Между тем как пристав произносил эта загадочные слова, мистер Франклин вернулся с своей прогулки; но более искусный в умении обуздывать свое любопытство, он прошел мимо вас в дом, не сказав ни слова. Что же до меня касается, то раз пожертвовав своим достоинством, я уже хотел извлечь из этой жертвы всевозможные выгоды.
— Так вот что вы узнали об индийцах, — сказал я. — Ну, а как же насчет Розанны, сэр, не сделали ли вы и о ней каких открытий?
Пристав Кофф покачал головой.
— Тайна в этом отношении остается более чем когда-либо непроницаемою, — отвечал он. — Я напал на ее след в одной из фризингальских лавок, принадлежащей холщевнику Мальтби. У прочих торговцев, суконщиков, модисток, портных, она ничего не купала, да и у Мальтби взяла только несколько аршин полотна. Долго провозившись над выбором качества, она наконец остановилась на одном куске, и велела отрезать от него столько, сколько нужно для ночной кофты.
— Для чьей же кофты? — спросил я.
— Да верно для своей собственной. В четверг рано поутру, между тем как все вы покоились в своих постелях, она, вероятно, прокралась в комнату вашей барышни, чтобы похитить Лунный камень, а выходя оттуда, должно быть, мазнула как-нибудь неосторожно кофтой по невысохшей краске. Пятно на кофте не отмылось, а между тем она не посмела уничтожить испорченную вещь, не заменив ее прежде новою.
— Что же заставляет вас предполагать, будто это была кофта самой Розанны? — возразил я.
— Те материалы, которые она для себя покупала, — отвечал пристав. — Будь это кофта мисс Вериндер, то для нее потребовались бы кружева, оборка, и невесть какие украшения, да к тому же Розанна и не успела бы сшить ее в одну ночь. Кусок ровного полотна годится только для незатейливой кофты простой служанки. Поверьте мне, мистер Бетередж, это ново как день. Загадка состоит лишь в том, с какою целью (раз запасшись новою одеждой) прячет она испачканную, вместо того чтоб ее уничтожить? Если девушка не сделает добровольных показаний, то нам останется лишь одно средство разрешить этот мудреный вопрос: разыскать то потаенное местечко на зыбучих песках, куда она упрятала ящик, и тогда дело объяснится само собой.
— Но как же вы отыщете это место? — спросил я.
— Весьма сожалею, что на этот раз не могу удовлетворить ваше любопытство, — отвечал пристав, — но это секрет, которого я никому не выдам.
(Чтобы не раздразнить вашего любопытства, читатель, подобно тому, как он раздразнил мое, я открою вам, что пристав вернулся из Фризингалла снабженный обыскным листом. Опытность его в подобных делах навела его на мысль, что Розанна Сперман, вероятно, носила при себе описание местности, выбранной ею для хранения ящика, чтобы впоследствии можно было легче отыскать это потаенное убежище, если б ей вздумалось вернуться сюда при других обстоятельствах. Приставу захотелось, во что бы ни стало, овладеть этою памятною запиской, и раз добыв ее, он счел бы себя совершенно удовлетворенным.)
— Оставим покамест пустые предположения, мистер Бетередж, — сказал он, — и приступим-ка лучше к делу. Я приказывал Джойсу присматривать без меня за Розанной. И где Джойс?
Джойс был тот самый фризингальский полисмен, которого надзиратель Сигрев отдал в распоряжение пристава. Меж тем как последний делал этот вопрос, пробило два часа, и в ту же минуту подъехала карета, которая должна была увести мисс Рэйчел к ее тетке в Фризингалл.
— Двух дел разом не делают, — сказал пристав, останавливая меня в ту минуту, как я уже собирался послать за Джойсом. — Дайте мне сперва проводить мисс Вериндер.
В воздухе все еще пахло дождем, и потому для мисс Рэйчел запрягли крытую карету. Пристав Кофф сделал знак Самуилу, чтобы тот сошел к нему с своего места за каретой.
— По сю сторону калитки привратника вы увидите одного моего приятеля, который будет ждать вас между деревьями, — сказал он Самуилу. — Не останавливая кареты, приятель мой вскочит к вам, а вы постарайтесь только не обращать на него внимания и прикусить ваш язычок: не то беда вам будет.
Сделав это наставление слуге, пристав позволил ему возвратиться на свое место. Что подумал об этом Самуил, — не знаю, но я хорошо понимал, что за мисс Рэйчел положено было учредить строгий надзор с той самой минуты, как она выедет из родительского дома. Барышня наша под присмотром! Позади ее, на запятках родительской кареты, будет сидеть шпион! Мне хотелось вырвать свой мерзкий язык за то, что он осмелился унизиться до разговора с приставом Коффом.
Миледи первая вышла из дому, и остановившись на верхней ступеньке лестницы, стала ждать, что будет далее. Ни мне, ни приставу она не сказала на слова. Закутавшись в легкую летнюю мантилью, которая служила ей для прогулки по саду, она стояла как статуя, с строго сжатыми устами, ожидая появления дочери.
