— Когда онъ возвратится съ прогулки, поразспросите-ка его хорошенько о мускатной розѣ и вы убѣдитесь тогда, что я разбилъ его на всѣхъ пунктахъ! крикнулъ великій Коффъ, въ свою очередь окликнувъ меня изъ окна.
— Господа! отвѣчалъ я, стараясь умѣрить ихъ пылъ, какъ кто уже удалось мнѣ однажды. — Бѣлая мускатная роза представляетъ обѣимъ сторонамъ обширное поле для разглагольствій.
Но видно отвѣчать имъ было точно такъ же безполезно, какъ и насвистывать жигу вредъ поверстнымъ столбомъ (какъ говорятъ Ирландцы). Они оба ушли, продолжая свою распрю о розахъ и безпощадно нанося другъ другу удары. Предъ тѣмъ какъ обоимъ скрыться изъ глазъ моихъ, я увидалъ, что мистеръ Бегби качалъ своею упрямою головой, между тѣмъ какъ приставъ Коффъ схватилъ его за руку, какъ арестанта. Ну вотъ, подите же! Какъ ни насолилъ мнѣ за это время приставъ, а онъ все-таки мнѣ нравился. Пусть читатель самъ объяснитъ себѣ это странное состояніе моего духа. Еще немножко, и онъ совсѣмъ отдѣлается и отъ меня, и отъ моихъ противорѣчій. Разказавъ отъѣздъ мистера Франклина, я закончу дневникъ субботнихъ происшествій; описавъ же нѣкоторые странные факты, случившіеся вътеченіе слѣдующей недѣли, я тѣмъ окончательно завершу мой разказъ и передамъ перо той особѣ, которая должна продолжать его послѣ меня. Если вы, читатель, такъ же утомлены чтеніемъ моего повѣствованія, какъ я утомленъ его изложеніемъ, — то, Боже! какая общая радость ожидаетъ насъ чрезъ нѣсколько страницъ!
XXIX
Я велѣлъ приготовить кабріолетъ, на случай еслибы мистеръ Франклинъ захотѣлъ, во что бы то ни стало, уѣхать отъ насъ съ вечернимъ поѣздомъ. Появленіе на лѣстницѣ багажа, за которымъ слѣдовалъ и самъ мистеръ Франклинъ, убѣдило меня, что на этотъ разъ рѣшеніе его осталось непоколебимымъ.
— Да вы и вправду уѣзжаете, сэръ? сказалъ я, встрѣтясь съ нимъ въ сѣняхъ. — Что бы вамъ подождать еще денекъ-другой и дать миссъ Рахили время одуматься?
Куда дѣвался весь заграничный лоскъ мистера Франклина, когда наступила минута прощанья! Вмѣсто отвѣта, онъ сунулъ мнѣ въ руку письмо, полученное имъ отъ миледи. Большая часть его заключала въсебѣ повтореніе того, что было уже сообщено въ письмѣ, адресованномъ на мое имя. Но въ концѣ его было прибавлено нѣсколько строкъ, относящихся до миссъ Рахили, которыя если и не могли служить объясненіемъ чему-либо другому, то по крайней мѣрѣ дѣлали понятнымъ непоколебимость рѣшенія мистера Франклина.
«Вы вѣрно удивитесь, узнавъ, какъ терпѣливо переношу я скрытность моей дочери по поводу всего происшедшаго (писала миледи). Въ домѣ пропалъ алмазъ, стоящій 20.000 фунтовъ стерлинговъ, и все заставляетъ меня предполагать, что пропажа его, составляющая для насъ тайну, во всѣхъ подробностяхъ извѣстна Рахили, хотя нѣкоторыя неизвѣстныя мнѣ лица, въ виду непонятной для меня цѣли, наложили на нее странное обязательство хранить молчаніе. Вамъ, можетъ-быть, странно, что я позволяю своей дочери издѣваться надо мной? А между тѣмъ это весьма просто. Вникните только хорошенько въ положеніе Рахили. Нервы ея до такой степени разстроены, что жалко смотрѣть на нее. Я не рѣшусь поднимать разговоръ о Лунномъ камнѣ до тѣхъ поръ, пока время не принесетъ ей должнаго успокоенія. Съ этою цѣлью я даже не задумалась удалитъ полисмена. Смущающая насъ тайна и его самого приводитъ въ замѣшательство; какъ человѣкъ посторонній, онъ не въ силахъ помочь намъ, а только увеличиваетъ мои мученія и однимъ своимъ именемъ доводитъ Рахиль до бѣшенства.
