Я почувствовал некоторое беспокойство. В словах Пенелопы было нечто, заставившее мое чувство превосходства немного примолкнуть. Теперь, когда мои мысли обратились в нужную сторону, я вспомнил то, что произошло между Розанной и мистером Фрэнклином прошлым вечером. Служанка выглядела уязвленной в самое сердце, и вот, как назло, новый удар судьбы поражает бедняжку в самое больное место. Жаль! Очень жаль! Тем более, что у нее не было никакого права лелеять подобные чувства.
Я обещал мистеру Фрэнклину поговорить с Розанной. Похоже, наступило время сдержать обещание.
Розанна в ситцевом платье мела пол около спален, бледная и собранная, но как всегда опрятная. Я заметил странную поволоку и отупение в ее глазах – не как от слез, а как если бы она долго смотрела в одну точку. Может быть, это был туман ее собственных мыслей. Рядом определенно не было такого предмета, которого она бы не видела сотни раз.
– Выше нос, Розанна! – сказал я. – Выбрось из головы свои фантазии. Я должен тебе кое-что передать на словах от мистера Фрэнклина.
После этого я обрисовал ей положение в самых приветливых и ободряющих выражениях, какие смог найти. Как вы, должно быть, заметили, я придерживаюсь строгих правил по отношению к слабому полу. Но почему-то, когда я сталкиваюсь с женщинами лицом к лицу, не следую им на практике.
– Мистер Фрэнклин очень добр и заботлив. Поблагодарите его от меня, – вот все, что она сказала в ответ.
Дочь уже заметила, что Розанна выполняла работу, как во сне. Могу к этому добавить, что слушала и говорила она тоже как сомнамбула. Я засомневался, насколько ее разум был в состоянии воспринимать сказанное.
– Розанна, подтверди, что поняла меня.
– Подтверждаю.
Служанка отвечала не как живой человек, а как механическая кукла. При этом не переставала мести. Я, избегая навязчивости, забрал у нее метлу.
– Что ты в самом деле, милая моя! Ты сама на себя не похожа. Тебя что-то гложет. Я твой друг и останусь им, даже если ты совершила дурной поступок. Признайся, в чем дело, Розанна.
В иное время подобное обращение выжало бы у нее слезы из глаз, но сейчас не произвело эффекта.
– Хорошо, я призна́юсь.
– Миледи?
– Нет.
– Мистеру Фрэнклину?
– Да, мистеру Фрэнклину.
Я не знал, что еще сказать. Розанна была не в том состоянии, чтобы понять предостережение не встречаться с мистером Фрэнклином наедине, как он просил. Тщательно подбирая слова, я лишь сказал, что мистер Фрэнклин ушел гулять.
– Неважно, – ответила она. – Сегодня я больше не побеспокою мистера Фрэнклина.
– Почему бы тебе не поговорить с миледи? Нет лучше способа облегчить душу, чем разговор с милосердной хозяйкой и христианкой, которая всегда была к тебе добра.
Розанна на мгновение вперила в меня серьезный, пристальный взгляд, словно стараясь запечатлеть мои слова в памяти. Потом забрала у меня метлу и медленно отошла в сторону.
– Нет, – сказала она, словно говоря сама с собой, не переставая подметать, – я знаю другой способ облегчить душу – получше.
– Какой?
– Прошу вас, не мешайте мне работать.
Пенелопа подошла к ней и предложила помощь.
– Нет-нет. Я хочу закончить сама. Спасибо, Пенелопа. – Она оглянулась на меня. – Спасибо, мистер Беттередж.
Розанна замкнулась, слова больше не помогали. Я подал знак Пенелопе идти со мной. Мы оставили Розанну в таком же состоянии, как нашли, – метущей коридор словно во сне.
– Моих усилий здесь мало, – сказал я. – Ей нужен врач.
Дочь напомнила, что мистер Канди заболел, простудившись (если вы помните) после приема по случаю дня рождения мисс Рэчел. По правде говоря, его мог подменить ассистент, некий мистер Эзра Дженнингс. Однако в наших краях никто ничего не знал об этом человеке. Мистер Канди принял его на работу при загадочных обстоятельствах. Справедливо или нет, но никто из нас его не любил и не доверял ему. Во Фризингхолле имелись и другие доктора. Однако в нашем доме их не знали. Пенелопа усомнилась, не принесет ли в случае с Розанной появление чужих людей больше вреда, чем пользы.
Я прикинул, не поговорить ли с миледи. Вспомнив однако, какой груз забот уже давит на ее разум, я не решился добавлять к нему новые раздражители. И все-таки надо было что-то делать. Состояние Розанны вызывало откровенную тревогу, и хозяйку следовало о нем проинформировать. Против воли я направился к ее кабинету. Там никого не было. Миледи заперлась с мисс Рэчел. Я не мог видеть ее, пока она сама не выйдет.
Я тщетно прождал до тех пор, когда часы на парадной лестнице пробили без четверти два. Через пять минут я услышал, как меня зовут с дорожки перед домом. Голос был мне хорошо знаком. Из Фризингхолла вернулся сержант Кафф.
Глава XVIII
Сержант уже шел мне навстречу по лестнице.
После того, что произошло между нами, мне не хотелось показывать, что я питаю интерес к его делам. Однако, вопреки моим намерениям, интерес мой оказался настолько велик, что я не устоял. Чувство собственного достоинства съежилось, пропустив вперед вопрос: «Ну, что нового во Фризингхолле?»
