— Для того, мистер Брофф, что ни один индиец не станет подвергаться ненужному риску. Из включенного вами в завещание полковника Гернкасля параграфа они знали (не правда ли?), что Лунный камень перейдет в полное владение мисс Вериндер в день ее рождения. Очень хорошо. Скажите же, какой образ действия был безопаснее в их положении? Попытаться овладеть алмазом, пока он в руках мистера Франклина Блека, доказавшего уже, что он в состоянии заподозрить и перехитрить их? Или подождать, пока алмаз будет в распоряжении молодой девушки, которая станет наивно радоваться всякому случаю надеть великолепную драгоценность? Может быть, вы потребуете доказательства, что теория моя верна? Доказательство в самом поведении индийцев. Прождав несколько недель, они появились около дома в день рождения мисс Вериндер и в награду за терпеливую точность их расчетов увидали Лунный камень в корсете ее платья! Позднее в тот же вечер, когда мне рассказывали историю полковника и его алмаза, я до такой степени сознавал опасность, которой подвергался мистер Франклин Блек (на него непременно бы напали, если б ему не посчастливилось возвращаться к леди Вериндер в обществе нескольких человек), и так твердо убежден был в сильнейшей опасности, грозящей самой мисс Вериндер, что советовал последовать плану полковника и уничтожить тождество драгоценного камня, расколов его на части. Затем, вам не менее меня известно, как его странное исчезновение в ту же ночь сделало мой совет бесполезным, совершенно расстроив заговор, и как дальнейшие предприятия индийцев были парализованы на другой же день заключением их в тюрьму. Этим заканчивается первый акт заговора. Прежде нежели мы перейдем ко второму, позвольте спросить, разъяснил ли я ваше противоречие с достаточною удовлетворительностью для практического ума?
Нельзя отвергать, что он прекрасно разъяснил это противоречие, благодаря превосходному знанию индийского характера и тому обстоятельству, что ум его не был обременен сотнями других завещаний со времени смерти полковника Гернкасля!
— До сих пор, значит, все ладно, — продолжал мистер Мортвет. — Первый удобный случай овладеть алмазом был потерян индийцами в тот день, как их посадили во фризингальскую тюрьму. Когда же он представился он вторично? Вторично он им представился, — на что я имею доказательства, — во время самого заключения их.
Приостановив рассказ, он вынул свою записную книжку и развернул ее на известной странице.
— В то время, — продолжал он, — я гостил у знакомых во Фризингалле. За день или за два до освобождения индийцев (кажется, в понедельник) смотритель тюрьмы принес мне письмо. Оно было доставлено на имя индийцев какою-то мистрис Маканн, у которой она нанимала квартиру, и было получено ею накануне по почте. Тюремные власти заметили, что на почтовом штемпеле значилось «Ламбет», а форма адреса на куверте, хотя, и правильно написанного по-английски, странно отличалась от обычных надписей этого рода. Распечатав его, она увидела, что письмо писано на иностранном языке, и не ошиблась, признав его индостанским. Обращаясь ко мне, они конечно желали, чтоб я перевел им письмо. Я снял копию с оригинала, вместе с переводом, в свою записную книжку, — и вот она к вашим услугам.
Он подал мне развернутую книжку. Первою была копия с адреса письма. Он был записан в строку, без всяких знаков препинания: «Трем индийцам, живущим у леди по имени Маканн во Фризингалле в Йоркшире». Затем следовала индийские буквы; английский перевод был в конце и заключался в следующих загадочных словах:
«Во имя князя ночи, сидящего на сайге, объемлющего руками четыре угла земли. Братия, станьте лицом на полдень и ступайте в многошумную улицу, которая ведет на грязную реку. Потому что очи мои видели его».
Тут письмо кончалось, без числа и подписи. Я возвратил его мистеру Мортвету и признался, что этот любопытный образчик индийской переписки несколько озадачил меня.
— Я могу объяснить вам первую фразу, — сказал он, — а поведение индийцев объяснит остальные. В индийской мифологии бог луны изображается в виде четверорукого божества, сидящего на сайге, а князь ночи — это один из его титулов. Вот уже в самом начале нечто возбуждающее подозрение своим сходством с косвенным намеком на Лунный камень. Теперь посмотрим, что же сделали индийцы после того, как тюремные власти дозволили им прочесть письмо. В тот самый день как их выпустили на свободу, они тотчас пошли на станцию железной дороги и взяли места в первом поезде, отправлявшемся в Лондон. Мы все во Фризингалле чрезвычайно сожалели, что за их действиями не было тайного присмотра. Но, после того как леди Вериндер отпустила полицейского офицера и остановила дальнейшее следствие о пропаже Лунного камня, никто не осмеливался ворошить это дело. Индийцы вольны были ехать в Лондон и поехали. Что же мы вслед за тем услыхали о них, мистер Брофф?
— Она беспокоили мистера Локера, — ответил я, — бродя вокруг его дома в Ламбете.
— Читали вы рапорт о прошении мистера Локера в суд?
— Да.
— Излагая дело, он, между прочим, если вы не забыли, упоминает об иностранце, нанявшемся к нему в работники, которого он только что расчел по подозрению в попытке на воровство и в стачке с надоедавшими ему индийцами. Из этого, мистер Брофф, довольно просто выводится, кто именно писал вот это озадачившее вас письмо, и которое из восточных сокровищ мистера Локера пытался украсть рабочий.
Вывод (как я поспешил сознаться) был так прост, что подсказывать его нет надобности. Я никогда не сомневался, что в то время, о котором говорил мистер Мортвет, Лунный камень попал в руки мистера Локера. Меня занимал один вопрос: как разведали об этом обстоятельстве индийцы? И этот вопрос (которого разрешение, казалось мне, труднее всех) теперь, подобно прочим, не остался без ответа. Несмотря на свое адвокатство, я начинал сознавать, что мистеру Мортвету можно позволить вести себя с завязанными глазами в последние закоулки того лабиринта, в котором он служил мне проводником до сих пор. Я сделал ему комплимент в таком смысле, а он весьма милостиво принял эту маленькую уступку.
— Прежде чем я стану продолжить, вы в свою очередь сообщите мне некоторое сведение, — сказал он, — кто-нибудь должен же был перевести Лунный камень из Йоркшира в Лондон. И кто-нибудь получал деньги под залог его, иначе он никогда не попал бы к мистеру Локеру. Нет ли какого-нибудь сведения относительно этой личности?
— Никакого, сколько мне известно.
— Кажется, ходил слух про мистера Годфрея Абльвайта. Говорят, он известный филантроп: начать с того, что уж это прямо не в его пользу…
Я от всего сердца согласился с мистером Мортветом, но, в то же время считал своим долгом уведомить его (разумеется, не упоминая имени мисс Вериндер), что мистер Годфрей Абльвайт очистился от всяких подозрений, представив доказательства, за несомненность которых я могу поручиться.
— Очень хорошо, — спокойно проговорил мистер Мортвет, — предоставим времени разъяснить это дело. А пока, мистер Брофф, для вашей пользы, вернемтесь опять к индийцам. Поездка их в Лондон окончилась тем только, что они стали жертвой нового поражения. Потерю второго случая овладеть алмазом надо приписать, как мне кажется, единственно хитрости и предусмотрительности мистера Локера, который недаром же стоит во главе прибыльного и древнего промысла ростовщиков! Поспешно отказав нанятому им человеку, он лишил индийцев помощи, которую сообщник непременно оказал бы им, однажды попав в дом. Спешным перемещением Лунного камня к своему банкиру, он захватил заговорщиков врасплох, пока у них еще не было наготове нового плана ограбить его. Каким образом после того индийцы разузнали о его действиях, и как они постарались овладеть распиской его банкира, все это события, слишком свежие для того чтобы стоило на них останавливаться. Довольно упомянуть, что Лунный камень, сданный (под общим названием «драгоценности») в кладовую банкира, еще раз выскользнул из их рук. Теперь, мистер Брофф, каков будет третий случай овладеть алмазом? И когда он им представится?
Как только вопрос этот сорвался у него с языка, я наконец постиг цель посещение индийцем моей конторы!
— Вижу! — воскликнул я, — индийцы не менее нас уверены, что Лунный камень был заложен; он надлежало в точности узнать самый ранний срок, через который можно выкупить залог, — потому что это будет самым ранним сроком, по истечении которого алмаз возьмут из-под охраны в банке.
— Ведь я говорил, что вы сами доберетесь, мистер Брофф, если только я дам вам хорошую заручку. Как только минет год со времени залога Лунного камня, индийцы станут высматривать третьего случая. Мистер Локер сам им сказал, сколько придется ждать, а ваш почтенный авторитет убедил их в том, что мистер Локер сказал правду. Можем ли мы хоть приблизительно угадать время, около которого алмаз попал в руки ростовщика?
— Около конца прошлого июня, — ответил я, — насколько я могу сообразить.
— А год у нас теперь сорок восьмой. Очень хорошо. Если неизвестное лицо, заложившее Лунный камень, сможет выкупить его через год, то драгоценность вернется в его руки к концу июня сорок девятого. К тому времени я буду за тысячи миль от Англии и здешних вестей. Но вам не худо бы записать это на память и устроиться так, чтоб на то время быть в Лондоне.
— Вы думаете, что надо ждать чего-нибудь важного? — спросил я.
— Я думаю, — ответил он, — что мне безопаснее будет находиться среди свирепейших фанатиков Средней Азии, нежели переступить порог банка с Лунным камнем в кармане. Замыслы индийцев была дважды расстроены, мистер Брофф. Я твердо уверен, что в третий раз они этого не допустят.
То была последние слова, сказанные им по этому предмету. Подали кофе; гости встали из-за стола и разбрелись по комнате; а мы пошли наверх, присоединиться к бывшим на обеде дамам. Я записал число на память, и пожалуй не лишним будет закончить мой рассказ воспроизведением этой отметки.
Июнь, сорок девятого. К концу месяца ждать вестей об индийцах.