Куда ни глянь, повсюду ходят туда-сюда, переговариваясь то ли друг с другом, то ли по гаджету, либо же с сами собой, люди в строгих костюмах, серые лица которых излучают профессионализм и хладнокровность.
Поначалу было неловко стоять посреди коридора, глядя на рабочую суету растерянными глазами, да и вдобавок, когда ты резко выделяешься на фоне остальных: среди серого и белого внезапно появилось синее.
Из синего на мне: свободное скромное пальто, а под ним теплая белая водолазка с джинсами. Я решила накрутить волосы, чтобы сделать легкие волны, однако, вопреки моим ожиданиям, вышло совсем не так, как это сделала блогер из интернета, потому, обреченно вздохнув, я собрала локоны в высокий хвост. По-моему, волны мне не идут…
Впрочем, плевать с высокой колокольни, поскольку я уже прибыла в здание газеты и прошу женщину за приемной стойкой помочь найти мне мистера Бенсона. Честное слово, я чуть глаза не закатила от того, как это дамочка на меня поглядела: видимо, она из тех, кто судит по одежке. Женщина лет тридцати попросила представиться и сообщить цель визита; и я с легкостью и даже с неким высокомерием поведала сотруднице основную часть истории, опустив подробности, которые, как мне кажется, ее совершенно не касаются.
Через пару минут меня попросили подняться на четвертый этаж и дождаться некую мисс Винсент. Делать нечего, я кивнула и прошла к лифту.
Четвертый этаж, по моему мнению, есть сердце всей газеты – именно здесь, сидя за компьютерами в уютных небольших кабинках, печатают тексты журналисты, именно здесь дизайнеры оформляют обложки и именно здесь, скорее всего, мне и предстоит работать.
Не сумев оторвать любопытных глаз от столпившихся у кулера с водой сотрудников, я переступаю с ноги на ногу и оглядываю огромное помещение, изучая сертификаты и тому подобные похвальные знаки почета на белых стенах.
Мистер Бенсон и папа не врали – газета преуспела, хоть и на плаву недостаточно долго. Ха, конечно, ведь Митсент-Сити настолько отдален от обыденного мира, что любое повседневное событие в жизни обычных людей для здешних представляется невероятной сенсацией.
– Рэйчел Милс, я полагаю? – спросил кто-то за моей спиной, тем самым заставив меня от неожиданности подпрыгнуть и обернуться.
Передо мной стоит высокая, как сахарный тростник, и такая же худая женщина с черными испорченными от постоянного окрашивания волосами, собранными в ровный пучок. У нее бледная здоровая кожа, длинный острый нос и высокие скулы. В глубоко посаженных глазах нет ничего примечательного, кроме неясного холода и скуки, полной сосредоточенности и уверенности. Она смотрит на меня сдержанно, изучает с головы до пят, задержав на мгновение взгляд на моих ботинках, подошва которых, признаюсь, немного заляпана уличной грязью.
Поправляет серый пиджак и откашливается, ожидая моей реплики.
– О да, да. А вы мисс Винсент? – спустя паузу очнулась я, неловко улыбнувшись.
– Приступим сразу к делу. Я не люблю тратить время впустую. За мной, – поманив пальцами, велит черноволосая, ритмичным шагом проходя вдоль кабинок. – Мистер Бенсон мне все объяснил и также попросил стать твоим наставником. Я бы отказалась, но не могла, потому что перечить боссу станет только настоящий глупец, ты не согласна? Неважно, – отмахнулась женщина, когда я только открыла рот. – Ты ведь еще не заполняла досье?
– Нет, – догнав ее, выдохнула я.
Поражаюсь! Такая худая и на вид хилая, а своим быстрым шагом может уничтожить самооценку любому бегуну. Мне бы так…
Мы подошли к столу секретаря, которой, к слову, на месте не было, и мисс Винсент достала из ящика два листа бумаги формата А4, быстро пробежав глазами по строчкам.
– Заполни это и отдай Лиззи. Она подойдет через десять минут. Гм, – косо взглянув на настенные часы, прищурилась та, – время обеда уже закончилось. Где носит эту лентяйку?..
– А что потом, ну, когда я закончу? – подала голос я, приняв документ.
– А! – недовольно воскликнула мисс Винсент. – Никаких «ну», «эм», «типа», «короче» и других слов-паразитов! Ты должна говорить внятно, четко и уверенно. Речь хорошего журналиста проста, но в то же время красива. Это искусство.
Раскрыв широко глаза от внезапного крика, сглатываю накопившуюся слюну, стараясь выглядеть стойко и непоколебимо, будто данное замечание не задело меня, хоть это и не так. Просто не люблю, когда на меня повышают голос.
– Хорошо, – согласилась я, привлекая внимание наставницы, – а когда я могу взяться за написание статьи?
Мисс Винсент сперва долго всматривается в мои черты лица, а потом за все время нашего общения впервые растягивает свои тонкие губы в подобие улыбки, негромко смеясь над… Чем? Не над моим ли вопросом? Если даже так, то, позвольте полюбопытствовать, что в нем такого уморительного?
Без каких-либо эмоций стою, подобно человеку в очереди за глотком воды во время засухи, и жду той секунды, когда женщина закончит наконец-то смеяться. Благо через пару мгновений она смаргивает скупую слезу и глубоко вздыхает, насмешливым оком сверля во мне сквозные дыры.
