Тогда, миледи, и только тогда начал я искать указаний в своей опытности, которая и объяснила мне загадочное поведение мисс Вериндер. Руководимый ею, и сопоставил личность вашей дочери с личностью других известных мне молодых леди и пришел к тому убеждению, что у ней, вероятно, есть также долги, в которых она не хочет сознаться и которые между тем необходимо заплатить. Я спрашиваю себя, уж не потому ли и исчез алмаз, что нужно было заложить его тайком для уплаты этих долгов? Вот те заключения, которые, я вывожу из простых фактов. Что возразит на это ваша собственная опытность, миледи?
— То же, что и прежде, — отвечала моя госпожа, — а именно, что обстоятельства ввели вас в заблуждение.
Я с своей стороны молчал. Бог весть почему забрел в эту минуту в мою сумасшедшую голову Робинзон Крузо. «Если бы, — думал я, — пристав Кофф мгновенно очутился на необитаемом острове, лишенный общества господина Пятницы, и не имея корабля, на котором он мог бы уехать с острова, то он был бы, по моему мнению, в самом приличном для него месте! (Nota bene: говоря вообще, я остаюсь хорошим христианином до тех пор, пока не слишком насилуют мои христианские чувства, и утешаюсь тою мыслию, что и вы все, господа, не лучше меня в этом отношении.)
— Прав я был или нет, миледи, — продолжал пристав Кофф, — но раз поставив себе такие убеждения, мне необходимо было проверить их на деле. Я просил тогда вашего позволения произвести осмотр всех находящихся в доме гардеробов. Это послужило бы средством к разысканию той одежды, которая, по коей вероятности, размазала краску на двери, и к проверке моих догадок. Что же из этого вышло? Вы изволили согласиться на мое предложение; мистер Блек и мистер Абльвайт сделали то же самое. Одна мисс Вериндер отвечала мне положительным отказом, что и убедило меня в безошибочности моих предположений. Если вы и теперь не согласитесь со мной, миледи, то я готов буду думать, что и вы, и мистер Бетередж не вникали в событие нынешнего дня. Не при вас ли говорил я вашей дочери, что ее отъезд из дому (при настоящих обстоятельствах) затруднит успешное окончание следствия, а между тем она уехала, несмотря на такое предостережение. Вы видели, что она не только не простила мистеру Блеку его усиленных стараний облегчить мне раскрытие этой тайны, но напротив публично оскорбила его у порога родительского дома. Что все кто значит? Если мисс Вериндер не имеет никакой прикосновенности к пропаже алмаза, то скажите же мне, что все это может значить?
На этот раз он посмотрел в мою сторону. Право, страшно было слушать, как он подбирал против мисс Рэйчел одно доказательство за другим, тем более, что при всем желании оправдать ее, не было никакой возможности оспаривать истину его слов. Имея (благодаря Богу) врожденную склонность к резонерству, я тотчас же примкнул к стороне миледи, чтоб отстаивать наши общие с ней убеждения. Это подняло мой упавший дух и придало мне смелости в разговоре с приставом Коффом.
Усердно прошу вас, друзья мои, воспользоваться моим примером; это избавит вас от множества неприятностей. Развивайте в себе диалектику, и вы увидите, как славно подрежете вы ноготки всем этим умникам, если б они вздумали когда-нибудь поцарапать вас ради вашей же собственной пользы!
Видя, что мы не возражаем, пристав Кофф как ни в чем не бывало опять возвратился к своему рассказу. Господи! как же я злился на него, замечая, что наше молчание не сконфузило его ни на волос!
— Вот, миледи, мой взгляд на дело по отношению его к одной мисс Вериндер, — сказал он. — Теперь постараюсь изложить вам то же самое дело по отношению его к мисс Вериндер и умершей Розанне Сперман, взятым вместе. С вашего позволения мы вернемся для этого назад, к тому самому времени, когда дочь ваша отказалась допустить осмотр своего гардероба. Сделав свое заключение об, этом обстоятельстве, я старался разъяснить себе два вопроса: во-первых, какой методы приличнее будет держаться в производстве следствия; во-вторых, не имела ли мисс Вериндер соучастницы между домашнею женскою прислугой. После тщательного размышления я решился вести следствие, что называется на языке служащих, самым неправильным образом, по той простой причине, что мне вверили семейную тайну, которую я обязан был удерживать в пределах тесного домашнего кружка. Чем менее шуму, чем менее огласки, и постороннего вмешательства, тем лучше. Что же касается до обыкновенной процедуры следствия, как-то: поимка людей по подозрению, явки их на суд и тому подобное, об этом нечего было и думать, так как, по моему крайнему убеждению, дочь ваша, миледи, была явно замешана в этом деле. Мне было ясно, что человек, с характером и положением мистера Бетереджа, был бы для меня в этом случае гораздо более надежным помощником нежели всякий другой человек, взятый на стороне. Я, конечно, мог бы вполне довериться, и мистеру Блеку, если бы не предвидел тут одного маленького затруднения. Он слишком скоро угадал, в какую сторону устремились мои догадки и разыскания. И дружба его к мисс Вериндер помешала бы ему действовать заодно со мной. Я беспокою вас, миледи, такими подробностями с целью показать вам, что я не вынес семейной тайны за пределы домашнего кружка. Я единый посторонний человек, которому она известна, а моя профессия обязывает меня придерживать свой язык.