«Я по возможности хорошо устроила свои планы на будущее. Въ настоящее время я намѣрена увезти Рахиль въ Лондонъ, отчасти для того, чтобы разсѣять ея мысли перемѣной обстановки, а съ другой стороны для того, чтобы посовѣтоваться о ней съ лучшими медиками. Какъ мнѣ звать васъ къ себѣ въ Лондонъ? Берите съ меня примѣръ терпѣнія, мой дорогой Франклинъ, и подождите вмѣстѣ со мной болѣе счастливаго времени. При томъ ужасномъ настроеніи духа, въ которомъ находится теперь Рахиль, она никакъ не можетъ простить вамъ вашего полезнаго содѣйствія къ розыску алмаза и не перестаетъ видѣть въ этомъ личную для себя обиду. Дѣйствуя ощупью въ этомъ дѣлѣ, вы, тѣмъ не менѣе, грозили ей раскрыть ея тайну и тѣмъ увеличивали и безъ того уже терзавшее ее безпокойство. Я не въ состояніи извинить то упорство, съ которымъ она старается сдѣлать васъ отвѣтственнымъ въ послѣдствіяхъ, которыхъ ни вы, ни я не могли не только предвидѣть, но и вообразитъ себѣ. Вразумитъ ее нѣтъ возможности, о ней можно только сожалѣть. Съ величайшимъ прискорбіемъ должна предупредить васъ, что вамъ лучше пока вовсе не встрѣчаться съ Рахилію. Предоставьте все времени — вотъ единственный совѣтъ, который я могу предложить вамъ.»
Я возвратилъ письмо мистеру Франклину, сердечно сокрушаясь за него, потому что мнѣ извѣстно было какъ искренно любилъ онъ мою молодую госпожу и какъ сильно должны были уколоть его слова миледи.
— Знаете ли, сэръ, пословицу, рѣшился я только сказать ему. — Когда обстоятельства достигли наихудшаго состоянія, то нужно скоро ожидать перемѣны ихъ къ лучшему. А сами посудите, мистеръ Франклинъ, что же можетъ бытъ хуже настоящаго положенія дѣлъ?
Мистеръ Франклинъ сложилъ письмо своей тетки и, казалось, мало успокоился замѣчаніемъ, которое я рѣшился ему сдѣлать.
— Увѣренъ, сказалъ онъ, — что въ пору моего прибытія сюда съ этимъ проклятымъ алмазомъ изъ Лондона, въ цѣлой Англіи не было семейства болѣе счастливаго чѣмъ это. Взгляните же на него теперь! Какое разъединеніе въ его средѣ и какая подозрительная таинственность во всей окружающей атмосферѣ! Припоминаете ли вы, Бетереджъ, то утро, когда мы разговаривали съ вами на зыбучихъ пескахъ о дядѣ моемъ Гернкаслѣ и о подаркѣ его ко дню рожденіи Рахили. Самъ полковникъ не подозрѣвалъ въ чьихъ рукахъ Лунный камень сдѣлается орудіемъ его мщенія!
Съ этими словами онъ пожалъ мою руку и направился къ кабріолету.
Я послѣдовалъ за нимъ по лѣстницѣ. Мнѣ было очень грустно видѣть, при какой обстановкѣ покидаетъ онъ старое гнѣздышко, гдѣ протекли самые счастливые годы его жизни. Певелопа (крайне встревоженная всѣмъ происшедшимъ въ домѣ), обливаясь слезами, пришла проститься съ нимъ. Мистеръ Франклинъ поцѣловалъ ее, на что я махнулъ рукой, какъ бы желая этимъ сказать: «На здоровье, сэръ, на здоровье.» Кое-кто изъ остальной женской прислуги очутился тутъ же, выглядывая на него изъ-за угла. Онъ принадлежалъ къ числу тѣхъ мущинъ, которые нравятся всѣмъ женщинамъ. Въ послѣднюю минуту прощанья я подошелъ къ кабріолету и какъ милости просилъ у мистера Франклина, чтобы онъ далъ намъ о себѣ вѣсточку. Но онъ не обратилъ вниманія на мои слова, а перенося свой взглядъ отъ одного предмета на другой, какъ будто прощался со старымъ домомъ и со всею усадьбой.