– Какая статья, милочка?
Растерянно моргаю, понимая, что дальнейший поворот разговора мне не по душе.
– Я не понимаю. Разве не для этого я здесь? Мистер Бенсон…
– Рэйчел, ты только стажер. Твоя работа – быть ассистентом. Тебе еще слишком рано приниматься за статьи.
Волна возмущения захлестнула меня, отчего листки в руке чуть помялись, но ни я, ни женщина напротив не заметили этого. Будто пощечину дали, в реальный мир вернули и выпотрошили надежды. Я до сих пор с трудом воспринимаю сказанное, хватаясь, как за спасательный круг, за слова мистера Бенсона. Он обещал помочь мне выбиться в ведущие новостей, но для этого нужно много работать, а как работать, если я всего-навсего какой-то стажер? С ума сойти можно!
– Но речи, что я буду девушкой на побегушках, вообще не было! – задыхаясь от обиды, хмурю брови.
Мисс Винсент поджала губы в невидимую полоску и сделала шаг навстречу.
– Милочка, давай я тебе все объясню. По сути, ты еще никто. У тебя нет образования, ты представления не имеешь, как работать с информацией, как строить план и, собственно, как писать статьи. Это тебе не школьное сочинение – здесь свои правила и законы. Мистер Бенсон доступно объяснил мне, что ты числишься в нашей газете как стажер. Уже потом, набравшись опыта, тебе предоставят возможность написать свою первую работу, и если редактор сочтет написанную тобой статью достойной, ты будешь принята в штат. Понимаешь? Мы не можем сразу посадить тебя за ноутбук и дать задание. Ты неопытная. Второкурсница. Ну же, не дуйся, – щипнув за левую щеку, противно улюлюкает наставница, из-за чего я довольно резко отвожу чужие руки от своего лица, не прекращая хмуриться. – Когда покончишь с досье, я проведу тебя к твоему рабочему месту и дам тебе твое первое задание.
– Неужели картошку чистить? – усмехнулась я, прекрасно понимая, что обижаться не на что.
– Почти. Будешь работать с архивами. На прошлой неделе кто-то устроил бардак и не удосужился заново разложить документы по алфавиту. Но, думаю, ты справишься…
Боже, это сущий ад, честное слово!
Однако мисс Винсент абсолютно права – я пока еще никто, никем не замеченная тень в мире материализованных мастеров слова. И право, чего ты, Рэйчел, ждала? Все на блюдечке? Не-а. Я должна работать над собой, влиться в коллектив и в суть самого процесса журналистской деятельности. К тому же у стажеров график не так сильно забит, как у состоявшихся «летописцев»: будет время для учебы.
Смирившись со своим положением, я киваю наставнице и плюхаюсь на кожаный диван, наклонившись вперед к кофейному столу, заполняя каждую строчку информацией о себе.
Сегодня мой первый день на работе, и я не должна ударить в грязь лицом. Все только начинается…
Я никогда еще не уставала так физически. Шея и спина ноют с такой силой, точно я возила на себе трех взрослых людей, которые то и дело лупили меня ногами по ребрам. Сидеть на одном месте в течение дня – настоящая пытка, входящая в число таких наказаний, как электрический стул, четвертование или костер. К слову, я лучше бы прыгнула в огонь, чем просидела восемь часов за тремя стопками толстых документов и накопленных материалов, в том числе старых вырезок из газет, журналов и справочников, не говоря уже о словарях. И зачем им все это? По-моему, такие вещи должны храниться на флешке или в рабочем компьютере человека, а не на железных полках библиотеки.
С затекшей шеей, в плохом расположении духа я выхожу из салона такси и вежливо благодарю седовласого дедушку за спокойную поездку, захлопывая сильнее, чем хотелось бы, дверцу, после чего легонько, не совершая резких движений, ковыляю на невидимых костылях к знакомому крыльцу.
Сад, которым раньше занималась Реджина, поредел и издох: цветы увяли, ибо стужа разделалась с ними, но остались скелеты кустов и рыхлая почва, разграниченная красивыми камушками. Более чем уверена, весной двор семьи Фишер вновь расцветет, ведь так было всегда. Это своего рода частная, относящаяся лишь к семье Роуз смена сезонов, только в этом случае двух: с зимы на лето.
Тщательно вытирая обувь о коврик на крыльце, я нажимаю на дверной звонок и, расслышав глухое и странное «открыто», всем весом наваливаюсь на ручку.
В доме пахнет духами Ро, бананами и ромом. Возможно, миссис Фишер печет что-то вкусненькое, однако это дело второе, поскольку в данный момент я концентрируюсь на другом… Со второго этажа, громко топая, спускается разодетая блондинка, которая, судя по выражению лица, чем-то очень недовольна. За ней по пятам, не затыкаясь ни на секунду, следует Реджина в домашнем спортивном костюме, яростно отчитывая дочь.
Что здесь происходит?
Перевожу растерянный взор на мистера Фишера, чей голос и пригласил меня войти, но тот лишь отмахивается, мол, не бери в голову. Тем не менее я не могу не обращать на происходящее внимания.