– Не больше, чем я.
Сыщик Кафф встал и подошел к письменному столу.
Он вернулся с запечатанным письмом. На нем стояло «секретно», и оно было адресовано мне, а в углу была подпись сыщика.
– Я подозревал в прошлом году не то лицо, – сказал он,
– может быть, и сейчас подозреваю не того. Подождите распечатывать конверт, мистер Блэк, пока не узнаете правды, а тогда сравните имя виновного с тем именем, которое я написал в этом запечатанном письме.
Я положил письмо в карман, а потом спросил его мнение о мерах, которые мы приняли в банке.
– Отличные меры, сэр, – ответил Кафф, – это именно то, что следовало сделать. Но, кроме Люкера, следовало присматривать и за другим человеком.
– Названным в письме, которое вы отдали мне?
– Да, мистер Блэк, за человеком, названным в этом письме. Теперь уже нечего делать. Я кое-что предложу вам и мистеру Бреффу, сэр, когда наступит время. А сейчас подождем и посмотрим, не скажет ли нам чего-нибудь нового мальчик.
Было около десяти часов, а Гусберри все еще не являлся. Кафф заговорил о других вещах. Он спросил о своем старом друге Беттередже и своем старом враге садовнике.
Через минуту он перешел бы от них к своим любимым розам, если б слуга мой не прервал нас, доложив, что мальчик ждет внизу.
Когда Гусберри ввели в комнату, он остановился на пороге и недоверчиво уставился на человека, находившегося со мною. Я подозвал мальчика к себе.
– Ты можешь говорить при этом господине, – сказал я, –
он здесь как раз для того, чтобы помочь мне, и он знает все, что случилось. Сыщик Кафф, – прибавил я, – это мальчик из конторы мистера Бреффа.
В современном цивилизованном мире знаменитость, –
какого бы она ни была рода, – это рычаг, двигающий всем.
Слава знаменитого Каффа дошла даже до ушей маленького
Гусберри. Бойкие глаза мальчика до того выкатились, когда я назвал прославленное имя, что я подумал: уж не выпадут ли они на ковер.
– Поди сюда, мой милый, – сказал сыщик, – и давай-ка послушаем, что ты нам расскажешь.
Внимание великого человека, героя многочисленных нашумевших в каждой лондонской конторе историй, словно околдовало мальчика. Он вытянулся перед сыщиком Каффом и заложил руки за спину, как новобранец, сдающий экзамен.
– Твое имя? – спросил сыщик, начиная допрос по всем правилам.
– Октавиус Гай, – ответил мальчик. – В конторе меня называют Гусберри из-за моих глаз.
– Октавиус Гай, иначе Гусберри, – продолжал сыщик с чрезвычайной серьезностью. – Тебя хватились вчера в банке. Где ты был?
– С вашего позволения, сэр, я следил за одним человеком.
– Кто это такой?
– Высокий мужчина, сэр, с большой черной бородой, одетый, как моряк.
– Я помню этого человека! – перебил я. – Мы с мистером Бреффом сочли его шпионом, подосланным индусами.
На сыщика Каффа, по-видимому, не произвели большого впечатления наши предположения. Он продолжал допрашивать Гусберри.
– Почему ты следил за этим моряком? – спросил он.
– С вашего позволения, сэр, мистер Брефф желал знать, не передаст ли чего-нибудь мистер Люкер кому-нибудь по выходе из банка. Я видел, как мистер Люкер передал что-то моряку с черной бородой.
– Почему ты не сказал мистеру Бреффу то, что ты увидел?
– Я не успел никому сказать об этом, сэр, моряк вышел очень быстро.
– А ты побежал за ним?
– Да, сэр.
– Гусберри, – сказал сыщик, гладя его по голове, – у тебя есть кое-что в голове – и это не хлопчатая бумага. Я
очень доволен тобой до сих пор.
Мальчик покраснел от удовольствия. Сыщик Кафф продолжал:
– Ну, что же сделал моряк, когда он вышел на улицу?
– Взял кэб, сэр.
– А ты что сделал?
– Бежал сзади.
Прежде чем сыщик успел задать еще вопрос, вошел новый посетитель – главный клерк из конторы мистера
Бреффа.
Чувствуя, как важно не прерывать допрос мистера
Каффа, я принял клерка в соседней комнате. Он пришел с дурными вестями от своего хозяина.
Волнение и суета последних двух дней оказались не под силу мистеру Бреффу.
Он проснулся в это утро с приступом подагры и не мог выйти из своей комнаты в Хэмпстеде, а при настоящем критическом положении наших дел очень тревожился, что оставил меня без совета и помощи опытного человека.
Главный клерк получил приказание оставаться в моем распоряжении и готов был приложить все силы, чтобы заменить мистера Бреффа.
Я тотчас, чтобы успокоить старика, написал ему о приезде сыщика Каффа, прибавив, что Гусберри расспрашивают в эту минуту, и обещая уведомить мистера Бреффа, лично или письменно, о том, что может случиться днем.
Отправив клерка в Хэмпстед с моим письмом, я вернулся в комнату и увидел, что сыщик Кафф, стоя у камина, собирается позвонить в колокольчик.
– Извините меня, мистер Блэк, – сказал сыщик, – я только что хотел послать к вам слугу, сообщить, что хочу говорить с вами. У меня не осталось ни малейшего сомнения, что этот мальчик, – славный мальчик, – прибавил он, гладя Гусберри по голове, – следил именно за тем, за кем нужно. Драгоценное время было потеряно, сэр, из-за того, что вы, к несчастью, не были дома в половине одиннадцатого вчера вечером. Теперь остается только немедленно послать за кэбом.