– Я видел индусов, – ответил сержант Кафф. – И установил, что Розанна делала тайные закупки в городе – в последний четверг. Индусов отпустят в среду на следующей неделе. Ни я, ни мистер Мертуэт не сомневаемся, что они прибыли сюда, чтобы выкрасть Лунный камень. Естественно, их расчеты опрокинули события, происходившие в ночь со среды на четверг, и они виноваты в пропаже камня не больше вашего. Но я вам скажу одну вещь, мистер Беттередж: если Лунный камень не найдем мы, его найдут они. Вы еще услышите о трех фокусниках.
Пока сержант делал это обескураживающее заявление, с прогулки вернулся мистер Фрэнклин. Совладав с любопытством лучше меня, он, не проронив ни слова, прошел мимо нас и скрылся в доме.
Я же, окончательно растеряв достоинство, решил извлечь из потери максимальную пользу.
– С индусами понятно. А что с Розанной?
Сержант Кафф покачал головой.
– Ее тайна остается непроницаемой. Я проследил ее до лавки во Фризингхолле, принадлежащей торговцу холстом по имени Молтби. Она ничего не покупала в других лавках – у галантерейщиков, шляпников или портных. Да и у Молтби приобрела лишь длинный кусок полотна. Причем выбрала ткань определенного качества. Ее количества должно хватить на ночную рубашку.
– Чью?
– Свою, разумеется. Очевидно, между полуночью и тремя часами утра, пока все вы спали, она проскользнула в комнату юной леди, чтобы договориться, где спрятать Лунный камень. Возвращаясь к себе, должно быть, задела ночной рубашкой влажную краску на двери. Пятно она не могла смыть, как и уничтожить рубашку, не раздобыв сначала такую же, чтобы скрыть некомплект.
– Что именно доказывает, что это была ночная рубашка Розанны? – возразил я.
– Материал, купленный для подмены. Будь это ночная рубашка мисс Вериндер, ей пришлось бы покупать кружева, рюши и бог знает что еще. Кроме того такую не сошьешь за одну ночь. Простая холщовая ткань указывает на простую ночную рубашку служанки. Нет-нет, мистер Беттередж, это-то как раз ясно. Соль вопроса в том, зачем ей, заменив рубашку на новую, прятать испачканную вместо того, чтобы ее уничтожить? Если девушка не сознается, остается единственный выход: найти тайник в Зыбучих песках – тогда истина выйдет наружу.
– И как вы разыщете это место?
– Извините, если не оправдал ваших надежд, но этот секрет я оставлю при себе.
(Не буду дразнить вас, как сыщик дразнил меня, а потому скажу сразу, что он вернулся из Фризингхолла, имея при себе ордер на обыск. Опыт в делах подобного рода, очевидно, подсказывал ему, что Розанна носит с собой записку с указанием места тайника, чтобы вернуться к нему, если обстоятельства переменятся или пройдет достаточно времени. Завладев этой запиской, сержант получил бы все, что ему требовалось.)
– А теперь, мистер Беттередж, предлагаю оставить домыслы и заняться делом. Я приказал Джойсу присматривать за Розанной. Где Джойс?
Джойс был тем самым полицейским, которого сыщику выделил главный инспектор Сигрэв. Вопрос был задан в тот момент, когда часы пробили два часа дня. С точностью до минуты подъехала карета, чтобы везти мисс Рэчел к ее тете.
– Не все сразу, – остановил меня сержант, когда я хотел было послать кого-нибудь на поиски Джойса. – Сначала я должен уделить внимание мисс Вериндер.
Из-за угрозы дождя карета, на которой мисс Рэчел должна была ехать во Фризингхолл, была крытая. Сыщик поманил Самюэля, чтобы тот спустился к нему с запяток.
– По эту сторону ворот поместья за деревьями будет ждать мой знакомый, – сказал сержант. – Он на ходу вскочит на запятки кареты. От вас требуется всего лишь помалкивать и смотреть в другую сторону, иначе наживете неприятности.
После этого лакей был отправлен обратно. Что подумал Самюэль, трудно сказать. Мне было абсолютно ясно, что за мисс Рэчел с того момента, как она покинет усадьбу, будут исподтишка следить. Слежка за юной леди! Шпик на запятках материнской кареты! Я был готов вырвать себе язык за то, что забылся и вступил с сержантом в разговор.
Первой из дома вышла миледи. Она остановилась, отступив в сторону, на верхней ступеньке, откуда могла хорошо видеть все, что происходило внизу. Ни слова ни мне, ни сержанту. Плотно сжав губы и сложив руки под садовым плащом, наброшенным на плечи перед тем, как выйти на свежий воздух, стоя неподвижно, как статуя, миледи ждала выхода дочери.
Через минуту спустилась Рэчел, красиво одетая в какой-то мягкий желтый наряд, оттенявший смуглость ее лица и плотно охватывавший талию наподобие жакета. На голове – маленькая соломенная шляпка с белой вуалью. Лимонно-желтые перчатки сидели на руках, как вторая кожа. Прекрасные черные волосы под шляпкой напоминали атлас. Маленькие ушки – что розовые раковины, с каждой мочки свисало по жемчужине. Она быстрым шагом подошла к нам, прямая, как стебель лилии, грациозная и гибкая, как молодая кошечка. На ее прекрасном лице ничего вроде бы не изменилось, ничего, кроме глаз и губ. Глаза как никогда ярко и гневно пылали, а губы настолько потеряли цвет и способность улыбаться, что казались чужими. Мисс Рэчел торопливо и порывисто поцеловала мать в щеку.