Вот вам еще один пример обычной доброй христианки, пережившей обычный срыв, вызванный все тем же перенапряжением христианской добродетели. Даже приходской священник (хотя я, возможно, преувеличиваю) вряд ли смог бы образумить девушку в ее состоянии. Я же в надежде услышать что-то полезное всего лишь постарался, чтобы она не отклонялась от темы.
– И что тебе понадобилось от мистера Фрэнклина Блэка?
– Мне нужно его видеть.
– Для чего конкретно?
– Я должна передать ему письмо.
– От Розанны Спирман?
– Да.
– Оно было вложено в письмо, адресованное тебе?
– Да.
Неужто во мраке забрезжил свет? Неужели тайны, которые я жаждал узнать, раскроются сами собой? От меня требовалось немного подождать. Сержант Кафф уехал, а наваждение осталось. Хорошо знакомые признаки и симптомы подсказывали, что у меня вновь начинался приступ сыскной лихорадки.
– Ты не сможешь увидеть мистера Фрэнклина, – сказал я.
– Должна и увижу.
– Вчера вечером он уехал в Лондон.
Люси пристально посмотрела мне в лицо и поняла, что я говорил правду. Без единого слова она тут же повернула назад к Коббс-Холу.
– Постой! – окликнул я ее. – Я завтра ожидаю вестей о мистере Фрэнклине Блэке. Отдай мне письмо. Я перешлю его с завтрашней почтой.
Люси-Хромуша выпрямилась и оглянулась.
– Я обязана передать его из рук в руки. И никак иначе.
– Хочешь, я напишу ему и передам, что ты сказала?
– Напишите, что я его ненавижу, и вы не ошибетесь.
– Да, но как же письмо?
– Если он хочет его получить, пусть приезжает сюда и возьмет его из моих рук.
С этими словами она заковыляла прочь к Коббс-Холу. Мое самоуважение дотла сгорело в огне сыскной лихорадки. Я побежал за ней, пытаясь заставить ее продолжить разговор. Куда там. Я имел несчастье родиться мужчиной, а потому Люси доставляло удовольствие помучить меня отказом. В тот же день я попытал удачу с ее матерью. Добрая миссис Йолланд только плакала и предлагала накапать успокоительного из голландской бутылки. На берегу я нашел рыбака. Тот буркнул, что «дело темное», и продолжал чинить сеть. Отец и мать Люси знали не больше моего. Оставался последний шанс: написать на следующий день самому мистеру Фрэнклину Блэку.
Можете сами себе представить, с каким нетерпениям я ждал почтальона во вторник утром. Он принес два письма. Одно от Пенелопы (прочитать которое мне едва хватило терпения), сообщавшее, что миледи и мисс Рэчел благополучно обосновались в Лондоне. Во втором – от мистера Джефко – говорилось, что сын его хозяина уже покинул Англию.
Прибыв в столицу, мистер Фрэнклин, очевидно, прямиком отправился в дом отца. Он появился некстати. Мистер Блэк-старший с головой ушел в дела Палаты общин, развлекаясь по вечерам любимой парламентской игрой под названием «составление личного законопроекта». Мистер Джефко сам сопроводил мистера Фрэнклина в кабинет отца.
– Мой дорогой Фрэнклин! Почему ты нагрянул так неожиданно? Что случилось?
– Что-то неладное происходит с Рэчел. Я страшно за нее переживаю.
– Очень сожалею. Но сейчас я не могу уделить тебе время.
– А когда сможешь?
– Мой дорогой мальчик, не буду тебя обманывать. Я смогу выслушать тебя после окончания сессии, но не минутой раньше. Спокойной ночи.
– Благодарю вас, сэр. Спокойной ночи!
Так в изложении мистера Джефко протекал разговор в кабинете. Разговор за порогом кабинета был еще короче:
– Джефко, проверьте, в котором часу завтра утром отправляется сквозной поезд.
– В шесть сорок, мистер Фрэнклин.
– Разбудите меня в пять.
– Уезжаете за границу, сэр?
– Уезжаю туда, куда меня довезет поезд.
– Сообщить вашему отцу, сэр?
– Да, сообщите. После окончания сессии.
На следующее утро мистер Фрэнклин отправился в чужие края. Куда именно, никто не знал (включая его самого). Вести от него могли прийти из Европы, Азии, Африки или Америки. По мнению мистера Джефко, он с равным успехом мог уехать в любую из четырех сторон света.
Эта новость, исключив всякую возможность личной встречи Люси-Хромуши и мистера Фрэнклина, положила конец и моим дальнейшим попыткам разгадать тайну. Убеждение Пенелопы, что ее подруга покончила с собой из-за безответной любви к мистеру Фрэнклину Блэку, подтвердилось. Этим все и кончилось. Содержалось ли в посмертном письме Розанны признание, которое она, как подозревал мистер Фрэнклин, хотела сделать ему еще при жизни, определить было невозможно. Письмо вполне могло представлять собой всего лишь прощание с человеком из недосягаемого круга, открывающее ему секрет несчастной любви. Или, наоборот, содержать полный и правдивый отчет о загадочных событиях, связь Розанны с которыми установил сержант Кафф, происходивших с момента пропажи Лунного камня и до самоубийства в Зыбучих песках. На руках Люси-Хромуши осталось запечатанное письмо Розанны, и печать не имели право вскрыть ни я и никто другой, включая родителей девушки. Все мы подозревали, что Розанна доверилась подруге, и пытались ее разговорить, да все без толку. То один, то другой из слуг, все еще считавших, что Розанна украла и спрятала алмаз, рыли и ковыряли песок между камнями на том месте, куда вели ее следы, но все их поиски были напрасны. Прилив сменялся отливом, закончилось лето, наступила осень. Поглотившие Розанну Зыбучие пески поглотили вместе с ней и ее секрет.
