В итоге договорились встретиться с Би в том самом кафе, где в последний раз мы виделись с Никсоном и Айзеком. И кажется, назначенное место вовсе не случайно.
– Привет, – крепко обнимает меня Беатрис, садясь за свободный столик с видом на аккуратный парк, – давно не виделись. Как твои дела?
Усевшись на стуле поудобнее, я заправляю завитушку волос за ухо и натягиваю беспечную улыбку, спокойным взглядом сканируя внешний вид брюнетки. Ее шоколадного цвета пряди выглажены во всю невероятную длину до поясницы, на лице ненавязчивый макияж, только глаза подчеркнуты тушью и коричневым карандашом, на сочных широких губах переливается прозрачный блеск. Одежда стилем отличается от той, которую я видела на ней раньше: белая водолазка, зимний пиджак, украшенный серебряными нитками, и точно такого же материала зимняя юбка. Она выглядит модно и опрятно, словно лондонская дива.
– Спасибо, все хорошо, – спустя паузу отвечаю я, схватив с подставки меню. – Как провела праздники?
– Не помню, а значит, хорошо, – подмигивает Би, звонко и громко смеясь, явно при этом переигрывая.
Она словно любуется интерьером полупустого кафе, оглядывает светлое помещение и косит лисий взгляд в сторону бара, за которым своим делом занимался уже знакомый всем бармен. Если не ошибаюсь, уголки рта девушки напротив дернулись в довольной ухмылке.
– Беатрис, – окликнула я, наслаждаясь растерянной моськой брюнетки, которая слишком увлеклась барменом, – я буду это и… это, нет… Лучше капучино. А ты?
– Я возьму сэндвич, а с напитком определюсь у бара, – широко улыбаясь, отвечает Би и пулей мчится в нужную сторону, чуть не запутавшись в собственных ногах.
Подавив смешок, качаю головой, умиляясь поведению девушки, которая, судя по всему, неравнодушна к бармену. Кучерявый парень в униформе приветливо встречает низенькую Би и, оперевшись локтями на стойку, глядя на ламинированный лист в руке, что-то охотно рассказывает кивающей на каждое слово школьнице. Все же он гораздо старше нее, и даже меня. Ему двадцать пять? Может, двадцать три? Похоже, нашу маленькую принцессу привлекают не принцы, а короли…
– Мне обещали самый вкусный американо на свете, – гордо улыбаясь, возвращается за столик девушка.
Я тихо хмыкнула, подперев подбородок ладонью.
– Ты его знаешь? – намекая на кучерявого бариста, любопытствую я, и глазки цвета корицы блеснули.
Вот и все, ты на крючке, дорогуша. Одним движением выдала себя. Впрочем, это было очевидно как два плюс два.
– Да… Это старший брат моей одноклассницы – Диего, – бегая глазками по надписям в меню, нервно покусывает губы Беатрис.
Какая забавная… С некоторыми она холодна и серьезна, а когда дело касается симпатии к парню, превращается в зефирку. Я старше ее всего-то на два года, но почему глаза мои видят все иначе? Почему воспринимается теперь все по-другому? Я могла бы порадоваться за нее, спросить о первой любви, дать совет, рассказать о своем опыте, однако единственное, что так и просится сорваться с языка, – не смей делать ошибок. Нельзя. Слишком неправильно.
– Он тебе нравится? – спрашиваю напрямую, без прелюдий.
Возможно, мой открытый вопрос мог смутить и даже обидеть Беатрис, но брюнетка расправила плечи и, уверенно заглянув в мои зрачки, вернула прежнее хладнокровное выражение лица, и на секунду мне даже показалось, что она рада моему вопросу. Любит откровенность? Поддерживаю ее.
– Да, – выдыхает она обреченно. – Это так очевидно? – не успеваю ответить, ибо по моей физиономии и так все ясно. – Конечно, черт побери! Веду себя как влюбленная пятиклассница… Позорище.
– Не преувеличивай. Все не так плохо, – поспешила успокоить девочку я, ерзая на месте. – Просто… Сколько ему лет?
Би пару мгновений испепеляет меня напряженным взором, после чего, сглотнув слюну, громко цыкает.
– Ты тоже начнешь говорить, что он слишком взрослый для меня? – закатывает глаза. – Вы с Никсоном одинаковые.
Последняя фраза заставляет меня насупиться, однако обиду свою я глотаю и сдерживаю рвотный позыв, позволив себе помолчать две секунды, не то совсем дурно станет. Получается, брат знает о симпатии сестры к человеку старше ее на… Сколько? Восемь лет? Черт, она даже несовершеннолетняя еще!
– Не пойми меня неправильно, Би. Может, Диего и неплохой парень, но у людей его возраста совершенно иные представления об отношениях…
Чистый мелодичный смех задевает мои уши.
– Господи, Рэйчел, ты из какого века вообще? Ты разговариваешь как монахиня, – насмешливо говорит брюнетка, не замечая моих покрасневших от неясно чего щек. – Тебе что, тридцать лет? А, я поняла.
Сердце забилось чаще, вырабатывая адреналин. Такое впечатление, как будто по венам течет все что угодно, но только не кровь. Бензин? Энергетик? К черту гадания, в груди уже двенадцатибалльное землетрясение.
– Что поняла? – кое-как заставила себя уточнить.
– Ты из тех, кто до свадьбы не дает, – пожимает плечами Беатрис. – Расслабься, это прикольно. Типа ты особенная.
