Спирман! Она прокралась в комнату так незаметно, что сначала я просто не знал, как поступить. Увидя, что она сильно перепугана, я спросил, не хочет ли она сообщить мне что-нибудь. Она ответила: «Да, если я смею». Зная, в чем ее подозревают, я мог только в одном смысле истолковать эти слова. Признаюсь, мне стало неловко. Я не желал вызывать откровенности этой девушки. В то же время, при тех трудностях, какие сейчас окружают нас, я был бы просто не вправе отказаться выслушать ее, если она действительно желала что-то сказать мне.
Положение было неудобное, и, кажется, я вышел из него довольно неловко. Я сказал ей: «Я не совсем понимаю вас. Чем могу вам служить?» Имейте в виду, Беттередж, что я говорил с ней отнюдь не сурово; бедная девушка не виновата в том, что она некрасива. Кий еще был в моих руках, и я продолжал катать шары, чтобы скрыть свою неловкость. Между тем, этим я еще более ухудшил дело.
Кажется, я оскорбил ее, не имея ни малейшего намерения.
Она вдруг отвернулась, и я услышал, как она сказала: «Он смотрит на бильярдные шары, ему приятнее смотреть на что угодно, только не на меня!» И прежде чем я успел удержать ее, она выбежала из залы. У меня неспокойно на душе, Беттередж, не возьметесь ли вы передать Розанне, что я не хотел быть неласковым с нею. Может быть, в мыслях своих я был немного жесток к ней, – я чуть ли не надеялся, что пропажу алмаза можно приписать ей. Не из недоброжелательства к бедной девушке, но…
Тут он замолк и, вернувшись к бильярду, принялся опять катать шары.
После того, что произошло между сыщиком и мною, я знал, что именно не договорил мистер Фрэнклин, не хуже его самого.
Только открытие, что Лунный камень был украден нашей второй служанкой, могло теперь избавить мисс
Рэчел от подозрений, поселившихся против нее в душе сыщика Каффа. Вопрос шел уже не о том, чтобы успокоить нервное раздражение моей барышни; вопрос шел о том, чтобы доказать ее невиновность. Если бы Розанна ничем не скомпрометировала себя, надежда, которую испытывал мистер Фрэнклин, была бы, как сам он признался, по совести говоря, жестокою в отношении нее. Но дело было не так. Она притворилась больною и тайно ходила во Фризинголл. Она не спала всю ночь или уничтожала что-то такое секретно. И она ходила к Зыбучим пескам в этот вечер при обстоятельствах чрезвычайно подозрительных, чтобы не сказать больше. По всем этим причинам (как ни жаль мне было Розанны) я не мог не думать, что взгляд мистера Фрэнклина на это дело был естествен и не безрассуден.
Я сказал ему об этом.
– Да, да, – ответил он. – Но есть еще надежда, – конечно, очень слабая, – что поведение Розанны может иметь какое-то объяснение, которого мы сейчас еще не видим. Я
терпеть не могу оскорблять чувства женщины, Беттередж.
Передайте бедной девушке то, о чем я просил вас. Если она пожелает говорить со мною, – все равно, попаду я через это в беду или нет, – пришлите ее ко мне в библиотеку.
С этими добрыми словами он положил кий и оставил меня.
Наведя справки в людской, я узнал, что Розанна ушла в свою комнату, отклонивши всякую помощь кухарки и прося только об одном: чтобы ее оставили в покое. Вопрос об ее исповеди кому бы то ни было отпал на сегодня. Я
передал это мистеру Фрэнклину, который покинул тотчас же библиотеку и пошел спать.
Я гасил огни и запирал окна, когда Самюэль пришел ко мне с известием о сыщике Каффе, – его нигде нельзя было отыскать в нижнем этаже дома. Я заглянул в свою комнату.
Совершенно справедливо, там никого не было; я нашел только пустой стакан и сильный запах горячего грога.
Может быть, сыщик сам ушел в спальню, приготовленную для него? Я пошел наверх посмотреть.
Когда я добрался до второй площадки, мне послышался слева звук тихого и мерного дыхания. Левая сторона площадки вела в коридор, сообщавшийся с комнатой мисс
Рэчел. Я заглянул туда, и там, свернувшись на трех стульях, поставленных поперек коридора, с красным носовым платком, обвязанным вокруг седовласой головы, со свернутым черным фраком у изголовья, лежал и спал сыщик
Кафф!
Он проснулся тотчас, тихо, как собака, как только я подошел к нему.
– Спокойной ночи, мистер Беттередж, – сказал он.
– Что вы тут делаете? – спросил я. – Почему вы не легли в постель?
– Я не лег в постель, – ответил сыщик, – потому, что принадлежу к числу тех многих людей на этом жалком свете, которые не могут зарабатывать свои деньги зараз –
быстро, легко и честно. Сегодня вечером произошел ряд странных событий в отрезок времени между возвращением
Розанны Спирман с Зыбучих песков и решением мисс Вериндер оставить дом. Что бы ни спрятала Розанна, мне ясно, что ваша молодая барышня не сможет уехать, пока не узнает, что это спрятано. Обе они должны сегодня же ночью секретно снестись друг с другом, когда в доме все стихнет, и я хочу этому помешать. Браните не меня за то, что я нарушил ваши распоряжения насчет спальни, мистер
Беттередж, браните алмаз.
