В форме письма от мистера Канди
Фризингхолл, среда, 26 сентября 1849 года.
Дорогой мистер Фрэнклин Блэк, вы, вероятно, догадаетесь о печальном известии, которое я вам сообщу, по вашему невскрытому письму Эзре Дженнингсу, вложенному в этот конверт. На прошлой неделе, в среду, он умер на рассвете у меня на руках.
Не судите меня строго за то, что я не сообщил вам о приближении его конца. Он настоятельно запретил мне писать вам. «Я в долгу перед мистером Фрэнклином Блэком, – сказал он, – за то, что прожил несколько счастливых дней. Не надо его расстраивать, мистер Канди».
На страдания его в последние шесть часов жизни было страшно смотреть. В периоды просветления разума я предложил ему назвать адреса родственников, кому я мог бы написать. Он просил не обижаться на него за отказ. И потом сказал – безо всякого ожесточения, – что хочет умереть, как жил – всеми забытым и безымянным. Он сохранил эту решимость до самого конца. Теперь уже нет надежды что-либо о нем узнать. История его жизни стерта.
За день до смерти он рассказал, где хранит все свои бумаги. Я принес их ему в постель. Среди них была связка старых писем, которую он отложил в сторону, недописанная книга и личный журнал – несколько сшитых вместе тетрадей. Он открыл тетрадь, помеченную этим годом, и вырвал из нее несколько страниц, относящихся к тому времени, когда вы здесь находились. «Отдайте их мистеру Фрэнклину Блэку, – попросил он. – Через пару лет ему, возможно, захочется взглянуть на мои записи». Потом сложил ладони и истово помолился, чтобы Бог благословил вас и ваших близких. Сначала сказал, что желал бы увидеться с вами. Но вскоре передумал. «Нет, – ответил он, когда я предложил написать вам, – я не хочу его расстраивать! И не буду!»
По его просьбе я собрал все остальные бумаги – связку писем, неоконченную книгу и журнал, завернул в один пакет и опечатал личной печатью. «Обещайте, – попросил он, – что лично положите их в гроб вместе со мной и проследите, чтобы к ним не притронулась чужая рука».
Я обещал. И мое обещание было выполнено.
Его последняя просьба стоила мне большой душевной борьбы. Он попросил: «Пусть моя могила будет всеми забыта. Дайте мне слово чести, что не позволите поставить на ней даже самое простое надгробие, указывающее место моего захоронения. Я хочу упокоиться безвестным. Да, безвестным». Когда я попытался с ним спорить, он в последний раз сильно рассердился. Я не мог это видеть и отступил. Место его упокоения отмечено всего лишь холмиком, поросшим травой. Со временем холмик окружат чужие могильные плиты. Люди, которые придут после нас, будут недоумевать, кому принадлежит безымянная могила.
За шесть часов до кончины страдания отпустили его. Он немного подремал. Кажется, ему снились сны. Он раз или два улыбнулся. В это время он часто произносил женское имя – Элла, если я не ошибаюсь. За несколько минут до смерти попросил приподнять его на подушках, чтобы увидеть свет солнца в окне. Он был очень слаб. Его голова упала мне на плечо. Он прошептал: «Смерть идет!» Потом попросил: «Поцелуйте меня!» Я поцеловал его в лоб. Он вдруг приподнял голову. Солнечный луч коснулся его лица. На нем проступило прекрасное, ангельское выражение. Он три раза воскликнул: «Мир! Мир! Мир!» Голова снова опустилась на мое плечо, и его долгая мучительная жизнь окончилась.
Он ушел от нас. Мне кажется, он был велик, хотя мир так и не разглядел его величия. Я в жизни не встречал человека более мягкого нрава. Потеряв его, я чувствую себя страшно одиноким. Сдается мне, что после моей болезни я уже не тот, что был. Временами я размышляю, не оставить ли практику и не уехать ли – может быть, мне помогут заграничные воды и бани.
Поговаривают, что в следующем месяце вы и мисс Вериндер сочетаетесь браком. Примите мои сердечные поздравления.
Страницы из журнала вашего бедного друга лежат у меня дома и ждут, когда вы их заберете. Конверт опечатан и подписан вашим именем. Я не решился доверить его почте.
Передайте мои наилучшие пожелания мисс Вериндер.
История восьмая
Рассказанная Габриэлем Беттереджем
Я – тот (как вы, несомненно, помните), кто начал повествование на этих страницах. Я же, как оказалось, призван его закончить.
Не ждите от меня последних слов о судьбе индийского алмаза. Я ненавижу несчастную бирюльку и, если вам нужны последние новости о Лунном камне, обратитесь к кому-нибудь другому. Моя задача – привести факт из истории семьи, который до сих пор все обходили стороной, но который не заслуживает подобного небрежного обращения. Этот факт – свадьба мисс Рэчел и мистера Фрэнклина Блэка. Это знаменательное событие состоялось в нашем йоркширском доме во вторник девятого октября тысяча восемьсот сорок девятого года. Для этого случая я приобрел новый гардероб. Молодожены отправились на медовый месяц в Шотландию.
После смерти моей хозяйки торжества редко посещали наш дом, и я признаю, что по случаю свадьбы (и в самом конце дня) слегка переборщил с крепкими напитками.
