Мы прошли в гостиную вслед за дворецким. В углу сидела опрятно одетая маленькая пожилая дама, целиком поглощенная искусной вышивкой. Увидев мою цыганскую смуглость и пегие волосы, она уронила шитье на колени и сдавленно вскрикнула.
– Миссис Мерридью, – представила меня мисс Вериндер, – это мистер Дженнингс.
– Я прошу прощения у мистера Дженнингса, – обратилась ко мне миссис Мерридью, но глядя при этом на мисс Вериндер. – Поезда всегда действуют мне на нервы. Я по обыкновению успокаиваюсь, когда занимаю себя делом. Не знаю, уместно ли в столь необычных обстоятельствах заниматься вышивкой. Если она мешает медицинским намерениям мистера Дженнингса, то я, разумеется, согласна отложить ее в сторону.
Я поспешил сделать поблажку для вышивки, как сделал ее для испорченного чучела ястреба и отбитого крыла Купидона. Миссис Мерридью искренне попыталась остановить взгляд на моих волосах. Нет! Это оказалось выше ее сил. Она вновь перевела его на миссис Вериндер.
– С позволения мистера Дженнингса, – продолжала пожилая леди, – я хотела бы попросить об одолжении. Мистер Дженнингс намечает провести сегодня вечером научный опыт. Я присутствовала при научных опытах, когда была девочкой и ходила в школу. В конце каждого опыта что-нибудь обязательно взрывалось. Не будет ли мистер Дженнингс так добр предупредить меня о взрыве заранее? Было бы хорошо, если бы взрыв случился еще до того, как я лягу спать.
Я попытался убедить миссис Мерридью, что никакие взрывы моим планом не предусмотрены.
– Нет, – возразила старушка. – Я очень обязана мистеру Дженнингсу, но я понимаю, что он говорит неправду для моего же блага. Я предпочитаю прямоту. Со взрывом я уже примирилась. Хотелось бы только, чтобы с ним было покончено до моего отправления ко сну.
Дверь приоткрылась, и миссис Мерридью еще раз отрывисто вскрикнула. Из-за взрыва? Нет, из-за появления Беттереджа.
– Прошу меня извинить, мистер Дженнингс, – в изысканно-доверительной манере сказал дворецкий, – мистер Фрэнклин желает знать, где вы находитесь. Подчиняясь указанию не разглашать появление юной леди в доме, я ответил, что не знаю. Прошу вас заметить, я солгал. Я стою одной ногой в могиле и буду вам обязан, сэр, если мне не придется больше врать, чтобы меня в мой последний час не мучила совесть.
Волноваться о том, что скажет совесть Беттереджа, не было ни минуты. Мистер Блэк, если не прийти к нему в комнату, мог сам отправиться на мои поиски. Мисс Вериндер вышла за мной в коридор.
– Они как сговорились против вас. Что это значит? – спросила она.
– Это не более, чем сопротивление общества – пусть в малом масштабе – чему-то новому.
– Что нам делать с миссис Мерридью?
– Скажите ей, что взрыв произойдет в девять утра.
– Чтобы легла спать пораньше?
– Да, чтобы легла спать пораньше.
Мисс Вериндер вернулась в гостиную, а я поднялся наверх к мистеру Блэку.
К своему удивлению, я застал его одного, в нервном возбуждении расхаживающим туда-сюда и немного недовольного тем, что его все бросили.
– А где мистер Брефф? – спросил я.
Мистер Блэк указал на закрытую смежную дверь. Мистер Брефф имел с ним беседу с глазу на глаз и снова пытался отговорить его от затеи, но ни капли не поколебал решимость мистера Блэка. После этого юрист занялся содержимым черного саквояжа, доверху набитого деловыми бумагами. «Увы, здешняя обстановка, – признал он, – плохо подходит для занятия насущными делами. Однако насущные дела все равно требуют внимания. Надеюсь, мистер Блэк проявит снисхождение к старомодным привычкам занятого человека. Время – деньги. А что касается мистера Дженнингса, то он может рассчитывать на мое появление по его первому зову». С этими извинениями юрист вернулся в свою комнату и уже не отрывался от черного саквояжа.
Мне на ум пришли мисс Мерридью с ее вышивкой и Беттередж с его совестью. В характере всех англичанин прослеживалась та же сухость, что и в выражении всех английских лиц.
– Когда вы дадите мне лауданум? – нетерпеливо спросил мистер Блэк.
– Вам придется подождать немного дольше. До того времени я составлю вам компанию.
Не было еще и десяти вечера. Опрос Беттереджа и мистера Блэка подвел меня к выводу, что мистер Канди приготовил дозу опиума не раньше одиннадцати. Я твердо решил не приступать к опыту прежде этого времени.
Мы немного поболтали, но умы наши были заняты предстоящим испытанием. Разговор не клеился и вскоре выдохся полностью. От нечего делать мистер Блэк начал перебирать лежавшие на столе издания. Я на всякий случай сразу проверил их, как только вошел в комнату. «Опекун», «Болтун», «Памела» Ричардсона, «Человек чувства» Маккензи, «Лоренцо Медичи» Роско, «Карл Пятый» Робертсона – сплошь классические вещи, неизмеримо превосходящие все то, что было опубликовано после них, и (с современной точки зрения) наделенные одинаковым достоинством – ни у кого не вызывать интереса и не волновать ничей разум. Я предал мистера Блэка благотворному влиянию классической литературы, а сам занялся своими записками.
