Сыщик молча указал на приложенный к следу ботинок.
Я взял сыщика за плечо, попытался заговорить с ним, но, как и в первый раз, не сумел. Сержант прошел по следу вниз к тому месту, где кончался песок и начиналась скала. Южную стрелку обдавал прибой, вода прибывала, скрывая под собой поверхность Зыбучих песков. Сержант и так и эдак прикладывал ботинок к следам с упорным терпением, за которым страшно было наблюдать, но всякий раз получалось одно и то же – следы вели прямо на скалу. Сколько бы он ни искал следов, ведущих обратно, их нигде не было видно.
В конце концов он сдался. С такой же молчаливой миной сержант Кафф посмотрел на меня и перевел взгляд на морскую воду, все больше заливающую зыбучий песок. Я посмотрел в том же направлении и прочитал мысли на его лице. Внезапно все мое естество охватил мерзкий сковывающий трепет. Я рухнул на колени.
– Она приходила к тайнику, – услышал я голос сыщика. – На скале ее подстерегла роковая случайность.
Перемена в поведении, внешности и словах девушки, оцепенение и мертвенность, с которой она внимала мне и говорила со мной в коридоре, где подметала пол всего несколько часов назад, всплыли в моей памяти и еще до того, как сержант закончил фразу, убедили меня, что его догадка далека от ужасной истины. Я попытался объяснить ему сковавший меня страх. Попытался сказать: «Она умерла смертью, которую сама искала». Где там! Слова не желали выходить наружу. Я не мог выйти из ступора. Не чувствовал секущего дождя. Не видел набухающего прилива. Бедняжка предстала передо мной как в сновидении. Я видел ее такой, какой застал в то утро, когда пришел за ней, чтобы отвести домой. Снова слышал ее слова о том, что Зыбучие пески против воли притягивают ее, как если бы здесь ждала ее могила. Необъяснимым образом ужас этого воспоминания заставил вспомнить меня о своей дочери. Она была одного возраста с Розанной. Если бы мою дочь обвинили, как Розанну, она тоже могла прожить такую же обездоленную жизнь и умереть такой же жуткой смертью.
Сержант мягко помог мне подняться и развернул меня так, чтобы я не смотрел на место гибели Розанны.
Мне стало легче, я снова смог дышать и видеть окружение таким, каким оно было в действительности. Посмотрев на дюны, я увидел дворовых слуг и рыбака по имени Йолланд, все они бежали к нам. И все встревоженно громко спрашивали, нашлась ли девушка. В нескольких словах сержант объяснил им значение следов и то, что с Розанной, должно быть, произошел роковой несчастный случай. Затем он отвел рыбака в сторону моря и спросил: «Скажите, могла ли лодка в такую погоду пристать к этой скале и забрать служанку с места, где кончаются следы?»
Рыбак указал на волны, перекатывающиеся через отмель, и гигантские валы, разбивающиеся, вздымая облака пены, о скальные выступы по обеим сторонам.
– На свете не существует лодки, способной пройти в таком месте.
Сержант Кафф последний раз взглянул на песок со следами, которые быстро смывал дождь.
– Это – свидетельство, что она не могла уйти отсюда по суше. А это, – сказал он, глядя на рыбака, – свидетельство, что она не могла уплыть морем. – Сержант на минуту замолчал. – Ее видели бегущей сюда за полчаса до моего появления здесь, – объяснил он Йолланду. – После этого прошло некоторое время. Скажем, около часа. Как высоко поднялась бы вода у края скалы час назад? – Сыщик указал на южную часть, не заполненную зыбучим песком.
– Судя по сегодняшнему приливу, – ответил рыбак, – по эту сторону стрелки час назад воды не хватило бы, чтобы утопить котенка.
Сержант Кафф повернулся на север, где находились Зыбучие пески.
– А с этой стороны?
– Еще меньше. Зыбучие пески лишь бы намочило – не больше.
Сержант повернулся ко мне и заявил, что несчастный случай скорее всего произошел в Зыбучих песках. Мой язык наконец-то избавился от оцепенения.
– Это не случайность! Она пришла в это место, чтобы покончить с собой.
– Откуда вам знать? – уставился на меня сыщик. Остальные столпились вокруг. Сержант спохватился и попросил зевак отойти, сказав им, что я пожилой человек и открытие потрясло меня.
– Не приставайте к нему, – попросил он. Потом повернулся к Йолланду: – Есть ли какая-нибудь возможность найти тело после отлива?
Йолланд ответил:
– Никакой. Пески никогда не возвращают свою добычу назад.
Сказав это, рыбак подошел ближе.
– Мистер Беттередж, я должен вам кое-что сообщить о смерти этой девушки. Вдоль стрелки примерно на глубине в половину морской сажени под песком пролегает каменный выступ шириной четыре фута. Интересно, почему она не упала на него? Если бы она случайно поскользнулась на скале, то провалилась бы не глубже, чем по пояс. Нет, она, видимо, вышла дальше или выпрыгнула на самую глубину, иначе бы осталась на берегу. Это не случайность, сэр! Ее поглотила бездна. И на то была ее собственная воля.
Выслушав показания человека, на которого можно было положиться, сержант умолк. Остальные тоже стояли в полном безмолвии. Как по команде, все повернули назад к выходу с пляжа.
В дюнах к нам подбежал помощник конюха – хороший парень, питающий ко мне искреннее уважение. С приличествующим случаю скорбным выражением он подал мне записку.
– Меня прислала Пенелопа, мистер Беттередж. Она нашла это в комнате Розанны.