– Желал бы я, чтобы этот алмаз никогда не попадал в наш дом! – вырвалось у меня.
Сыщик Кафф с плачевной миной взглянул на три стула, к которым он сам себя приговорил в эту ночь, и ответил серьезно:
– И я также.
Глава 17
Ночью ничего не произошло, и (я счастлив добавить!) мисс Рэчел и Розанна не делали никаких попыток к свиданию, – бдительность сыщика Каффа осталась невознагражденной.
Я ожидал, что сыщик Кафф тотчас же, утром, отправится во Фризинголл.
Однако он задержался, словно хотел проделать прежде что-то другое. Я предоставил Каффа его собственным замыслам и, выйдя вскоре из дома, встретил мистера Фрэнклина в его любимой аллее у кустарника.
Прежде чем мы успели обменяться двумя словами, сыщик неожиданно подошел к нам. Должен признаться, мистер Фрэнклин принял его довольно надменно.
– Вы хотите что-нибудь сказать мне? – вот все, что
Кафф получил в ответ на свое вежливое пожелание мистеру Фрэнклину доброго утра.
– Да, я хочу кое-что сказать вам, сэр, – ответил сыщик, –
по поводу следствия, которое здесь произвожу. Вчера вы узнали, какой оборот принимает это следствие. Весьма естественно, что, в вашем положении, вы оскорбились и огорчились. Весьма естественно также, что вы вымещаете на мне свой гнев, возбужденный семейным скандалом.
– Что вам нужно? – перебил мистер Фрэнклин довольно резко.
– Мне нужно напомнить вам, сэр, что до сих пор обстоятельства не подтвердили, что я ошибаюсь. Имея это в виду, вспомните также, что я полицейский чиновник и действую здесь по поручению хозяйки дома. При настоящем положении дела, скажите, обязаны вы или нет, как добрый гражданин, помочь мне особенными сведениями, которыми вы, весьма возможно, располагаете?
– Я не имею никаких особенных сведений, – ответил мистер Фрэнклин.
Сыщик Кафф отклонил этот ответ, как если бы мистер
Фрэнклин не ответил вовсе.
– Вы сможете сберечь мне время, сэр, – продолжал он, –
если захотите понять и высказаться откровенно.
– Я вас не понимаю, – ответил мистер Фрэнклин, – и мне не о чем высказываться.
Стоя молча возле них, я вспомнил о приотворенной накануне двери и о фалдах фрака, исчезнувших в коридоре.
Сыщик Кафф, без всякого сомнения, слышал достаточно до той минуты, как я помешал ему, – чтобы возыметь подозрение, что Розанна облегчила свою душу, признавшись в чем-то мистеру Фрэнклину Блэку.
Не успела эта мысль прийти мне в голову, как в конце дорожки у кустарника появилась сама Розанна Спирман. За нею шла Пенелопа, старавшаяся, по-видимому, заставить ее вернуться назад в дом. Видя, что мистер Фрэнклин не один, Розанна остановилась, как бы в большом недоумении
– что ей делать? Пенелопа ждала позади нее. Мистер
Фрэнклин заметил девушек в одно время со мной. Сыщик со своей дьявольской хитростью сделал вид, будто совсем не заметил их. Все это случилось в одно мгновение.
Прежде чем мистер Фрэнклин и я успели сказать хоть слово, сыщик Кафф как ни в чем не бывало, будто продолжая начатый разговор, проговорил громким голосом так, чтобы Розанна могла его услышать:
– Вам нечего бояться причинить кому-либо вред, сэр!
Напротив, я прошу вас удостоить меня своим доверием, если вы принимаете участие в Розанне Спирман.
Мистер Фрэнклин тотчас же сделал вид, будто и он тоже не заметил девушки. Он ответил так же громко:
– Я не принимаю никакого участия в Розанне Спирман.
Взглянув на другой конец дорожки, я увидел издали, как Розанна вдруг повернула обратно, едва только мистер
Фрэнклин проговорил эти слова.
Вместо того чтобы сопротивляться Пенелопе, как это она делала за минуту перед тем, она позволила теперь моей дочери взять ее за руку и отвести в дом.
Раздался звонок к первому завтраку, и сыщик Кафф был теперь вынужден отказаться от дальнейших попыток узнать что-либо. Он сказал мне спокойно:
– Я поеду во Фризинголл, мистер Беттередж, и вернусь до двух часов дня.
Не сказав более ни слова, он пошел своей дорогой, и мы освободились от него на несколько часов.
– Вы должны поправить это дело перед Розанной, –
сказал мне мистер Фрэнклин, как только мы остались одни,
– судьба словно предназначила меня говорить или делать неловкости при этой несчастной девушке. Вы видите сами, что сыщик Кафф обоим нам подстроил ловушку. Если бы он добился того, чтобы сконфузить меня или раздражить ее, он мог бы заставить меня или ее сказать что-нибудь, отвечающее его цели. Под влиянием минуты я не нашел лучшего исхода, чем тот, который выбрал. Этим я помешал девушке сказать лишнее и дал понять сыщику, что вижу его насквозь. Очевидно, он подслушивал, Беттередж, когда мы с вами беседовали вчера.
«Мало того, что подслушивал, – хуже! – подумал я. –
Сыщик вспомнил мои слова о том, что девушка влюблена в мистера Фрэнклина, и нарочно заговорил об участии мистера Фрэнклина к Розанне, – так, чтобы Розанна могла услышать его ответ».