Чрез минуту на лестнице показалась и сама мисс Рэйчел. На ней было хорошенькое платье из какой-то нежной желтой ткани, которая служила прелестным фоном для ее смуглого лица и (в форме кофточки) плотно обхватывала ее талию. На голове у нее была щегольская соломенная шляпка с белым обвивавшимся вокруг вуалем; палевого цвета перчатки гладко обтягивали ее руку. Ее прекрасные черные волосы лоснились из-под шляпки как атлас; а маленькие ушки, похожие на две розовые раковины, украшены были жемчужными подвесками. Она быстро появилась на лестнице, стройная как лилия и столь же гибкая и грациозная в своих движениях, как молодая кошечка. Ничто, сколько я мог заметить, не изменилось в ее прекрасном лице, кроме глаз и губ. Глаза ее получили какой-то сверкающий дикий взгляд, который вовсе мне не нравился, а губы до такой степени утратила свой прежний цвет и улыбку, что я едва мог узнать их. Наскоро и внезапно поцеловав свою мать в щеку, она проговорила ей: «Постарайтесь простить меня, мамаша»; затем она так порывисто опустила свой вуаль, что даже разорвала его. Через минуту она уже сбежала с лестницы и бросилась в карету, как в убежище.
Пристав Кофф во мгновение ока очутился подле нее. Он отстранил Самуила, и держась за раскрытую дверку кареты, предстал перед мисс Рэйчел в то время, когда она усаживалась на своем месте.
— Что вам нужно? — спросила она из-под вуали.
— Прежде чем вы уедете, мисс, — отвечал пристав, — мне необходимо сказать вам два слова. Препятствовать вашей поездке к тетушке я не имею никакого права; одно только осмелюсь вам заметить, что уезжая отсюда при настоящем положении следствия, вы тем самым воздвигаете мне препятствие к розысканию вашего алмаза. Прошу вас хорошенько вникнуть в мои слова, мисс, и окончательно решать: едете вы или нет.
Мисс Рэйчел не удостоила его даже ответом.
— Пошел, Джемс! — закричала она кучеру.
Не оказав более ни слова, пристав молча захлопнул дверку. Но в эту самую минуту с лестницы сбежал мистер Франклин.
— Прощайте, Рэйчел, — сказал он, протягивая ей руку.
— Пошел! — еще громче крикнула моя молодая госпожа, столько же невнимательная к мистеру Франклину, как и к мистеру Коффу.
Мистер Франклин отшатнулся, будто пораженный громом. Кучер, не зная что делать, в недоумении смотрел на миледи, еще стоявшую на крыльце. Гнев, печаль и стыд одновременно отразились на ее лице; она знаком велела кучеру ехать и затем поспешно вошла в комнаты. Когда карета тронулась, мистер Франклин очнулся, и обращаясь к миледи, — сказал ей:
— Тетушка, вы были совершенно правы; примите же мою благодарность за ваше гостеприимство и позвольте мне уехать.
Миледи обернулась, будто собираясь отвечать ему, но потом одумалась и, как бы не доверяя себе, только ласково махнула ему рукой.
— Не уезжайте отсюда не повидавшись со мной, Франклин, — сказала она прерывающимся голосом, а затем удалилась в свою комнату.
— Последнего одолжение жду от вас, Бетередж, — обратился тогда ко мне мистер Франклин, со слезами на глазах. — Выпроводите меня отсюда поскорее на железную дорогу!
И с этими словами он также вошел в дом. Вот до какой степени могла обескуражить его мисс Рэйчел; судите же после того, как сильно он любил ее!
Мы остались одна с приставом внизу лестницы. Обернувшись лицом к деревьям, между которыми извивалась дорога, он заложил рука в карманы и стал тихо насвистывать «Последнюю летнюю розу».
— На все есть свое время, — сказал я довольно резко. — Теперь не время свистать, сэр.
В эту минуту из-за деревьев показалась карета, направлявшаяся к калитке привратника, а позади ее на лакейском месте можно было ясно различать подле Самуила еще какую-то незнакомую фигуру. «Ладно!» сказал про себя пристав, потом, обращаясь ко мне, прибавил:
— Правду говорите вы, мистер Бетередж, что свистать теперь не время. Теперь нужно приниматься за дело, не щадя никого. Начнем-ка с Розанны. Где Джойс?
Мы оба стали его кликать, но не получили ответа. Тогда я послал за ним одного из конюхов. — Слышали ли вы, что я говорил с мисс Вериндер? —спросил меня пристав, пока мы ожидали возвращение конюха. — И заметили ли вы, как она приняла мои слова? Я напрямки объявил ей, что отъезд ее воспрепятствует розыску алмаза, а она все-таки уехала! Так знайте же, мистер Бетередж, что ваша барышня уехала в материнской карете не одна, а с товарищем, и товарищ этот никто другой как сам Лунный камень.
Я промолчал. Вера моя в мисс Рэйчел была непоколебима, как и вера в смерть. Конюх вернулся в сопровождении Джойса, который, как мне показалось, шел весьма неохотно.
— Где Розанна Сперман? — спросил пристав Кофф.
— Сам не понимаю как это случилось, сэр, — начал Джойс, — и крайне сожалею о том, но так или иначе…
— Уезжая в Фризингалл, — перебил его пристав, — я приказал вам стеречь Розанну Сперман, не подавая ей виду, что за ней присматривают, а вы хотите, кажется, сказать мне, что она ускользнула от вашей бдительности?
— Боюсь, сэр, — начал Джойс с внезапною дрожью, — не слишком ли уж я постарался о том, чтоб она меня не заподозрила. Здесь столько коридоров в нижнем этаже, что…
— А давно ли вы потеряли ее из виду?