— Куда я еду? — повторил он за мной. — К черту!
Вместе с этим словом пока рванулся с места, как бы испуганный таким нечестивым ответом.
— Да благословит вас Бог на всех путях ваших, сэр! — успел я промолвить, прежде нежели он скрылся от ваших глаз.
Нечего сказать, приятный и милый джентльмен был мистер Франклин! Несмотря на свои недостатки и дурачества, это был весьма приятный и милый джентльмен! По отъезде его из дома миледи везде чувствовалась ужасная пустота.
Печален и скучен был наступивший затем субботний вечер. Для поддержания крепости своего духа я усердно принялся за свою трубочку и Робинзона Крузо. Женщины (исключая Пенелопу) проводили время в толках о самоубийстве Розанны. они все упорно держались того мнения будто бедняжка украла Лунный камень и лишила себя жизни из боязни быть уличенною в воровстве. Дочь моя, конечно, твердо держалась первоначально высказанного ею мнения. Странно, что ни мнение Пенелопы о причине побудившей Розанну к самоубийству, ни показание моей молодой госпожи насчет ее неприкосновенности к делу, ничуть не объясняли поведение несчастной девушки. И тайная отлучка ее в Фризингалл, и все похождение ее с кофточкой оставались по-прежнему загадочными. Конечно, бесполезно было обращать на это обстоятельство внимание Пенелопы: всякое раздражение действовало на нее также мало, как проливной дождь на непромокаемую одежду. По правде оказать, дочь моя наследовала от меня стойкость взгляда и мысли, и в этом отношении даже за пояс заткнула своего отца,
На следующий день (в воскресенье) карета, остававшаяся до сих пор в доме мистера Абльвайта, возвратилась к нам пустая. Кучер привез мне письмо и некоторые приказание для горничной миледи и для Пенелопы.
Письмо уведомляло меня, что моя госпожа решилась в понедельник увести мисс Рэйчел в свой дом, находящийся в Лондоне. В письменном же распоряжении обеим горничным отдавались некоторые приказание насчет необходимого туалета, и назначалось время, когда они должны были встретить свою госпожу в городе. С ними же приказано было отправиться и большей части слуг. Уступая желанию мисс Рэйчел не возвращаться более домой, после всего происшедшего в нем, миледи решилась отправиться в Лондон прямо из Фризингалла. Я же, впредь до новых распоряжений, должен был остаться в деревне для присмотра над домашним и полевым хозяйством. Слугам, оставшимся со мной, назначалось полное содержание.
Вспомнив по этому поводу все, что говорил мистер Франклин о разъединении, водворившемся в нашей среде, я естественно напал на мысль и о самом мистере Франклине. Чем более я думал о нем, тем более и беспокоился об его будущем, и наконец решился с воскресною почтой написать слуге его батюшки, мистеру Джефко (которого я знавал в былое время), прося его уведомить меня, что предпримет мистер Франклин по прибытии своем в Лондон.
Воскресный вечер был, кажется, еще печальнее субботнего. Мы кончили праздничный день так, как большая часть жителей нашего острова кончают его аккуратно один раз в неделю, то есть, предупредив время отхода ко сну, мы все задремали на своих стульях.
Не знаю, что принес с собой понедельник для остальных наших домашних; я же в этот день испытал сильное потрясение. Именно в понедельник и сбылось первое предсказание пристава Коффа, насчет Иолландов.
Отправив Пенелопу и горничную миледи со всем багажом по железной дороге в Лондон, я бродил по усадьбе, присматривая за хозяйством, как вдруг слышу, что кто-то зовет меня. Я оглянулся назад и очутился лицом к лицу с дочерью рыбака, хромою Люси. За исключением хромой ноги девушки и ее чрезмерной худобы (что в моих глазах составляет страшный недостаток в женщине), в ней можно было бы отыскать и некоторые приятные для каждого мужчины качества. Смуглое, выразительное, умное лицо ее, звучный, приятный голос и прекрасные, густые, темнорусые волосы были в числе ее достоинств. Костыль был грустным придатком к другим ее бедствиям; а бешеный нрав довершал собою ее недостатки.
— А, это вы, моя милая, — сказал я, — что вам нужно?
— Где тот человек, которого вы зовете Франклином Блеком? — спросила девушка, опершись на костыль и бросив мне свирепый взгляд.
— Так неучтиво выражаться о джентльмене, — сказал я. — Если вы желаете осведомиться о племяннике миледи, то должны называть его мистером Франклином Блеком.
Она, прихрамывая, сделала шаг вперед и так дико взглянула на меня, точно заживо хотела меня съесть.
— Мистер Франклин Блек! — повторила она. — Убийца Франклин Блек было бы для него более приличное название.
Опытность, приобретенная мною в супружеской жизни, сказалась на этот раз сподручною. Если женщина хочет досадит вам, то переменитесь с ней ролями и постарайтесь сами вывести ее из терпения. Женщины всегда заранее предвидят всякий маневр, который вы предпримете в свою защиту, кроме этого, и одно слово в подобном случае стоит целой сотни. Вот почему и теперь достаточно было одного слова, чтобы разбесить хромую Люси. Насмешливо глядя ей в лицо, я проговорил:
— Тьфу ты пропасть!
Девушка мгновенно вспыхнула. Став на здоровую ногу, она схватила свой костыль и неистово ударила им три раза по земле.
