25 июня, понедельник. День эксперимента! Пять часов пополудни. Мы только что приехали в дом.
Первый и главный вопрос – о самочувствии мистера Блэка.
Насколько я могу судить, он обещает (в физическом смысле) поддаться действию опиума в эту ночь с такой же легкостью, как и год назад. Всю вторую половину дня он пребывал в состоянии нервного возбуждения, переходящего в нервозную раздражительность. Его щеки то краснеют, то бледнеют, руки дрожат, он вздрагивает при внезапном шуме и неожиданном появлении других людей.
Все это – следствия недостатка сна, вызванного в свою очередь нервной реакцией на внезапное прекращение курения – укоренившейся привычки. В действие вступили те же причины, что и в прошлом году. А значит, и следствия должны быть такими же. Пройдет ли эта аналогия проверку опытом? Ответ даст предстоящая ночь.
Пока я пишу эти строки, мистер Блэк развлекается в зале за бильярдным столом, отрабатывая различные удары, как привык делать, находясь в этом доме в июне прошлого года. Я захватил свой журнал, чтобы занять себя в часы ночного бездействия и отчасти в надежде на какие-нибудь события, достойные упоминания.
Не упустил ли я чего-то важного? Вчерашняя запись напомнила мне, что я забыл упомянуть почту, полученную утром. Позвольте мне восполнить пробел, прежде чем оставить эти записки и вернуться к мистеру Блэку.
Вчера от мисс Вериндер пришло короткое письмо. Следуя моему совету, она прибывала послеобеденным поездом. Миссис Мерридью настояла на том, чтобы ее сопровождать. Письмо намекало, что обычно прекрасный нрав пожилой дамы на этот раз был несколько расстроен, и просило проявить должное снисхождение к ее возрасту и привычкам. К миссис Мерридью я проявлю ту же сдержанность, с какой относится ко мне Беттередж. Он встретил нас сегодня, угрожающе облачившись в свой лучший черный сюртук и накрахмаленный белый галстук. Всякий раз, взглянув в мою сторону, он вспоминал, что имеет дело с человеком, не читавшим «Робинзона Крузо» с самого детства, и принимал выражение снисходительной жалости.
Вчера же мистер Блэк получил ответ от юриста. Мистер Брефф принял предложение, но не без возражений. Он писал, что мисс Вериндер должен сопровождать к месту, с позволения сказать, спектакля джентльмен, обладающий хотя бы скромной порцией здравого смысла. За неимением лучших кандидатур мистер Брефф соглашался быть таким джентльменом. Так что бедную мисс Вериндер сопровождали сразу двое «наставников». Какое облегчение знать, что светская молва теперь уж нас не осудит!
От сержанта Каффа не поступило никаких новостей. Несомненно, он еще не покинул Ирландию. Его появления сегодня вечером можно не ожидать.
Вошел Беттередж передать, что мистер Блэк желает меня видеть. Пока придется отложить перо в сторону.
Семь вечера. Мы прошли по всем восстановленным покоям и лестницам и совершили приятную прогулку по той самой дорожке между кустов, где мистер Блэк любил гулять в прошлом году. Надеюсь, это как можно больше освежит его память о местах и предметах.
Теперь нам предстоит ужин – в то самое время, когда проходил праздничный ужин по случаю дня рождения. В данном случае я, разумеется, преследовал чисто медицинскую цель. Настойка опиума должна быть принята на том же этапе процесса пищеварения, что и в прошлом году.
Выждав нужное время после ужина, я планирую ненавязчиво повернуть разговор к Лунному камню и заговору индусов, желающих его похитить. Заполнив голову мистера Блэка этими мыслями, я сделаю все, что было в моих силах, чтобы подготовить его к приему опиума.
Половина девятого. Только к этому моменту я нашел возможность выполнить свою главную обязанность – заглянуть в семейную аптечку и найти лауданум, которым мистер Канди воспользовался в прошлом году.
Десять минут спустя я перехватил Беттереджа, когда он не был занят, и сообщил ему свою просьбу. Не возразив ни одним словом и даже не попытавшись достать свою записную книжку, он провел меня (уступая дорогу на каждом шагу) в кладовую, где держали аптечку.
Нужный флакон был тщательно заткнут стеклянной пробкой и обвязан кожаной тесемкой. Как я и предполагал, он содержал обычную настойку опиума. Обнаружив, что флакон почти полон, я решил использовать его содержимое вместо двух опиумных препаратов, которые на всякий случай прихватил с собой.
Некоторые затруднения вызвала правильная дозировка. Подумав, я решил увеличить дозу.
Мои записи подсказывали, что мистер Канди отмерил всего двадцать пять капель – слишком маленькую дозу, чтобы вызвать нужный эффект, даже если учитывать чувствительность организма мистера Блэка. Вполне вероятно, мистер Канди, зная, что мистер Блэк воздал должное праздничному столу, и отсчитывая капли уже после ужина, дал ему больше, чем поначалу намеревался. Как бы то ни было, я решил рискнуть и увеличить дозу до сорока капель. К тому же сейчас мистер Блэк будет знать, что принимает лауданум, что в физиологическом отношении равносильно наличию (неосознанного) сопротивления его воздействию. Если я прав, то на этот раз для получения похожего эффекта дозу непременно надо увеличить.
