— Ну, — спросил адвокат, — видели вы его?
— Он прошел мимо нас полчаса тому назад вон в ту контору, подальше-то.
— Он еще не выходил оттуда?
— Нет, сэр.
Мистер Брофф повернулся ко мне.
— Подождемте, — сказал он.
Я стал осматривать окружавшую меня толпу, отыскивая в ней трех индийцев. Нигде нет ни малейшего признака их. Единственною личностью заметно-смуглого цвета был человек высокого роста, одетый лоцманом, в круглой шляпе, с виду моряк. Не переоделся ли это кто-нибудь из них? Невозможно! Человек этот был выше каждого из индийцев, и лицо его, где его не скрывала густая, черная борода, было по крайней мере вдвое шире их лиц.
— У них должен быть где-нибудь тут свой шпион, — сказал мистер Брофф, глядя в свою очередь на смуглого моряка. — Пожалуй, это он самый и есть.
Не успел он договорить, как его почтительно дернул за фалду служащий ему бесенок с крыжовникообразными глазами.
Мистер Брофф взглянул в ту сторону, куда глядел мальчик.
— Тише! — сказал он, — вот мистер Локер!
Мистер Локер вышел из внутренних покоев банка в сопровождении двух переодетых полицейских, которые оберегали его.
— Не спускайте с него глаз, — шепнул мистер Брофф, — если он передаст алмаз кому-нибудь, то передаст его, не выходя отсюда.
Не замечая никого из нас, мистер Локер медленно пробирался к двери, то в самой тесноте, то в более редкой толпе. Я весьма ясно заметил движение его руки в то время, как он проходил мимо низенького, плотного человека, прилично одетого в скромное серое платье. Человечек слегка вздрогнул и поглядел ему вслед. Мистер Локер медленно подвигался в толпе. У двери полицейские примкнули к нему. За всеми тремя последовал один из людей мистера Броффа, и я более не видал их.
Я оглянулся на адвоката и значительно показал ему глазами на человека в скромном сером платье. — «Да! шепнул мистер Брофф, — я сам видел!» Он посмотрел кругом, отыскивая второго из своих людей. Его нигде не было видно. Он обернулся назад к служившему ему бесенку. Крыжовник исчез.
— Что за чертовщина! — сердито проговорил мистер Брофф, — оба пропали в самое горячее время.
Человеку в сером настала очередь покончить свое дело у прилавка; он внес чек, получил расписку и пошел к выходу.
— Что нам делать? — спросил мистер Брофф, — Нам нельзя срамиться, следя за ним.
— Мне можно! — сказал я, — давайте мне десять тысяч фунтов, я все-таки не выпущу из виду этого человека!
— В таком случае, — возразил мистер Брофф, — я уж вас не выпущу из виду, хотя бы мне давали вдвое больше. Славное занятие при моем положении, ворчал он про себя по дороге за незнакомцем из банка. — Ради Бога, не рассказывайте этого! Я погиб, если это разнесется.
Человек в сером сел в омнибус, отходивший в западную часть города. Мы вошли за ним.
В мистере Броффе сохранились еще остатки юности. Положительно заявляю: усаживаясь в омнибусе, он покраснел!
В Оксфорд-Стрите человек в сером остановил омнибус и вышел. Мы снова последовали за ним. Он вошел в москательную лавку.
Мистер Брофф вздрогнул.
— Я всегда покупаю в этой давке! — воскликнул он. — Кажется, мы ошиблись.
Мы вошли в лавку. Мистер Брофф обменялся с хозяином несколькими словами по секрету. Потом адвокат с унылым лицом подошел ко мне.
— Большую честь нам делает, — проговорил он, взяв меня под руку и выходя из лавки, — нечего сказать, утешительно!
— Что же делает нам честь? — спросил я.
— Мистер Блек! Из всех сыщиков-любителей, когда-либо набивавших руку в этом ремесле, хуже нас с вами не найти. Человек в сером тридцать лет прослужил у москательщика. Он ходил в банк заплатить деньги по поручению хозяина; ребенок во чреве матери, и тот больше его знает о Лунном камне.
Я спросил, что нам предстояло делать.
— Вернемтесь в мою контору, — сказал мистер Брофф. — Крыжовник и еще один из моих людей очевидно за кем-то следили. Будем надеяться, что они по крайней мере не потеряли глаз.
Придя в Грейз-Инн-Сквер, мы застали там второго из людей мистера Брсффа. Он ожидал нас более четверти часа.
— Ну, — спросил мистер Брофф, — что скажете?
— Прискорбно сказать, сэр, — ответил тот, — ошибся! Я готов был присягнуть, что видел, как мистер Локер передал что-то пожилому джентльмену в светленьком пальто. Оказывается, сэр, что этот пожилой джентльмен весьма почтенный торговец железом в Остчипе.
— Где Крыжовник? — спросил мистер Брофф, покоряясь неудаче.
Тот вытаращил глаза.
— Я не знаю, сэр. Я его не видал с тех пор как ушел из банка.
Мистер Брофф отпустил этого человека.
— Одно из двух, — сказал он мне, — или Крыжовник совсем убежал, или он охотится сам по себе. Как вы думаете, не пообедать ли нам здесь, на случай если малый вернется часика через два? У меня тут в погребе порядочное вино, а закусить — пошлем в трактир.
Мы отобедали в конторе мистера Броффа. Не успели собрать со стола, как адвокату было доложено, что «некто» желает переговорить с ним. Не Крыжовник ли? Нет: это был тот, что следил за мистером Локером по выходе его из банка.