Через пять минут сыщик Кафф и я (Гусберри сел на козлы, показывать кучеру дорогу) ехали в Сити.
– Когда-нибудь, – сказал сыщик, указывая на переднее окно кэба, – этот мальчик добьется замечательных успехов в моей бывшей профессии. Давно я не встречал такого бойкого и умного малого. Передам вам сущность того, мистер Блэк, о чем он рассказал мне, когда вас не было в комнате. Кажется, еще при вас он упомянул, что побежал вслед за кэбом?
– Да.
– Ну, сэр, кэб поехал с Ломбард-стрит к Тауэрской пристани. Моряк с черной бородой вышел из кэба и заговорил с баталером роттердамского парохода, который должен был отправиться на следующее утро. Он спросил, может ли уже сейчас переночевать на пароходе в каюте.
Баталер сказал: нет. Каюты и койки будут чистить в этот вечер, и пассажирам не позволялось занимать места до утра на пароходе. Моряк повернулся и ушел с пристани. Идя по улице, мальчик в первый раз заметил на противоположной стороне человека, одетого ремесленником, по-видимому не терявшего из виду моряка. Моряк остановился около ресторана и вошел в него. Мальчик не знал, что ему делать, и вместе с другими мальчуганами стоял и смотрел на закуски, выставленные в окне ресторана. Он подметил, что ремесленник ждет, как ждал и он сам, но все еще на другой стороне улицы. Через минуту медленно подъехал кэб и остановился там, где стоял ремесленник. Мальчик мог ясно разглядеть в кэбе только одного человека, высунувшегося из окна, чтобы поговорить с ремесленником. Он сообщил мне, мистер Блэк, без всяких наводящих вопросов с моей стороны, что этот человек был очень, очень смугл и похож на индуса.
Было ясно, что и на этот раз мы с мистером Бреффом ошиблись. Моряк с черной бородой явно не был шпионом индусов. Неужели алмаз находился у него?
– Через некоторое время, – продолжал сыщик, – кэб отъехал. Ремесленник перешел через улицу и вошел в ресторан. Мальчик ждал, пока его не одолели голод и усталость, а потом, в свою очередь, вошел в ресторан. У него в кармане был шиллинг; он великолепно пообедал, уверяет он, черным пудингом, пирогом с угрем и бутылкой имбирного пива. Чего только не переварит желудок мальчугана? Все, что только можно съесть!
– Что же он увидел в ресторане? – спросил я.
– Он увидел моряка, читавшего газету за одним столом, и ремесленника, читавшего газету за другим. Стемнело, прежде чем моряк встал и вышел. На улице он подозрительно осмотрелся вокруг. Мальчик (ведь это был только мальчик) был им оставлен без внимания. Ремесленник еще не выходил. Моряк шел, оглядываясь по сторонам и, видимо, еще не зная, куда ему пойти.
Ремесленник опять появился на противоположной стороне улицы. Моряк все шел, пока не дошел до Берегового переулка, ведущего в улицу Нижней Темзы. Там он остановился перед таверной под вывеской «Колесо Фортуны» и, осмотревшись, вошел. Гусберри тоже вошел. У
буфета было много народу, по большей части вполне приличного. «Колесо Фортуны» – таверна очень порядочная, мистер Блэк, знаменитая своим портером и пирогами со свининой.
Отступления сыщика раздражали меня. Он это заметил и стал строго придерживаться показаний Гусберри в дальнейшем своем рассказе:
– Моряк спросил, может ли он получить койку. Трактирщик ответил: «Нет, все заняты». Буфетчица возразила ему, что десятый номер пуст. Послали за слугою, чтобы проводить моряка в десятый номер. Как раз перед этим
Гусберри приметил ремесленника между людьми, стоявшими у буфета. Он исчез прежде, чем слуга появился на зов. Не зная, что ему делать дальше, Гусберри решил выждать и посмотреть, не случится ли еще чего-нибудь. И
кое-что случилось. Хозяина позвали. Сердитые голоса послышались сверху. Трактирщик вдруг появился, таща за шиворот ремесленника, который, к величайшему удивлению Гусберри, выказывал все признаки опьянения.
Трактирщик вытолкал его за дверь, грозя послать за полицией, если он вернется. Пока они спорили, выяснилось, что человек этот был найден в номере десятом и с упорством пьяного объявил, что он занял эту комнату.
Гусберри был так поражен внезапным опьянением еще недавно трезвого человека, что не выдержал и побежал за ним на улицу. Пока ремесленник был на виду у посетителей таверны, он шатался самым неприличным образом. Но как только он завернул за угол, к нему тотчас вернулось равновесие, и он стал таким трезвым членом общества, что лучше и желать было нечего. Гусберри вернулся в «Колесо
Фортуны» в сильном недоумении. Он опять ждал, не случится ли чего-нибудь. Ничего больше не случилось и ничего больше не было слышно о моряке.
Гусберри решил вернуться в контору. Но как только он пришел к этому заключению, на противоположной стороне улицы опять появился тот же ремесленник! Он смотрел на одно из окон гостиницы, единственное, в котором был виден свет. Свет этот как будто успокоил его. Он тотчас ушел. Мальчик вернулся в контору, получил вашу ка