Тут я почувствовал, что моя профессия, наоборот, обязывала меня дать ему волю. Признаюсь, что выполнять в мои года, и перед моею госпожой, роль какого-то полицейского помощника превосходило меру моего христианского терпения.
— Прошу позволения заявить вам, миледи, — сказал я, — что от начала и до конца этого гнусного следствия я никогда не помогал ему сознательно, и я прошу пристава Коффа опровергнуть меня, если у него достанет смелости. — Когда я высказался таким образом, у меня отлегло от сердца. Госпожа моя дружески потрепала меня по плечу, а я в справедливом негодовании взглянул на пристава Коффа, как бы говоря ему: «А! что вы на это скажете?» Но пристав отвечал мне кротким взглядом ягненка, в котором выразилось, кажется, еще большее ко мне расположение.
— Я уверена, — сказала миледи, обращаясь к приставу, — что вы, как честный человек, действовали в моих интересах, и готова выслушать, что вы скажете нам далее.
— Мне остается еще прибавить несколько слов, относящихся к Розанне Сперман, — сказал он. — Вы, вероятно, помните, миледи, что когда эта молодая женщина внесла в комнату книгу для записки белья, я тотчас же узнал ее. До того времени я еще склонен был сомневаться в том, что мисс Вериндер доверила кому-либо свою тайну. Но увидав Розанну, я переменил свое мнение и немедленно заподозрил ее участие в пропаже алмаза. Бедняжку постигла ужасная смерть, но хотя ее и нет уже более в живых, я все-таки желал бы снять с себя обвинение в моей будто бы несправедливой к ней жестокости. Будь это обыкновенный случай воровства, я заподозрил бы Розанну ни более ни менее как и всех остальных слуг в доме. Мы знаем по опыту, что женщины, поступающие из исправительных тюрем в услужение к господам, которые обходятся с нами благосклонно и справедливо, в большинстве случаев меняют свое поведение и делаются достойными оказанного им благодеяния. Но это было, по моему мнению, не простое воровство, а хитро задуманное похищение, при содействии самой владелицы алмаза. Глядя на дело с этой точки зрения, мне прежде всего пришло в голову следующее соображение, касавшееся Розанны Сперман. Удовольствуется ли мисс Вериндер (не взыщите, миледи) тем, что вселит в нас убеждение, будто Лунный камень просто потерян? Или она пойдет дальше и постарается нас уверить, что он украден? На этот случай у нее уже готова была Розанна Сперман, которая скорее всех сумела бы отвлечь и меня, и вас, миледи, от настоящего следа.
Казалось, уж нельзя было хуже очернить мисс Рэйчел и Розанну, как очернил их пристав Кофф. А между тем вы сами сейчас убедитесь, что это было возможно.
— Я имел еще один повод подозревать умершую, — продолжил пристав, — и этот повод казался мне наиболее основательным. Кому же легче было достать под залог денег для мисс Вериндер, как не Розанне Сперман? Ни одна молодая леди в положении мисс Вериндер не взяла бы на себя такого рискованного дела. Ей необходимо было иметь соучастницу, и я опять вас спрашиваю, кто же годился более для этой роли, как не Розанна Сперман? Ваша покойная горничная, миледи, занимаясь воровством, изучила свою профессию во всех ее тонкостях. Она имела сношения, я знаю это достоверно, с одним из тех немногих людей в Лондоне (из разряда закладчиков), которые готовы дать значительную сумму денег под залог стол ценного алмаза, как Лунный камень, не затрудняя своих клиентов ни неловкими вопросами, ни обременительными условиями. Потрудитесь не забыть этого, миледи, и теперь позвольте мне доказать вам, на сколько мои подозрение против Розанны Сперман подтвердились ее собственными поступками, и к каким заключениям могли они привести меня.
Затем он стал разбирать все поведение Розанны в этом деле с начала и до конца. Оно столько же знакомо вам, читатель, сколько и мне, и потому вы легко поймете, что в этой части своего рассказа пристав Кофф безапелляционно заклеймил память бедной умершей девушки подозрением в покраже алмаза. Даже сама миледи приведена была в ужас его словами. Когда он кончил, она ничего ему не отвечала, но пристав, казалось, и не беспокоился о том, отвечают ему или нет. Он продолжал (чтоб ему пусто было!) с прежнею невозмутимостью.
— Теперь, когда я изложил вам все обстоятельства этого дела так, как и их понимаю, — сказал он, — мне остается только сообщить вам, миледи, какие меры имею я в виду на будущее время. Я вижу два способа привести следствие к успешному окончанию. На один из них я смотрю, как на вернейшее средство достичь цели; другой же, сознаюсь, есть не более как смелый опыт. Решайте сами, миледи, не должны ли мы начать с вернейшего способа?
Госпожа моя выразила ему знаком, что она совершенно предоставляет это на его усмотрение: