Июня 22-го. Сегодня надежда нам улыбается. Нервное страдание мистера Блека значительно легче. Он немного уснул в прошлую ночь. Я, благодаря опиуму, спал эту ночь как убитый. Нельзя даже сказать, что я проснулся поутру; вернее, что я ожил.
Мы поехали в дом посмотреть, не окончена ли обстановка. Ее завершают завтра, в субботу. Как предсказывал мистер Блек, Бетередж уже не возбуждал дальнейших препятствий. С начала и до конца он был зловеще вежлив и зловеще молчалив.
Теперь мое медицинское предприятие (как его называет Бетередж) неизбежно должно быть отложено до понедельника. Завтра вечером рабочие опозднятся в доме. На следующий день обычная тирания воскресенья, — одного из учреждений этой свободной страны, — так распределяет поезды, что нет возможности приглашать кого-нибудь приехать к вам из Лондона. До понедельника остается только тщательно следить за мистером Блеком и, по возможности, поддерживать его в том же положении, в котором я нашел его сегодня. Между тем я убедил его написать к мистеру Броффу и попросить его присутствия в числе свидетелей. Я в особенности выбрал адвоката, потому что он сильно предубежден против нас. Если мы убедим его, то победа наша — бесспорна.
Мистер Блек писал также к приставу Коффу, а я послал строчки две мисс Вериндер. Их, да старика Бетереджа (который не шутя играет важную роль в семействе) довольно будет в свидетели, — не считая мисс Мерридью, если она упорно пожелает принести себя в жертву мнению света.
Июня 23-го. Последствие опиума опять сказались во мне прошлою ночью. Нужды нет; надо продолжать его до понедельника включительно.
Мистеру Блеку сегодня опять нездоровится. Он признался, что нынче в два часа пополуночи открыл было ящик, в котором спрятаны его сигары, и ему стоило величайших усилий снова запереть их. Вслед за тем он на всякий случай выбросил ключ за окно. Слуга принес его сегодня поутру, найдя на дне пустого колодца, — такова судьба! Я завладел ключом до вторника.
Июня 24-го. Мы с мистером Блеком долго катались в коляске. Оба мы наслаждались благодатным веянием теплого летнего воздуха. Я обедал с ним в гостинице. К величайшему облегчению моему, ибо поутру я нашел его не в меру истомленным и раздраженным, он после обеда крепко уснул на диване часика два. Теперь, хотя бы он и дурно провел эту ночь, я не боюсь последствий.
Июня 25-го. Понедельник. Сегодня опыт! Теперь пять часов пополудни. Мы только что прибыли в дом.
Первый и главнейший вопрос: каково состояние здоровья мистера Блека.
Насколько я могу судить, есть надежда, что он (по крайней мере физически) будет столь же восприимчив к действию опиума сегодня, как и в прошлом году. Нынче с самого полудня нервы его так чувствительны, что им недалеко до полного раздражения. Цвет лица его то и дело меняется; рука не совсем тверда; сам он вздрагивает при малейшем шуме и внезапном появлении новых лиц или предметов.
Это все результат бессонницы, которая, в свою очередь, зависит от привычки курить, внезапно прерванной в то время, как она доведена была до крайности. Прошлогодние причины вступают в действие и, кажется, производят те же самые последствия. Поддержится ли эта параллель во время последнего опыта? Нынешняя ночь решит это на деле.
Пока я пишу эти строки, мистер Блек забавляется в зале на бильярде, упражняясь в различных ударах, как он имел обыкновение упражняться, гостя здесь в июне прошлого года; я захватил с собой дневник, частью для того чтобы наполнить праздное время, — которого у меня, вероятно, вдоволь будет отныне и до завтрашнего утра, — частью в надежде на возможность такого случая, который нелишне будет тут же и записать.
Не пропустил я чего-нибудь о сю пору? Просмотревши вчерашние заметки, я вижу, что забыл внести в дневник приход утренней почты. Исправим эту оплошность, прежде чем закрыть тетрадь и пойти к мистеру Блеку.
Итак, я получил вчера несколько строк от мисс Вериндер. Она располагает отправиться с полуденным поездом, как я советовал. Мисс Мерридью настояла на том, чтобы сопутствовать ей. В письме есть намеки, что старушка, против обыкновения, немножко не в духе и требует всевозможной снисходительности из уважения к ее летам и привычкам. Я постараюсь, в своих отношениях к мисс Мерридью, подражать умеренности, которую Бетередж выказывает в сношениях со мной. Сегодня он принял нас, зловеще облачась в лучшую черную пару и высочайший белый галстух. Когда ему случается взглянуть в мою сторону, он тотчас вспоминает, что я с детства не перечитывал Робинзона и почтительно сожалеет о мне.
Кроме того, вчера мистер Блек получил ответ адвоката. Мистер Брофф принимает приглашение, но с оговоркой. Он считает очевидно необходимым, чтобы какой-нибудь джентльмен, обладающий известною долей здравого смысла, сопровождал мисс Вериндер на предстоящую сцену, которую он назвал бы выставкой. За неимением лучшего, этим спутником будет сам мистер Брофф. Таким образом, у бедной мисс Вериндер теперь в запасе две «дуэньи». По крайней мере, утешительно думать, что мнение света наверно удовлетворится этим!
О приставе Коффе ничего не слышно; без сомнения, он все еще в Ирландии. Сегодня его нечего ждать.
Бетередж пришел сказать, что меня ожидает мистер Блек.
Надо пока отложить перо.
Семь часов. Мы опять осмотрели все комнаты, все лестницы и весьма приятно прогулялись в кустарниках, любимом месте прогулок мистера Блека в то время, когда он гостил здесь в последний раз. Таким образом я надеюсь возможно живее воскресить в уме его прежние впечатления мест и окружающих предметов.
Теперь мы собираемся обедать, в тот самый час, когда прошлого года давался обед в день рождения. В этом случае у меня, разумеется, часто медицинские соображения. Опиум должен захватить процесс пищеварения по возможности через столько же часов, как и в прошлом году.
Спустя приличное время после обеда, я намереваюсь, как можно безыскусственнее, навести разговор на алмаз и заговор индийцев насчет его похищения. Заняв ум его этими темами, я исполню все, что от меня зависит, до тех пор, пока настанет время дать ему вторичный прием.
Половина девятого. Я только теперь нашел возможность сделать самое главное: отыскать в семейной аптечке опиум, который употреблял мистер Канди в прошлом году.
Десять минут тому назад я поймал Бетереджа в миг досуга и сказал ему, что мне надо. Не возразив ни слова, даже не хватаясь за бумажник, он повел меня (уступая дорогу на каждом шагу) в кладовую, где хранилась аптечка.
Я нашел бутылку, тщательно закупоренную стеклянною пробкой, обтянутою сверху кожей. Содержимый в ней препарат опиума, как я предугадывал, — сказался простым настоем. Видя, что бутылка полна, я решался употребить этот опиум, предпочтя его двум препаратам, которыми запасся на всякий случай.
Меня несколько затруднял вопрос о количестве, которое надлежало дать. Я подумал и решался увеличить прием.
Из моих заметок видно, что мистер Канди давал только двадцать пять капель. Этого приема было бы слишком мало для произведения тогдашних последствий, даже при всей восприимчивости мистера Блека. Я считаю в высшей степени вероятным, что мистер Канди дал гораздо более нежели думал, — так как я знаю, что он весьма любит попировать и отмеривал опиум после обеда. Во всяком случае, я рискну увеличить прием капель до сорока. На этот раз мистер Блек заранее знает, что он будет принимать опиум, — а это, по физиологии, равняется некоторой (бессознательной) способности противостоять его действию. Если я не ошибаюсь, то теперь требуется гораздо большее количество для произведения тех последствий, которые в прошлом году были достигнуты меньшим количеством.
Десять часов. Свидетели или гости (как их назвать?) прибыли сюда час тому назад.
Около девяти часов я заставил мистера Блека пойти со мной в его спальню, под тем предлогом, чтоб он осмотрел ее в последний раз и уверился, не забыто ли чего-нибудь в обстановке комнаты. Я еще прежде условился с Бетереджем, чтобы рядом с комнатой мистера Блека поместить мистера Броффа и дать мне знать о приезде адвоката, — постучав в дверь. Минут пять спустя после того, как зальные часы пробили девять, я услыхал стук, и тотчас же выйдя в коридор, встретил мистера Броффа.
Моя наружность (по обыкновению) оказалась не в мою пользу. Недоверие ко мне явно проглядывало в глазах мистера Броффа. Давно привыкнув к производимому мной впечатлению на незнакомых, я ни минуты не задумался сказать ему то, что хотел, прежде чем он войдет в комнату мистера Блека.
— Я полагаю, что вы приехали сюда вместе с мисс Мерридью и мисс Вериндер? — спросил я.
— Да, — ответил мистер Брофф как нельзя суше.
— Мисс Вериндер, вероятно, сообщала вам о моем желании, чтобы присутствие ее здесь (а также, а мисс Мерридью, разумеется) было сохранено втайне от мистера Блека, пока мой опыт не кончится?
— Знаю, что надо держать язык на привязи, сэр! — нетерпеливо проговорил мистер Брофф. — Не имея обыкновение разбалтывать людские глупости, я тем охотнее зажму рот в этом случае. Довольны ли вы?
Я поклонился, и предоставил Бетереджу проводить его в назначенную ему комнату.
После этого надо было представиться двум дамам. Я спустился по лестнице, — сознаюсь, не без нервного волнения, — направляясь в гостиную мисс Вериндер.
В коридоре первого этажа меня встретила жена садовника (которой было поручено прислуживать дамам). Добрая женщина относится ко мне с чрезвычайною вежливостью, явно происходящею от подавленного ужаса. Она таращит глаза, дрожит и приседает, как только я заговорю с ней. На вопрос мой о мисс Вериндер, она вытаращила глаза, задрожала и, без сомнения, присела бы, если бы сама мисс Вериндер не прервала этой церемонии, внезапно отворив дверь гостиной.
— Это мистер Дженнингс? — спросила она.
Не успел я ответить, как она уже торопливо вышла ко мне в коридор. Мы встретились при свете стенной лампы. С первого взгляда на меня мисс Вериндер остановилась в нерешительности; но тотчас пришла в себя, вспыхнула на миг и затем с очаровательною смелостью протянула мне руку.