Вздыхаю полной грудью, сдерживая истерический смех и разглядывая тараторящую о внебрачных детях семнадцатилетнюю школьницу, осознав, что поколения с каждым годом развязнее и смелее. То, что для одних запрет, для других – формальность. Мне нравится в Би ее открытость, напористость, трезвость мыслей, но она все-таки еще ребенок… Боже, да, я это сказала.
В свои семнадцать мне думалось, словно я уже вышедшая из наивного возраста девушка, здравомыслящая и ответственная. Думала, многое мне понятно и известно. Редко прислушивалась к чужим советам, не желала смотреть на ситуацию другими глазами и только обещала себе слушать голос сердца, ведь это вроде правильно. Говорят, сердце не врет, но те, кто так говорит, сами распространяют ложь. Сердце врет и ошибается. Сердце ошибки допускает, в тупик ведет. Иногда лучше прислушаться к мнению со стороны, чем в который раз верить в ложь собственного чувства и даже разума.
Я не стала больше поднимать тему с Диего, посчитав, что у Беатрис есть старший брат, он во всем разберется. К тому же вскоре, к моему удивлению, тот самый Диего сам приносит к нашему столу заказ, тепло одарив брюнетку ослепительной улыбкой. Гм, а как же самообслуживание? Мог бы не утруждаться…
Би общительная. За прошедшие полчаса она успела рассказать мне о поездке в Берлин, где учился Никсон, поведала историю «путешествия» по городу, когда случайно заплутала в центре. Из ее уст узнала о том, что родителей дети видят редко, поскольку у тех много работы и из-за филиалов не только в Америке, но и в Европе они постоянно в разъездах. Би из тех девочек, кого воспитывали гувернантка и старший брат. С Никсоном она тоже виделась редко, благо сейчас они не разлей вода.
Что могла бы рассказать о себе я? Гм, дайте-ка подумать… О, может, о том, как я любила строить из себя великомученицу и вскрывать вены из-за эгоизма и переходного периода (хотя в тот момент мне казалось это выходом)? Или рассказать о своей наивности, по вине которой мое сердце сожрали твари, чье имя предательство? Что из этого менее ненормальное? Какой большой выбор…
Дабы не травмировать психику Беатрис, я решила опустить все неприятные события и рассказать про школьные годы, когда Бен, Коди, Роуз и я проводили все свободное время вместе. В особых подробностях я поведала историю о последнем школьном дне перед летними каникулами. Десятый класс. Бену за выходку потом досталось не только от учителя физкультуры, но и от нашей полуживой физички. Бен обливал учеников в кампусе из пожарного шланга и случайно (но это не точно) обрызгал припаркованные автомобили педагогического состава. Повезло хотя бы тем, что у мисс Гринберг нет собственного транспорта. Коди любил шутить, что единственный транспорт, на котором Гринберг покинет школу, это катафалк.
– Наверное, весело было, – заслушавшись, мечтательно протягивает девушка, – а вот у меня в школе скучно. Во время уроков наши мобильники забирают, на переменах подруги только в социальных сетях и сидят. Я умираю от скуки.
– Ты успеваешь скучать? А как же выпускные экзамены? Это же так весело, – с сарказмом напомнила я, отпив глоток своего капучино.
Би поморщилась от одного упоминания об экзаменах и попросила замять тему, уставившись с задумчивым видом в панорамное окно. В одну секунду она слишком восторженная, в другую совсем печальная и, осмелюсь сказать, жалкая. Как будто что-то гложет ее, расстраивает. Мне знаком этот пустой взгляд, поэтому я уверена, что на плечах Беатрис что-то лежит тяжелое, но не решаюсь спросить. Потому что не хочу навязываться. Если человек захочет, то сам раскроется, позволит себя как книгу читать. Некоторым людям я разрешаю заглядывать в мои страницы, только вот они пусты, а заполнить их я никак не решусь. Я чувствую себя другим человеком, и этот человек не улыбается. Лишь смотрит вперед и ждет чего-то… или кого-то.
Порой мне интересно, какой бы я была, не повстречай Эрика Нансена? Не влюбившись в него, не пройдя с ним сквозь рай и ад? Что было бы сейчас? Я бы сумела открыться кому-нибудь, впустить в свое сердце? Сумела бы простить отца, принять Изабеллу? Каково будущее, в котором нет прошлого? Я не знаю.
– Рэйчел, знаешь, зачем я тебя пригласила поесть вместе? – внезапно произносит кареглазая девушка, не отрывая глазенок от окна. – Ты показалась мне правильным человеком. В смысле… Тем, кто сможет меня понять, – она выпрямляется и облокачивается руками на стол, отодвигая тарелку с салатом. – В тот вечер ты разозлилась на Никсона, и я тебя понимаю. Кажется, ты полна секретов, но меня это не пугает. Я просто вижу по твоим глазам, что ты хорошая. И я уверена, что Никсон тоже так думает.
Она в каждое слово, в каждую букву вкладывала всю искренность, смущенной улыбкой подкрепляя правду. И только когда Би закончила говорить, я поняла мотив всего происходящего в эту секунду. Прощение. Она просит прощения за поведение брата. Осознание такого заставляет меня нервно хмыкнуть, не обращая внимание на тепло, разливающееся по всему телу: от кончиков ног до головы. Мне приятно и обидно, что у такой хорошей девочки такой неотесанный брат.