II
Вслед за сим следует изложить дополнительные сведения, которыми я располагаю относительно Лунного камня или, говоря правильнее, относительно заговора индийцев похитить алмаз. Хотя мне остается рассказать весьма немногое, но это немногое тем не менее имеет (как я упоминал уже) некоторую важность по своей замечательной связи с последующими событиями.
Спустя неделю и дней десять по отъезде мисс Вериндер из нашего дома, один из моих писцов, войдя в приемную моей конторы, подал мне карточку и объявил, что какой-то джентльмен дожидается внизу, желая поговорить со мной. Я посмотрел на карточку. На ней стояло иностранное имя, впоследствии изгладившееся из моей памяти. Затем на нижнем краю карточки следовала строчка, написанная по-английски, которую я хорошо помню: по рекомендации мистера Септима Локера. Дерзость человека с таким положением, как мистер Локер, осмеливающегося рекомендовать мне кого бы то ни было, так внезапно озадачила меня, что я с минуту молчал, не веря собственным глазам. Писец, заметив как я ошеломлен, соблаговолил передать мне результат своих наблюдений над иностранцем, дожидавшимся внизу.
— Человек весьма замечательной наружности, сэр, и такой смуглолицый, что все конторские тотчас приняли его за индийца или что-нибудь в этом роде.
Сопоставив мысль писца с обидною строчкой в карточке, которую держал в руке, я мигом заподозрил, что под этою рекомендацией мистера Локера и посещением иностранца кроется Лунный камень. К удивлению моего писца, я тотчас решился принять джентльмена, дожидавшегося внизу.
В оправдание этой жертвы простому любопытству, крайне не свойственному моему званию, позвольте мне напомнить читателю этих строк, что ни одно лицо (по крайней мере в Англии) не было в такой короткой связи с романом индийского алмаза, как я. Полковник Гернкасль доверил мне свой тайный план избежать руки убийц. Я получал его письма, периодически уведомлявшие меня, что он еще находится в живых. Я составил его завещание, по которому он дарил мисс Вериндер Лунный камень. Я убедил его душеприказчика принять эту должность на тот случай, если камень окажется действительно ценным приобретением для семейства. Наконец я же боролся с опасениями мистера Франклина Блека и убедил его взяться за передачу алмаза в дом леди Вериндер. Если кто-нибудь может заявить законные права на участие в деле Лунного камня и всего сюда относящегося, мне кажется, трудно отвергнуть, что это именно я.
Лишь только ввели моего таинственного клиента, я ощутил в себе уверенность, что нахожусь в присутствии одного из трех индийцев, вероятно, самого начальника их. Он был изысканно одет в европейское платье. Но смуглого цвета лица, высокого роста с гибким станом и сдержанно-грациозной вежливости обращения было достаточно, чтоб обличать опытному глазу его восточное происхождение.
Я указал ему кресло и просил объяснить, какого рода дело имеет он до меня.
Прежде всего извиняясь превосходно подобранными английскими выражениями в смелости, с которою он обеспокоил меня, Индиец достал небольшой сверточек, в парчовом футляре. Сняв его и еще вторую обертку из какой-то шелковой материи, он поставил на мой стол маленький ящичек или шкатулочку, чрезвычайно красиво и богато усыпанную драгоценными каменьями по черному дереву.
— Я пришел, сэр, — проговорил он, — просить вас ссудить меня некоторою суммой. А это я оставлю в обеспечение того, что долг будет уплачен мною.
Я указал ему на карточку.
— И вы обращаетесь ко мне по рекомендации мистера Локера? — сказал я.
Индиец поклонился.
— Смею ли спросить, почему же мистер Локер сам не осудил вас требуемою суммой.
— Мистер Локер сказал мне, сэр, что у него нет денег в ссуду.
— И поэтому рекомендовал вам обратиться ко мне?
Индиец в свою очередь указал на карточку.
— Тут написано, — сказал он.
Ответ короткий и как нельзя более идущий к делу! Будь Лунный камень в моих руках, я уверен, что этот восточный джентльмен убил бы меня, не задумываясь. В то же время, обходя этот легонький изъян, я должен засвидетельствовать, что посетитель мой был истинным образцом клиента. Он не пощадил бы моей жизни, но он сделал то, чего никогда не делали мои соотечественники, насколько я знаю их лично: он щадил мое время.
— Мне весьма жаль, — сказал я, — что вы побеспокоились придти ко мне. Мистер Локер очень ошибся, послав вас сюда. Мне, подобно всем людям моей профессии, доверяют деньги для раздачи в ссуду. Но я никогда не ссужаю иностранцев и никогда не ссужаю под такие залоги, как представленный вами.
Даже не пытаясь убеждать меня поослабить свои правила, что другие непременно сделали бы на его месте, индиец отвесил мне новый поклон, и не возражая на слова, завернул свой ящичек в оба футляра. Затем он встал. Этот бесподобный убийца, собираясь уйти, спросил:
— Из снисхождения к чужеземцу, извините ли вы, если я на прощанье предложу вам один вопрос?
Я поклонился в свою очередь. Один только вопрос на прощанье! В былое время я насчитывал их до пятидесяти.
— Положим, сэр, что вы нашли бы возможным (и в порядке вещей) ссудить меня этими деньгами, — сказал он, — в какой срок было бы возможно мне (обычным порядком) возвратить их?