Часы подсказывают, что скоро одиннадцать. Пора заканчивать.
Два часа утра. Эксперимент проведен. Полученный результат я сейчас опишу.
В одиннадцать часов я звонком вызвал Беттереджа и предложил мистеру Блэку начать подготовку ко сну.
Выглянул в окно. Стояла мягкая, дождливая погода, напоминающая ночь двадцать первого июня прошлого года. Хотя я не верю в приметы, меня радовало, что в атмосфере по крайней мере не наблюдалось грозовых и прочих электрических возмущений, способных оказать непосредственное воздействие на нервную систему. Беттередж стал рядом со мной у окна и с заговорщицким видом сунул мне в руку клочок бумаги. На нем было написано:
«Миссис Мерридью легла спать совершенно убежденная, что взрыв произойдет завтра в девять утра и что я никуда не уйду из этой части дома без ее позволения. Она не подозревает, что местом проведения опыта служит моя гостиная, иначе бы просидела там всю ночь! Я сейчас одна и очень тревожусь. Прошу вас дать мне возможность наблюдать, как вы будете отмеривать лауданум. Я хочу быть причастной к опыту, пусть даже в роли бесполезной наблюдательницы. Р.В.»
Я вышел из комнаты вслед за Беттереджем и попросил его перенести аптечку в гостиную мисс Вериндер.
Распоряжение, похоже, застигло его врасплох. Он посмотрел так, словно заподозрил меня в каком-то подвохе по отношению к мисс Вериндер.
– Позволено ли мне спросить, – сказал он, – что общего между аптечкой и юной леди?
– Если останетесь в гостиной, увидите сами.
Очевидно, когда речь шла об аптечке, Беттередж не доверял собственной способности успешно проследить за моими действиями без чужой помощи.
– Есть ли у вас какие-либо возражения, сэр, против того, чтобы привлечь к делу мистера Бреффа?
– Напротив! Я как раз хотел пригласить мистера Бреффа спуститься вниз вместе со мной.
Беттередж без дальнейших рассуждений отправился за аптечкой. Я вернулся в комнату мистера Блэка и постучал в смежную дверь. Мистер Брефф открыл, держа в руках бумаги, с головой погруженный в юриспруденцию и глухой к медицине.
– Прошу извинить, что потревожил, – сказал я. – Я иду готовить опиум для мистера Блэка и должен попросить вас присутствовать при этом и наблюдать за моими действиями.
– Вот как? – спросил мистер Брефф, на девять десятых занятый бумагами, высвободив для меня лишь одну десятую своего внимания. – Что еще?
– Я вынужден просить вас потом вернуться со мной и проследить за приемом настойки.
– Что еще?
– Только одно. Я должен причинить вам неудобство, попросив остаться в комнате с мистером Блэком для наблюдения за тем, что будет дальше.
– О, отлично! – воскликнул мистер Брефф. – Моя комната или мистера Блэка – нет никакой разницы. Я могу работать с бумагами где угодно. Если только вы, мистер Дженнингс, не возражаете против добавления к вашему эксперименту этой толики здравого смысла?
Прежде чем я успел ответить, мистер Блэк заговорил с юристом, не вставая с кровати.
– Вы хотите сказать, что вам совершенно не интересно, что мы тут собираемся делать? Мистер Брефф, у вас воображения не больше, чем у коровы!
– Корова – чрезвычайно полезное животное, мистер Блэк, – ответил юрист. Не выпуская из рук свои бумаги, он вышел за мной в коридор.
Мисс Вериндер мы застали бледной и взбудораженной, она мерила шагами свою гостиную. У стола в углу сторожил аптечку Беттередж. Мистер Брефф опустился на первый попавшийся стул и (состязаясь в полезности с коровой) немедленно углубился в бумаги.
Мисс Вериндер отвела меня в сторону и тотчас обратилась к занимавшему все ее естество предмету – мистеру Блэку.
– Как он там сейчас? Нервничает? Злится? Думаете, у вас получится? Вы уверены, что это не причинит ему вреда?
– Вполне. Идите сюда и сами посмотрите, как мы будем отмеривать препарат.
– Одну минуту! Пошел двенадцатый час. Сколько времени пройдет, пока что-либо произойдет?
– Трудно сказать. Возможно, около часа.
– В комнате, полагаю, должно быть темно. Как в прошлом году?
– Разумеется.
– Я буду ждать в своей спальне – как в тот раз. Приоткрою немного дверь. Она была приоткрыта в прошлом году. Я буду следить за дверью гостиной. Как только ее тронут, я задую свечу. В ночь после моего дня рождения все так и было. И сейчас должно в точности повториться, не так ли?
– Вы уверены, что сумеете сдержаться, мисс Вериндер?
– Ради него я все смогу! – с жаром ответила она.
Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы убедить меня – она не подведет. Я вновь обратился к мистеру Бреффу.
– Я вынужден попросить вас на минуту отложить ваши бумаги.
– О, конечно! – Он поднялся с таким видом, будто я помешал ему в самом интересном месте, и последовал за мной к аптечке. Лишенный захватывающего дух азарта, столь свойственного его профессии, он взглянул на Беттереджа и устало зевнул.
Мисс Вериндер принесла графин холодной воды.