Она делает шаг навстречу и останавливается в паре сантиметров, пристально разглядывая мои черты лица с испуганными глазами, после чего обнимает за плечи, стальной хваткой сжимая мои хрупкие кости.
Ого, она все такая же… спортивная.
– Привет, Эмма, – отрывисто здороваюсь я, молясь небу, чтобы она поскорее выпустила меня из «тюрьмы».
К моему счастью, она будто читает мои мысли и отодвигается, взяв за потную ладонь и приглашая следовать вперед. Мы оказываемся у ресепшена, но благодаря подруге нас свободно пропускают вглубь помещения, куда вход разрешен лишь персоналу. Чувствую себя элитой: словно пришла к маме на работу, и все клиенты завистливо провожают меня взором.
Эмма заводит нас в пустую белую комнату с ковриками для пилатеса на светлом паркете и зеркальной стеной. Я с любопытством оглядываю новое для меня местечко и на просьбу присесть, где удобно, киваю.
– Здесь нас никто не побеспокоит, – весело замечает она, опустившись рядом по-турецки. – Ты не ожидала меня увидеть, да?
Уметь контролировать эмоции – высший дар, которого я, увы, лишена. Наверняка она по моей физиономии все поняла.
– Что-то типа того, – мнусь, словно меня раздели и навели прожектора. – Как дела?
Что за тупой вопрос? Или не тупой? Черт, мы так давно не общались, что неловкость забивается во все щели, градом обрушиваясь на голову.
Брюнетка насмешливо подбрасывает брови ко лбу и слегка улыбается.
– Отлично. Я знала, что ты в городе, – выпаливает она, а я удивленно укаю.
– Знала?
– Я тебя видела. И ты меня тоже, помнишь? Зимой, во время рождественских праздников.
О мой бог, нет… Она запомнила мой невежливый, детский, просто отвратительный поступок! Мне так стыдно, что я не выдерживаю зрительного контакта и опускаю подбородок вниз, кусая до крови губы и повторяя в уме «только не красней». Поздно. Мои уши горят, а это первый признак того, что мои щеки пылают не хуже китайских фонариков в период торжества.
– Успокойся, – смеется надо мной Эмма, хотя мне от этого не легче, – я не обижаюсь на тебя. Вообще, можно сказать, я тебя понимаю.
Бросаю на нее скептический взгляд. Правда?
– Я объясняла твою реакцию тем, что ты испугалась увидеть рядом со мной Эрика, – заканчивает подруга.
То есть она знала, что Нансен в городе? Ну да, именно. Благодаря СМИ он прославился как молодой бизнесмен, поэтому изумляться глупо, Рэйчел.
Эмма видит мое нежелание беседовать о прошлом, поэтому решает сменить пластинку, делясь свежими новостями, расспрашивая о моей жизни; мы сплетничаем, смеемся, но умело обходим темы о «Сходке», Эрике Нансене и стараемся не возвращаться в прошлое.
Я в приятном шоке втягиваю в себя воздух и прикрываю ладонями половину лица, сверкая округленными глазенками. Поверить не могу!
– Неужели?!.. – не смея моргать, спрашиваю я непонятного кого.
Эмма, широко улыбаясь, довольно кивает.
– Угу.
Она поднимает левую руку на уровень своего лица и демонстрирует обручальное кольцо на безымянном пальце.
– Божечки… Я так за тебя рада! Это же Адриан?
– Конечно он – всегда будет только он, – притворно обижается на мою неуверенность брюнетка, принимая поздравительные объятия. – Мы расписались и сыграли свадьбу спустя пять месяцев после твоего отъезда.
Мне хочется плакать, но на сей раз от безудержного счастья. Это прекрасный финал их истории, потому что Эмма и Адриан были созданы друг для друга. Их любовь книжная, сериальная, в общем, идеальная, о которой мечтают многие. Их взгляды, помню я, заставляли верить в любовь, и я верила… Приятно знать, что давние друзья исполнили свои мечты.
Все-таки слезы щиплют мои глаза. Я ловко смахиваю их и улыбаюсь искренней улыбкой, заметив гравировку на кольце – «Адриан побывал здесь». Смеюсь истерично, отгадав смысл надписи.
– Кстати, что ты здесь делаешь? Впервые вижу тебя в «Золотом городке», – вспоминает нашу встречу девушка, положив ладони на бедра.
Рассудив, что Эмма совсем не связана с Эриком и прочим дерьмом, позволяю себе открыться.
Она узнает из моих уст о работе, о встрече с Крисом, потом с Эриком, о шантаже и угрозах… Брюнетка злится, уверяя, что, заметив бы Нансена на улице, «свернула бы тому шею». Эмма не хочет верить в изменения когда-то доброго друга, однако сама признается о слухах в адрес норвежца. Оказывается, Эрик отныне тот еще ловелас и желанный трофей, важная шишка.