— По обычаю нашей страны, — ответил я, — вы могли бы (если угодно) заплатить деньги по истечении года от того числа, в которое они вам были выданы.
Индиец отвесил мне последний поклон, нижайший из всех, и разом вышел из комнаты, в один миг, неслышною, гибкою, кошачьею поступью, от которой я, признаюсь, даже слегка вздрогнул. Успокоясь настолько, что мог размышлять, я тотчас пришел к определенному и единственно понятному заключению о госте, почтившем меня своим посещением.
Находясь в моем присутствии, он до такой степени владел своим лицом, голосом и манерами, что всякая пытливость была бы напрасна. Но тем не менее он дал мне возможность заглянуть разок под эту гладь внешней оболочки. Он не выказывал ни малейшего признака попытки удержать в своей памяти что-либо из говоренного мною, пока я не упомянул о времени, по истечении которого обычай разрешил должнику самую раннюю уплату занятых им денег. Когда я сообщал ему это сведение, он в первый раз еще взглянул мне прямо в лицо. Из этого я заключил, что он предлагал мне последний вопрос с особенною целью и особенно желал получить мой ответ. Чем осмотрительнее размышлял я о всем происшедшем между ними, тем упорнее подозревал, что показ этой шкатулочки и назначение ее в залог были простыми формальностями с целью проложить дорожку к прощальному вопросу, заданному мне.
Я уже убедился в верности моего заключения и хотел шагнуть несколько далее, проникнуть самые намерение индийца, когда мне принесли письмо, как оказалось, от мистера Локера. Он просил, в рабских до тошноты выражениях, извинит его и уверял, что удовлетворит меня полным объяснением дела, если я почту его согласием на личное свидание.
Я принес еще одну, несвойственною моему званию жертву простому любопытству. Я почтил мистера Локера назначением свидания в моей конторе на следующий день
Мистер Локер был настолько ниже индийца во всех отношениях, так вульгарен, гадок, раболепен и сух, что о нем вовсе не стоит распространяться на этих страницах. Сущность того, что он имел передать мне, главным образом состояла в следующем:
Накануне визита, сделанного мне индийцем, этот усовершенствованный джентльмен почтил своим посещением самого мистера Локера. Несмотря на то, что он был переодет по-европейски, мистер Локер тотчас признал в своем госте начальника трех индийцев, которые некогда надоедали ему, бродя вокруг его дома, и довели до обращения в суд. Из этого внезапного открытия он поспешил заключить (и, признаться, весьма естественно), что находится в присутствии одного из трех человек, которые завязали ему глаза, обыскали его и отняли у него расписку банкира. Вследствие этого он окаменел от ужаса и был твердо уверен, что час его пробил.
С своей стороны, индиец не выходил из роли совершенно незнакомого человека. Он показал свою шкатулочку и сделал точь-в-точь такое же предложение, как впоследствии мне. Имея в виду как можно скорее отделаться от него, мистер Локер сразу объявил, что у него нет денег. Затем индиец просил указать ему наиболее подходящее и вернейшее лицо, к которому он мог бы обратиться за нужною ему ссудой. Мистер Локер ответил ему, что в таких случаях наиболее подходящим и вернейшим обыкновенно бывает какой-нибудь почтенный адвокат. Когда же его просили назвать имя какой-нибудь личности из этого звания, мистер Локер упомянул обо мне, по той простой причине, что в припадке крайнего ужаса мое имя первое пришло ему в голову. «Пот с меня катился градом, сэр, — заключал этот несчастный, — Я сам не знал, что такое говорю. Надеюсь, вы взглянете на это сквозь пальцы, мистер Брофф, приняв во внимание, что я истинно обезумел от страха».
Я довольно милостиво извинил собрата. То был удобнейший способ сбыть его с глаз долой. При выходе я задержал его еще одним вопросом. Не сказал ли индиец чего-нибудь особенно заметного, расставаясь с мистером Локером? Да. На прощаньи индиец предложил мистеру Локеру тот же самый вопрос, что, и мне, и разумеется, получил ответ, одинаковый с данным ему мною. Что же это значило? Объяснение мистера Локера ничуть не помогло мне разрешать задачу. Собственная моя ловкость, к которой я обратился вслед затем, без посторонней помощи оказалась недостаточною, чтобы побороть это затруднение. В этот день я был отозван на обед и пошел к себе наверх не совсем-то в веселом расположении духа, вовсе не подозревая, что путь в гардеробную и путь к открытию в этом случае лежали в одном направлении.
III
Между приглашенными на обед самое видное место занимал, как мне кажется, мистер Мортвет.
По возвращении его в Англию из дальних странствий, общество сильно интересовалось путешественником, который подвергался множеству опасностей и до сих пор счастливо избегнул рассказа о них. Теперь же он объявил о своем намерении вернуться на поприще своих подвигов и проникнуть в местности, еще не исследованные. Это дивное равнодушие, с которым он рассчитывал на свое счастье, и вторично подвергал себя гибельным случайностям, оживило флюгерный интерес поклонников героя. Теория вероятности явно противоречила тому, чтоб он и на этот раз уцелел. Не всякий день приходится встречать человека, выходящего из ряда обыкновенных смертных, и ощущать при этом весьма основательную надежду, что ближайшею вестью о нем будет известие о его насильственной смерти.