Как вы уже знаете, новости об отъезде мистера Фрэнклина в воскресенье утром и прибытии в Лондон миледи и мисс Рэчел после обеда в понедельник пришли ко мне с почтой во вторник. Среда прошла без каких-либо происшествий. Зато четверг принес целый ворох новостей от Пенелопы.
Дочь сообщала, что некий знаменитый лондонский доктор, призванный для обследования юной леди, взял целую гинею, посоветовав побольше развлечений. Выставки цветов, опера, балы – список предлагаемых увеселений был обширен. К удивлению матери, мисс Рэчел с готовностью согласилась. К ним заглядывал мистер Годфри, вовсе не обидевшийся на кузину за холодный прием, встреченный в день ее рождения. К досаде Пенелопы, он был принят благосклонно и немедленно включил мисс Рэчел в один из своих дамских благотворительных кружков. Моя хозяйка была не в духе и имела две длительные беседы с семейным юристом. Далее шли рассуждения об одной бедной родственнице, мисс Клак. Я упоминал ее в рассказе о званом ужине по случаю дня рождения как любительницу шампанского, сидевшую рядом с мистером Годфри. Пенелопа удивлялась, почему мисс Клак до сих пор не явилась с визитом. Несомненно, очень скоро она по своему обыкновению опять прилипнет к миледи… и так далее, и тому подобное, типичные женские сплетни, что на бумаге, что в жизни. Ничего из этого не стоило бы упоминать, если бы не одна причина. Я слышал, что после меня рассказ поведет мисс Клак. Если так, сделайте мне одолжение: когда она будет говорить о вашем покорном слуге, не верьте ни одному ее слову.
В пятницу ничего не случилось, разве что у одной из собак высыпали волдыри за ушами. Я напоил пса отваром из крушины и посадил на диету из бульона с овощами. Извините, что я написал об этом. Невзначай вырвалось. Можете пропустить. Вскоре я перестану оскорблять ваш современный утонченный вкус. Притом пес этот был добрым созданием и заслужил хороший уход.
Суббота – последний день недели и моего описания.
С утренней почтой прибыл сюрприз в виде лондонской газеты. Почерк на бирке с адресом озадачил меня. Я сличил его с почерком на вырванном из блокнота листке с именем и адресом ростовщика и опознал руку сержанта Каффа.
Внимательно просмотрев газету, я обнаружил обведенную чернилами заметку в судебной хронике. Привожу ее полностью. Прочитайте ее так же внимательно, как это сделал я, и вы по достоинству оцените любезный знак внимания сержанта, отправившего мне газету:
«Ламбет. Незадолго до окончания заседания суда мистер Септимус Люкер, известный торговец старинными драгоценными камнями, резными изделиями, печатками и проч., обратился к мировому судье за советом. Проситель сообщил, что к нему несколько раз на дню пристают бродячие индусы, коих полным-полно на улицах. Предметом жалобы являются трое человек. После того, как их отгоняла полиция, они вновь возвращались и под видом сбора подаяний пытались проникнуть в дом. Когда их не впускали в парадное, они появлялись у черного входа. Помимо жалоб на навязчивость мистер Люкер высказал опасение, что идет подготовка ограбления. В его коллекции множество драгоценных камней большой стоимости, и классических в огранке, и шлифованных с Востока. Всего день назад по подозрению в попытке кражи он был вынужден уволить опытного резчика по слоновой кости (как нам стало известно, уроженца Индии) и вовсе не уверен, что этот человек и фокусники-бродяги не действовали заодно. Возможно, они намеревались создать скопление народа, вызвать какие-нибудь беспорядки и под шумок проникнуть в дом. Отвечая на вопрос судьи, мистер Люкер признал, что не может представить каких-либо доказательств готовящегося ограбления. Уверенно он берется утверждать лишь о надоедливости индусов и вызванных ими заминках. Судья пояснил, что в случае повторения назойливого поведения проситель может подать на индусов в суд, где с ними обойдутся по всей строгости закона. А что касалось ценного имущества мистера Люкера, он сам должен позаботиться о его сохранности. Он мог бы также обратиться в полицию и принять дополнительные меры предосторожности, которые она предложит. Проситель поблагодарил Его милость и удалился».
Один из древних мудрецов, говорят, советовал другим людям (не помню уже, по какому поводу) «во всяком деле видеть его исход»[3]. Видя перед собой исход написанного мной и помня, что еще несколько дней назад переживал, как я все это напишу, я вижу, что изложение фактов подошло к концу, и произошло это само собой. В деле о Лунном камне мы переходили от одной диковины к другой и кончаем самой главной среди них – исполнением трех предсказаний сержанта Каффа меньше, чем через неделю после того, как он их сделал.