На этот раз отчет не представлял ни малейшего интереса. Мистер Локер вернулся к себе домой и отпустил свою стражу. После этого он не выходил из дому. В сумерки в доме закрыли ставни и заперлись наглухо. На улице перед домом и в проходе позади зорко сторожили. Ни малейшего признака индийцев не оказалось. Ни одна душа не бродила вокруг дома. Сообщив эти факты, посланный ожидал дальнейших приказаний. Мистер Брофф отпустил его на сегодня.
— Вы думаете, что мистер Локер взял домой Лунный камень? — спросил я.
— Он-то? — сказал мистер Брофф, — он ни за что бы не отпустил двух полицейских, если бы снова подвергся риску хранить алмаз у себя в доме.
Мы еще прождали мальчика с полчаса и прождали напрасно. Мистеру Броффу пора было ехать в Гампстед, а мне в Портленд-Плес. Я оставил конторскому дворнику свою карточку, на которой написал, что буду сегодня у себя дома в половине одиннадцатого. Карточку эту приказано было отдать мальчику, если б он вернулся
Некоторые имеют способность аккуратно являться в назначенное время; другие имеют способность пропускать его. Я из числа последних. Прибавьте к этому, что я провел вечер в Портленд-Плесе, сидя рядом с Рэйчел, а мисс Мерридью была с нами на том конце комнаты, имевшей сорок футов длины. Неужели кого-нибудь удивит, что я, вместо половины одиннадцатого, вернулся домой в половине первого? Как бессердечна должна быть эта особа! И как я искренно надеюсь, что никогда не буду знаком с нею!
Впуская меня, слуга подал мне лоскуток бумаги.
Я прочел следующие слова, написанные красивым судейским почерком: «Не во гнев вам, сэр, мне спать хочется. Я зайду завтра поутру от девяти до десяти». По расспросам оказалось, что заходил мальчик, необыкновенно глазастый, показал мою карточку с запиской, ждал около часу, только и делал, что дремал да снова просыпался, написал мне строчки две и ушел домой, преважно заявив слуге, будто бы он «ни на что не годен, если не выспится за ночь».
На следующее утро я с девяти часов поджидал своего гостя. В половине десятого я услыхал шаги за дверью и крикнул, — «Войдите, Крыжовник!» — «Покорно благодарю, сэр», ответил сдержанный и грустный голос. Дверь отворилась. Я вскочил с места и встретил лицом к лицу пристава Коффа.
— Прежде чем писать в Йоркшир, мистер Блек, я подумал: дай-ка зайду сюда, не в городе ли вы?
Он был все также страшен и худ. Глаза его не утратили прежнего выражения (весьма ловко подмеченного в рассказе Бетереджа), «как будто хотели прочесть в вас больше того, что вам самим известно». Насколько же платье может изменить человека, великий Кофф был неузнаваем. Он носил белую шляпу с широкими полями, легкую охотничью жакетку, белые штаны и драповые штиблеты. С ним были толстая дубовая палка. Вся цель его, по-видимому, состояла в том, чтобы показаться человеком, всю жизнь свою прожившим в деревне. Когда я поздравил его с метаморфозой, он отказался принять это в шутку. Он совершенно серьезно жаловался на шум и вонь Лондона. Право, я не вполне уверен, чуть ли он даже не говорил с легким оттенком деревенского говора! Я предложил ему позавтракать. Невинный поселянин даже оскорбился. Он завтракает в половине седьмого, а спать ложится вместе с курами.
— Я вчера вечером только что приехал из Ирландии, — сказал пристав, с обычною недоступностью переходя к прямой цели своего посещения. — Ложась в постель, я прочел ваше письмо, в котором вы сообщаете мне о всем происшедшем с того времени, как мое следствие о пропаже алмаза было приостановлено в прошлом году. С своей стороны, я только одно замечу об этом деле. Я чисто промахнулся. Не знаю, мог ли бы иной кто видеть вещи в настоящем свете, будучи на моем месте. Но это не изменяет фактов. Сознаюсь, что я дал промах. Не первый промах, мистер Блек, в течении моего поприща! Ведь сыщики только в романах стоят выше всякой возможности сделать ошибку.
— Вы подоспели как раз кстати, чтобы восстановить свою репутацию, — сказал я.
— Извините меня, мистер Блек, — возразил пристав, — теперь, как я удалился от дел, я ни крошечки не забочусь о своей репутации. Я покончил с нею, благодарю Бога! Я приехал сюда, сэр, из признательности и в память щедрости ко мне покойной леди Вериндер. Я возьмусь за прежнее дело, — если я вам нужен и вы доверяете мне, — единственно по этой причине, а не по какой иной. Я не приму от вас на одного фартинга. Это дело чести. Теперь же, мистер Блек, сообщите мне, как обстоит дело с тех пор, как вы мне писали.
Я рассказал ему опыт с опиумом и то, что впоследствии произошло в Ломбард-Стритском банке. Он был сильно поражен опытом — для него это было нечто новое. Он в особенности заинтересовался предположением Ездры Дженнингса о том, куда я девал алмаз, выйдя из гостиной Рэйчел в день рождения.
— Я не разделяю мнение мистера Дженнингса, будто вы спрятали Лунный камень, — сказал пристав Кофф, — но согласен с ним в том, что вы, без сомнения, принесли его к себе в комнату.