Вот как бедняжка попрощалась со стариком, который делал для нее то, что мог, – видит бог, всегда старался делать то, что мог:
«Вы нередко в прошлом прощали меня, мистер Беттередж. Когда снова увидите Зыбучие пески, постарайтесь простить меня и на этот раз. Я нашла свою могилу там, где она ждала меня. Я жила и умираю с благодарностью за вашу доброту, сэр».
И все. Всего несколько слов, а мне не хватило мужества устоять перед ними. Когда вы молоды и только начинаете жить, слезы легко приходят. Так же легко они приходят, когда вы стары и жизнь идет под уклон. Я разрыдался.
Сержант Кафф сделал шаг мне навстречу – несомненно, из добрых побуждений. Я отшатнулся.
– Не прикасайтесь ко мне, – сказал я. – Ее подтолкнул к этому страх перед вами.
– Вы не правы, мистер Беттередж, – спокойно ответил он. – Но об этом у нас еще будет время поговорить, когда мы вернемся в дом.
Я пошел за остальными, опираясь на руку помощника конюха. Мы шли сквозь пелену дождя навстречу тоске и ужасам, ждущим нас в доме.
Глава XX
Идущие впереди разнесли новость раньше нас. Вся прислуга пребывала в смятении. Когда мы проходили мимо комнаты миледи, дверь с силой распахнули изнутри. Миледи вышла к нам (за ней бежал, тщетно пытаясь успокоить, мистер Фрэнклин) вне себя от ужаса происшедшего.
– Это вы виноваты! – выкрикнула она, грозя рукой сержанту. – Габриэль, заплатите этому негодяю что причитается, и чтобы глаза мои его больше не видели!
Из всех присутствующих сержант был единственным, кто устоял перед ее напором, потому как только он один еще владел собой.
– Я не больше в ответе за это удручающее событие, чем вы сами, миледи, – ответил он. – Если через полчаса вы не перемените своего мнения, я выполню распоряжение вашей светлости и покину дом, но я не приму от вас деньги.
Все это было сказано крайне уважительно, но не менее твердо и произвело отрезвляющий эффект на миледи и на меня. Она позволила мистеру Фрэнклину увести себя обратно в комнату. Когда дверь закрылась за ними, сержант, по своему обыкновению, окинул служанок внимательным взглядом и тотчас заметил, что лишь Пенелопа стояла в слезах, в то время как все остальные были просто испуганы.
– Когда ваш отец переоденется в сухое, – сказал он ей, – приходите в его комнату поговорить с нами.
За полчаса я переоделся сам и выдал сержанту смену одежды, как он просил. Пенелопа пришла узнать, что от нее хотел сыщик. Боюсь, я только сейчас по-настоящему осознал, какую хорошую и послушную дочь я имел. Я усадил ее на колено и помолился Богу, чтобы Он благословил ее. Пенелопа спрятала лицо у меня на груди и обняла за шею – так мы и сидели в молчаливом ожидании. Бедная покойная девушка как будто стояла рядом с нами. Сержант отошел к окну и стал смотреть в него. Я счел нужным поблагодарить его за предупредительность к нашим чувствам и поблагодарил.
Люди высшего общества купаются в роскоши, в том числе имеют роскошь подолгу предаваться эмоциям. Люди низкого сословия не имеют таких привилегий. Необходимость, обходящая господ стороной, к нам беспощадна. Мы привыкли прятать свои чувства подальше и терпеливо исполнять свои обязанности. Я не жалуюсь – просто наблюдаю. Мы с Пенелопой были готовы говорить с сержантом, как только он сам будет к этому готов. На его вопрос, что она знает о причинах, побудивших Розанну покончить с собой, моя дочь (как нетрудно догадаться) ответила, что виной тому любовь к мистеру Фрэнклину Блэку. На вопрос, говорила ли Пенелопа об этому кому-либо еще, моя дочь отвечала: «Нет, не говорила – ради Розанны».
Я счел необходимым добавить пару слов:
– И ради самого мистера Фрэнклина тоже, дорогая моя. Если Розанна умерла из-за любви к нему, то не с его ведома и не по его вине. Если он захочет уехать сегодня, пусть едет, не страдая от знания истинной причины.
– Вы правы, – сказал сержант и снова умолк, очевидно, сравнивая мнение Пенелопы со своими собственными тайными мыслями.
По прошествии получаса миледи позвонила в колокольчик.
Отвечая на зов, я встретил мистера Фрэнклина, выходящего из кабинета тети. Он сообщил, что миледи готова к разговору с сержантом Каффом – как и прежде, в моем присутствии, – и добавил, что и сам хотел бы сказать сыщику два слова. По пути к моей комнате он остановился и посмотрел на железнодорожное расписание, висящее в передней.
– Вы действительно нас покидаете, сэр? – спросил я. – Я уверен, что мисс Рэчел придет в себя, если только дать ей время.
– Она придет в себя, услышав, что я уехал и что она меня больше не увидит.
Мне показалось, что он так говорит от досады на дурное обращение с ним со стороны юной госпожи. Но я ошибался. Миледи заметила, что с момента появления в доме полиции одного упоминания о кузене было достаточно, чтобы заставить мисс Рэчел трепетать от гнева. Он боялся это признать и слишком выгораживал мисс Рэчел, пока ее отъезд не заставил взглянуть правде в глаза. Когда это случилось, мистер Фрэнклин принял единственно верное решение, которое был способен принять мужчина, имеющий хоть какую-то гордость, а именно – покинуть дом.