Если вам приходилось бывать в таком состоянии, вы меня поймете и не осудите. А если нет, то, пожалуй, скажете: «Дрянной старикашка, к чему нам эти подробности?» Причину я сейчас объясню.
Итак, хватив лишнего (бог с вами, у каждого есть свои слабости, у меня – одни, у вас – другие), я воспользовался безотказным средством, вам уже известным – «Робинзоном Крузо». На какой странице я открыл эту несравненную книгу, я уже не помню. Зато точно помню, на какой странице строчки перестали плясать у меня перед глазами – на странице триста восемнадцать, где говорилось о свадьбе Робинзона Крузо.
«Думал я также о новых обязательствах, принятых мною на себя, – о том, что у меня есть жена (Внимание! У мистера Фрэнклина тоже!) и ребенок (Еще раз внимание! Возможно, это приложимо и к мистеру Фрэнклину!) и что моя жена носит…» Что там носила жена Робинзона Крузо, я не стал дочитывать. Я подчеркнул «ребенка» карандашом и сделал закладку на память.
– Пусть побудет здесь, – сказал я себе, – пока после свадьбы не пройдет несколько месяцев – тогда посмотрим!
Прошло три месяца (больше, чем я предполагал), а повода потревожить закладку все не представлялось. И только в ноябре тысяча восемьсот пятидесятого года мистер Фрэнклин в радостном расположении духа зашел ко мне в комнату и сказал:
– Беттередж! У меня есть для вас новости! В нашем доме через несколько месяцев произойдут перемены.
– Они касаются семьи, сэр?
– Совершенно определенно.
– И молодая госпожа как-то с этим связана?
– Самым прямым образом, – мистер Фрэнклин был немного озадачен.
– Можете больше не говорить ни слова, сэр. Да благословит вас обоих Бог! Я очень рад это слышать.
Мистер Фрэнклин остановился, как громом пораженный.
– Позвольте спросить, откуда вы узнали? Я сам узнал только пять минут назад.
Вот она, возможность извлечь на белый свет «Робинзона Крузо»! И представить место о ребенке, которое я подчеркнул в день свадьбы! Я зачитал чудесные слова с выражением, которого они заслуживали, и строго посмотрел мистеру Фрэнклину в глаза.
– А теперь, сэр, вы верите в «Робинзона Крузо»? – спросил я с подобающей случаю торжественностью.
– Беттередж! – не менее торжественно ответил мистер Фрэнклин. – Я, наконец, обращен в вашу веру.
Мистер Фрэнклин пожал мне руку, и я почувствовал, что он не лукавил.
Сообщение о чрезвычайном событии заканчивает мое повторное появление на этих страницах. Невероятный эпизод рассказан мной не для смеха. Вы можете потешаться надо всем остальным из написанного мною. Но когда я пишу о «Робинзоне Крузо» – видит бог, я не шучу и от вас прошу того же!
Больше мне нечего рассказать. Леди и джентльмены, позвольте откланяться и поставить точку.
Эпилог. Алмаз найден
I. Показания подчиненного сержанта Каффа (1849 год)
Двадцать седьмого июня прошлого года я получил от сержанта Каффа указание следить за тремя лицами, по описанию – индусами, подозреваемыми в убийстве. Их видели утром на пристани Тауэр-Уорф, садящимися на пароход до Роттердама.
Я покинул Лондон на пароходе другой компании, отчалившем из Лондона утром в четверг двадцать восьмого числа. Прибыв в Роттердам, я нашел капитана корабля, отправившегося в среду. Он подтвердил, что индусы находились на борту его судна, но только до Грейвсэнда. На подходе к Грейвсэнду один из трех спросил, в котором часу мы прибудем в Кале. Услышав, что пароход направляется в Роттердам, индус выразил страшное удивление и огорчение по поводу ошибки, совершенной им и его друзьями. Они были готовы отказаться от денег, уплаченных за проезд, если только капитан согласится высадить их на берег. Войдя в положение заблудившихся чужеземцев и не имея причин их задерживать, капитан вызвал береговой буксир, и все трое покинули борт корабля.
Эти действия были явно спланированы заранее, чтобы замести следы. Поэтому я, не теряя времени, вернулся в Англию. Я высадился в Грейвсэнде и узнал, что индусы вернулись обратно в Лондон. Там я установил, что они отправились в Плимут. Справки, наведенные в Плимуте, показали, что двое суток тому назад они отплыли прямым рейсом до Бомбея на пароходе Ост-Индской компании «Бьюли Касл».
Получив эти сведения, сержант Кафф отправил наземной почтой письмо властям Бомбея с просьбой немедленно по прибытии корабля в порт отправить на борт наряд полиции. На этом мое отношение к делу заканчивается. С тех пор я о нем ничего больше не слышал.
II. Показания капитана (1849 год)
По просьбе сержанта Каффа я письменно излагаю некоторые факты относительно трех человек (предположительно индусов), которые прошлым летом следовали прямым рейсом в Бомбей на корабле «Бьюли Касл» под моей командой.
Индусы сели на борт в Плимуте. По дороге жалоб на их поведение не поступало. Койки индусов находились в носовой части корабля. Несколько раз я и сам их видел.