Десять вечера. Свидетели (или называть их гостями?) приехали еще час назад.
За несколько минут до девяти вечера я уговорил мистера Блэка пойти со мной в его спальню под предлогом последнего осмотра, дабы не упустить какой-нибудь детали обстановки. Я заранее договорился с Беттереджем, чтобы спальня мистера Бреффа находилась рядом с комнатой мистера Блэка и чтобы мне сообщили о прибытии юриста стуком в дверь. Я услышал стук через пять минут после того, как часы в зале пробили девять, и немедленно вышел встретить мистера Бреффа в коридор.
Моя наружность (по обыкновению) сыграла против меня. Я отчетливо видел недоверие в глазах мистера Бреффа. Мне не впервой наблюдать впечатление, которое я произвожу на незнакомых людей, а потому сказал то, что считал нужным, не теряя ни минуты, прежде чем юрист успел пройти в комнату мистера Блэка.
– Я полагаю, что вы приехали в компании миссис Мерридью и мисс Вериндер?
– Да, – чрезвычайно сухо ответил мистер Брефф.
– Мисс Вериндер, вероятно, говорила вам, что ее пребывание в доме (как, разумеется, и миссис Мерридью) следует держать в секрете от мистера Блэка до окончания эксперимента?
– Я умею держать язык за зубами, сэр! – нетерпеливо воскликнул мистер Брефф. – Я давно завел привычку помалкивать о человеческих причудах, а уж в этом случае смолчу и подавно. Вы удовлетворены?
Я поклонился и позволил Беттереджу провести гостя к месту ночлега. Беттередж бросил мне на прощание многозначительный взгляд, словно говоря: «Ну что, нашла коса на камень?»
После этого надо было встретиться с дамами. Признаюсь, я спускался по лестнице в гостиную мисс Вериндер с некоторым волнением.
В коридоре первого этажа мне навстречу попалась жена садовника (отвечавшая за размещение и удобства дам). Эта бесподобная женщина относится ко мне с исключительным подобострастием – явным следствием непреодолимого ужаса. Всякий раз, стоит мне заговорить с ней, она таращит глаза, дрожит и приседает в книксене. В ответ на мой вопрос она опять вытаращила глаза, задрожала и присела бы, не помешай церемонии и не открой дверь своей гостиной сама мисс Вериндер.
– Вы и есть мистер Дженнингс? – спросила она.
Не дожидаясь моего ответа, она поспешила выйти в коридор. Мы остановились под настенным бра. При первом взгляде на меня мисс Вериндер запнулась и немного смешалась. Но тут же взяла себя в руки, слегка покраснела и с очаровательной прямотой протянула мне руку.
– Я не могу относиться к вам как к постороннему, мистер Дженнингс, – произнесла она. – Ох, если бы вы знали, сколько радости доставили мне ваши письма!
Она посмотрела на мое безобразное лицо в морщинах с пылкой благодарностью, настолько редкой среди моих соотечественников, что я растерялся и не знал, что ответить. Многолетние страдания, слава богу, не ожесточили мое сердце. Я чувствовал себя перед ней робким и нескладным, как несовершеннолетний юнец.
– Где он сейчас? – спросила она, не скрывая, что ее интересует лишь один предмет – мистер Блэк. – Чем он занят? Он вспоминал обо мне? В хорошем ли он настроении? Каково ему находиться в этом доме после всего, что здесь случилось в прошлом году? Когда вы дадите ему настойку опиума? Можно посмотреть, как вы ее будете наливать? Так интересно… Я так волнуюсь… Мне нужно сказать вам десять тысяч вещей, но все перепуталось у меня в голове, и я не знаю, о чем спрашивать в первую очередь. Вас не удивляет мой интерес к этому делу?
– Нет. Рискну предположить, что он мне вполне понятен.
Мисс Рэчел была далека от того, чтобы разыгрывать смущение из пустячных соображений, и отвечала мне, как ответила бы брату или отцу.
– Вы освободили меня от неописуемых душевных мук, подарили новую жизнь. Как я могу быть неблагодарной и что-то скрывать от вас? Я люблю его, – безо всякого жеманства сказала она. – Я любила его от начала и до конца, даже когда была несправедлива к нему в мыслях, а вслух говорила самые непереносимые и жестокие слова. Послужит ли мне это извинением? Надеюсь, что послужит, другого у меня нет. Когда он узнает завтра, что я в доме, как вы думаете…
Она запнулась и посмотрела на меня с крайне озабоченным видом.
– Завтра, – сказал я, – я думаю, будет достаточно сказать ему то, что вы только что сказали мне.
Лицо мисс Вериндер просияло. Она сделала шаг мне навстречу. Ее пальцы принялись нервно теребить цветок, который я сорвал в саду и вставил в петлицу сюртука.
– Последнее время вы с ним часто встречались. Вы в самом деле в нем это увидели?
– В самом деле. Я ничуть не сомневаюсь в том, что произойдет завтра. Если бы только иметь такую же уверенность в исходе ночного опыта.
Наш разговор прервало появление Беттереджа с чайным подносом. По пути в гостиную он бросил еще один многозначительный взгляд.
– Да-да. Коси коса, пока роса. А камень уж притаился наверху, мистер Дженнингс. Притаился наверху!