— Смѣю ли опросить, сэръ, куда вы ѣдете? сказалъ я, продолжая держаться за кабріолетъ и пытаясь проникнуть въ его будущіе планы. Мистеръ Франклинъ внезапно надвинулъ себѣ на глаза шляпу.
— Куда я ѣду? повторилъ онъ за мной:- Къ чорту!
Вмѣстѣ съ этимъ словомъ пока рванулся съ мѣста, какъ бы испуганный такимъ нечестивымъ отвѣтомъ.
— Да благословитъ васъ Богъ на всѣхъ путяхъ вашихъ, сэръ! успѣлъ я промолвить, прежде нежели онъ скрылся отъ вашихъ глазъ.
Нечего сказать, пріятный и милый джентльменъ былъ мистеръ Франклинъ! Несмотря на свои недостатки и дурачества, это былъ весьма пріятный и милый джентльменъ! По отъѣздѣ его изъ дома миледи, вездѣ чувствовалась ужасная пустота.
Печаленъ и скученъ былъ наступившій затѣмъ субботній вечеръ. Для поддержанія крѣпости своего духа я усердно принялся за свою трубочку и Робинзона Крузо. Женщины (исключая Пенелопу) проводили время въ толкахъ о самоубійствѣ Розанны. Онѣ всѣ упорно держались того мнѣнія будто бѣдняжка украла Лунный камень и лишила себя жизни изъ боязни быть уличенною въ воровствѣ. Дочь моя, конечно, твердо держалась первоначально высказаннаго ею мнѣнія. Странно, что ни мнѣніе Пенелопы о причинѣ побудившей Розанну къ самоубійству, ни показанія моей молодой госпожи насчетъ ея неприкосновенности къ дѣлу, ничуть не объясняли поведенія несчастной дѣвушки. И тайная отлучка ея въ Фризингаллъ, и всѣ похожденія ей съ кофточкой оставались попрежнему загадочными. Конечно, безполезно было обращать на это обстоятельство вниманіе Пенелопы: всякое раздраженіе дѣйствовало на нее также мало, какъ проливной дождь на непромокаемую одежду. По правдѣ оказать, дочь моя наслѣдовала отъ меня стойкость взгляда и мысли и въ этомъ отношеніи даже за поясъ заткнула своего отца,
На слѣдующій день (въ воскресенье) карета, остававшаяся до сихъ поръ въ домѣ мистера Абльвайта, возвратилась къ намъ пустая. Кучеръ привезъ мнѣ письмо и нѣкоторыя приказанія для горничной миледи и для Пенелопы.
Письмо увѣдомляло меня, что моя госпожа рѣшилась въ понедѣльникъ увезти миссъ Рахиль въ свой домъ, находящійся въ Лондонѣ. Въ письменномъ же распоряженіи обѣимъ горничнымъ отдавались нѣкоторыя приказанія насчетъ необходимаго туалета, и назначалось время, когда онѣ должны были встрѣтить свою госпожу въ городѣ. Съ ними же приказано было отправиться и большей части слугъ. Уступая желанію миссъ Рахили не возвращаться болѣе домой, послѣ всего происшедшаго въ немъ, миледи рѣшилась отправиться въ Лондонъ прямо изъ Фризингалла. Я же, впредь до новыхъ распоряженій, долженъ былъ остаться въ деревнѣ для присмотра надъ домашнимъ и полевымъ хозяйствомъ. Слугамъ, оставшимся со мной, назначалось полное содержаніе.
Вспомнивъ по этому поводу все, что говорилъ мистеръ Франклинъ о разъединеніи, водворившемся въ нашей средѣ, я естественно напалъ на мысль и о самомъ мистерѣ Франклинѣ. Чѣмъ болѣе я думалъ о немъ, тѣмъ болѣе и безпокоился объ его будущемъ, и наконецъ рѣшился съ воскресною почтой написать слугѣ его батюшки, мистеру Джефко (котораго я знавалъ въ былое время), прося его увѣдомить меня, что предприметъ мистеръ Франклинъ по прибытіи своемъ въ Лондонъ.
Воскресный вечеръ былъ, кажется, еще печальнѣе субботняго. Мы кончили праздничный день такъ, какъ большая часть жителей нашего острова кончаютъ его аккуратно одинъ разъ въ недѣлю, то-есть,