— Он убийца, убийца, убийца! Он был виновником смерти Розанны Сперман!
Она проговорила эти слова таким громким голосом, что стоявшие неподалеку человека два работников оглянулись на нас; но увидав хромую Люси, и зная чего можно от нее ожидать, они опять отвернулась.
— Он был виновником смерти Розанны Сперман? — повторил я. — Что же заставляет вас предполагать это, Люси?
— А вам что за дело? Да и есть ли кому-нибудь надобность до этого? — сказала она. — О! если б она смотрела на мужчин так, как я смотрю на них, то наверное она была бы еще в живых!
— Она, бедняжка, всегда была хорошего мнение обо мне, — заметил я, — а я с своей стороны ласково обращался с нею.
Я произнес эти слова самым успокоительным тоном. Дело в том, что у меня духу не достало снова раздражить ее каким-нибудь колким ответом. Сперва я имел в виду только ее бешеный нрав; теперь же я вспомнил об ее горе, которое, как известно, часто доводит бедняков до дерзости! Ответ мой смягчил хромую Люси. Она склонила голову и оперлась ею на костыль.
— Я любила ее, — нежно сказала девушка. — Она была несчастлива в жизни; мистер Бетередж, низкие люди дурно обходились с ней, вели ее к злу; но это не ожесточило ее кроткого нрава. Она была ангел. Она могла бы быть счастлива со мной. Мы вместе строили планы, чтоб уехать в Лондон и жить там, как сестры, трудами рук наших. Но этот человек явился здесь и разрушил мой план. Он околдовал ее. Не говорите мне, будто он не желал сделать это и даже не знал ничего об ее любви к нему. Он должен был знать это и должен был пожалеть ее. «Жить без него не могу, Люси, а он никогда даже и не взглянет на меня», часто говаривала она. Ужасно, ужасно, ужасно! «Ни один мужчина, — отвечала я, не стоит, чтоб об нем так сокрушались». — «Есть мужчины, за которых можно жизнь свою отдать, Люси, и он один из числа их!» возражала она. Я сделала небольшие денежные сбережения, порешила дело с батюшкой и матушкой и намерена была увести ее от унижения, которому она здесь подвергалась. Мы наняли бы маленькую квартирку в Лондоне и жили бы вместе как сестры. Вам известно, сэр, что она была хорошо воспитана, имела прекрасный почерк и работа у нее кипела в руках. Я тоже получила воспитание и хорошо пишу, хотя и не так скоро работаю, как она; но все же я поспевала бы со своим делом, и мы зажили бы припеваючи. Но что же вдруг случилось сегодня утром? что случилось? Получаю от нее письмо и узнаю, что она порешила с своею жизнью. Получаю ее письмо, в котором она прощается со мной навеки… Где он? —воскликнула девушка, приподнимая голову с костыля, между тем как глаза ее, сквозь слезы, снова заблистали гневом. — Где этот джентльмен, о котором я не должна иначе говорить, как с уважением? А недалек тот день, мистер Бетередж, когда бедные восстанут против богатых. Молю Бога, чтоб они начали с него, молю Бога об этом!
Вот они, соединенные в одном и том же лице, и христианское чувство любви, и чувство ненависти, обыкновенное следствие той же самой любви, доведенной до крайности! Сам священник (сознаюсь, что это уже слишком сильно сказано) едва ли бы в состоянии был вразумить девушку в настоящем ее положении. Я же решился только не давать ей удаляться от главного предмета, в надежде, что услышу нечто заслуживающее внимания.
— Что вам нужно от мистера Франклина Блека? — спросил я.
— Мне нужно его видеть.
— По какому-нибудь особенному делу?
— Я имею к нему письмо.
— От Розанны Спермин?
— Да.
— Оно было прислано к вам в вашем письме? — спросил я.
— Да.
Неужели мрак должен был рассеяться? Неужели те открытия, которых я так жаждал, сами собой напрашивались на мое внимание. Необходимо было, однако, подождать с минутку. Пристав Кофф заразил нашу атмосферу и, судя по некоторым симптомам, я догадался, что следственная горячка начинает снова овладевать мною.
— Вы не можете видеться с мистером Франклином, — сказал я.
— Я должна и хочу его видеть, — был ее ответ.
— Он в прошлую ночь отправился в Лондон.
Хромая Люси пристально посмотрела мне в лицо, и убедившись, что я не обманул ее, не говоря на слова, немедленно повернула назад в Коббс-Голль.
— Стойте! — сказал я. — К завтрашнему дню я ожидаю известий от мистера Франклина Блека. Дайте мне ваше письмо, и я перешлю его к нему по почте.
Хромая Люси приостановилась и посмотрела на меня через плечо.
— Я должна передать ему это письмо из рук в руки, — сказала она, — а иначе не отдам его.
— Не написать ли ему о том, что я узнал от вас?
— Напишите ему, что я ненавижу его, и вы скажете ему правду.
— Хорошо, хорошо. Но как же насчет письма?
— Если ему понадобится письмо, то пусть он вернется сюда и получит его от меня.
Сказав это, она заковыляла по дороге в Коббс-Голль. Достоинство мое, под влиянием жара следственной горячки, мгновенно испарилось. Я последовал за ней и попытался было заставить ее говорить; но все было напрасно. К несчастью, я был мужчина, а хромая Люси п