли продлится это счастливое настроение?)
Мистер Франклин придвинул к тетке перо, чернила и бумагу, но миледи (как мне показалось) не совсем-то охотно написала требуемое письмо. Если бы можно было пренебречь таким обстоятельством, как пропажа алмаза в двадцать тысяч фунтов стерлингов, то судя по невыгодному мнению моей госпожи об ее покойном брате и по ее недоверию к сделанному им подарку, она, мне кажется, порадовалась бы, если бы ворам удалось скрыться с Лунным камнем.
Я отправился в конюшню с мистером Франклином и не упустил при этом случая спросить его, каким образом могли индийцы (которых я, конечно, и сам подозревал не менее его) забраться к нам в дом?
— Вероятно, во время суматохи, причиненной разъездом гостей, — отвечал мистер Франклин, — один из негодяев пробрался незаметно в столовую, и забившись под диван, подслушал разговор тетушки с Рэйчел насчет того, куда лучше припрятать алмаз на ночь. Затем, выждав пока в доме все угомонилось, он преспокойно взошел в кабинет и украл Лунный камень из шкапчика.
С этими словами мистер Франклин крикнул груму, чтоб отворили ворота и ускакал в город. Это было, по-видимому, самое разумное объяснение. Однако каким же образом ухитрился вор выйти из дому? Отправляясь поутру отпирать главный вход, я нашел его точь-в-точь в том же виде как накануне, крепко запертым на засов. Что же касается до других дверей и окошек, то она сами говорили за себя, потому что до сих пор еще оставались неотворенными. А собаки? Предположим, что вор ушел через окно верхнего этажа; как мог он во всяком случае миновать собак? уж не запасся ли он для них отравленным мясом? В ту самую минуту как подозрение это промелькнуло в моей голове, собаки выбежали ко мне из-за угла, стали валяться по мокрой траве и были так здоровы и веселы, что я не без труда образумил их и снова посадил на цепь. Чем более размышлял я над объяснением мистера Франклина, тем несостоятельнее оно мне казалось. Наконец, когда наступило время, мы, по обыкновению, позавтракали: никакое происшествие в доме, даже самое необычайное, как например грабеж или убийство, не должны мешать завтраку. По окончании его миледи потребовала меня к себе, и я принужден был рассказать ей все, что так тщательно таилось от нее до сих пор относительно индийцев и их заговора. Как женщина с твердым характером, она скоро оправилась от потрясающего впечатления, произведенного на нее моим рассказом. Ее не столько смущали поганые индийцы, сколько печаль дочери.
— Вы сами знаете, Бетередж, какой странный характер у Рэйчел, и как не похожи бывают ее действия на поступки ее сверстниц, — сказала мне миледи. — Но никогда не казалась она мне столь загадочною и скрытною как в настоящую минуту. Пропажа камня словно лишила ее рассудка. Кто бы подумал, что этот ужасный алмаз околдует ее в такое короткое время?
Действительно, все это было очень странно. Мисс Рэйчел никогда не выказывала свойственного всем молодым девушкам пристрастья к драгоценным вещам и украшениям. Однако она была неутешна и до сих пор сидела, запершись в своей спальне. Правда, пропажа алмаза отразилась и на прочих обитателях дома. Даже мистер Годфрей, например, по профессии общий утешитель и советчик, и тот не знал, куда ему девать себя. За недостатком общества, и не имея возможности применить к мисс Рэйчел свое уменье утешать огорченных женщин, он тревожно и бесцельно сновал взад и вперед по дому и по саду, раздумывая, как бы лучше поступить ему в приключившейся беде, уж не уехать ли и не избавить ли семью от тяжелой обязанности занимать его как гостя, а то не остаться ли лучше в ожидании того времени, когда и его ничтожные услуги могут оказаться полезными? Наконец он остановился на последнем решении как на самом благоразумном и наиболее приличном при настоящем грустном положении семьи. Только время и обстоятельства могут быть пробным камнем для человека. Когда наступил черед мистеру Годфрею быть испробованным, ценность его оказалась гораздо более низкого достоинства, нежели я воображал. Что же касается до женской прислуги, то женщины все, за исключением Розанны Сперман, державшейся поодаль от других, принялись шушукать во всех углах дома и перекидываться подозрительными взглядами, как обыкновенно поступает слабейшая половина человеческого рода при всех сколько-нибудь замечательных происшествиях. Сознаюсь, что я сам был встревожен и не в духе. Проклятый алмаз всех нас перевернул вверх дном. Около одиннадцати часов мистер Франклин вернулся назад. Его решимость очевидно исчезла во время поездки в город под гнетом свалившихся на него забот.
Отправляясь из дому, он скакал в галоп, а домой возвращался шагом. Уезжая, он был тверд как сталь, а вернулся словно наваченный, тряпка — тряпкой.
— Ну, что ж, — спросила миледи, — когда будет полиция?
— Сейчас, — отвечал мистер Франклин; — они сказали, что мигом последуют за мною. Сюда прибудет надзиратель сыщиков, Сигрев, с двумя полицейскими помощниками. Но это только для формы. Дело наше проиграно!
— Как, сэр, — спросил я. — Неужто индийцы скрылись?
— Бедные оклеветанные индийцы посажены в тюрьму без малейшего основания, — отвечал мистер Франклин. — Они так же невинны, как неродившийся младенец. Мое предположение, будто один из них притаился у нас в доме, рассеялось как дым, подобно прочим моим фантазиям; и мне доказали фактами, — продолжил мистер Франклин, с наслаждением налегая на сделанный им промах, — что это вещь положительно невозможная.