Ненароком задумываюсь, сколько же у него было девушек после меня. Ха, десятки, небось, или сотни… Ну, точно не тысячи. Или же… Неважно, Рэй, тебя его личная жизнь уже как два года не касается, потому немедленно перестань копаться в грязном белье Эрика и вспомни о себе.
– Значит, собираешь материал для статьи, – прикусывает нижнюю губу темноволосая; блеск в карих глазах сулит нечто масштабное…
– Да, только – тсс, это секрет, – прикладываю указательный палец к губам, – я хочу понять, каким путем Кристиан и его брат заработали миллионы.
– Черт, – смеется Эмма, махнув рукой, мол, прекрати нести пургу, – это же очевидно, дорогая.
– Разве? – непонимающе хлопаю ресницами.
На что она намекает? Девушка таинственно оглядывается.
– Я помогу тебе с этим, но тебе придется задержаться в «Золотом городке» до полуночи. Сможешь? – немного подумав, я киваю, решив вернуться сюда вечером, а пока заняться учебой. – Заметано. Мне есть что тебе рассказать. Хватай ручку и блокнот, будем «варить хит».
Старушка Бетти доживает последние дни… Она уже три раза заглохла посреди проезжей части, вызывая волну возмущения со стороны других водителей, которые, сигналя мне, бросались не совсем корректными фразами. Обидное «неумелая курица» запечаталось в памяти болючим ожогом, будто утюжком кожу изуродовала. Люди такие злые.
Теперь я подумываю накопить денег и подарить маме новенькую машину… Ну, не совсем новенькую. На блошином рынке не всегда продается старое барахло: сколько мотоциклов, автозапчастей и тому подобного находят там люди. Более чем уверена, там найдется ходовой пикап.
На потертом сиденье с тканевой наволочкой, которую проела моль, лежит заполненный важной информацией блокнот. Сколько записей хранится в нем, сколько доказательств и истины. Каюсь, сперва мне не хотелось верить словам Эммы, потому что где-то глубоко в душе я считала Эрика хорошим парнем, искренне и чисто любившим своих отца и мать. Он был примером лучшего сына, друга и… возлюбленного. Мне, как наивному ребенку, не хотелось уступать и пачкать ангельский образ брюнета, ведь он стал первым человеком, которого я смогла полюбить. Эрик своего рода первооткрыватель, как Америго Веспуччи, в честь которого и была названа Америка. Но, по-видимому, время и обстоятельства приняли решение за меня.
Яркий круг солнца скрылся за рваными облаками, напоминавшими морскую пену, захлестывающими высокие скалы. Мартовский воздух казался мне чище и приятней других: февральский достаточно зябкий, а апрельский вбирает в себя слишком много цветочных ароматов, забивая поры. Иногда у меня даже начинается аллергия, и кожа принимается чесаться, словно меня на ночь заперли в комнатушке, битком набитой комарами.
Я подпрыгиваю на месте, задев небольшую ямку, и громко ругаюсь, надеясь, что Бетти не рассыплется на части. Шумный мотор и выхлопные газы обращают взоры мужчин в испачканных комбинезонах в мою сторону, и они нехотя поднимаются со старых шин.
– Здравствуйте, – выхожу из салона я, дважды хлопнув дверью, потому что с первого раза она не запиралась; на это бородатый мужчина хмыкнул, я же сделала вид, будто не заметила язвительности. – Мне нужно привести эту старушку в чувство.
Автомойщики переводят взгляды, полные недоверия и замешательства, на покоцанную, местами ржавую машину, после прыскают в нервном смешке.
– Свалка на другом конце города, милочка, – язвительно замечает один из них, качая головой.
Он меня осуждает? Эй, это не я довела Бетти до такого состояния!
– Сколько будет стоить мойка? – настойчиво игнорирую дурацкие шуточки, доставая из сумочки свой кошелек. – Вы принимаете кредитные карточки?..
Истошный смех, как у ослов, пугает меня, и я понимаю, что сморозила глупость. Неуверенно обвожу глазами автомойку. Это ведь не элитный салон с зеркальными потолками и диванчиками с кожаным покрытием. Даже не близко; как карточный домик, по строению напоминавший амбар: длинный синий шланг и вместительный бак на заднем дворе – вот и вся автомойка. Угораздило же меня заехать черт знает куда.
– Ладно, – устало вздыхаю, насладившись грубым хохотом, – я подожду там, – указываю на несколько мелких магазинчиков рядом с шоссе, – ключи в машине.
Они что-то бурчат в ответ, однако меня это не волнует: я спускаюсь по тропинке к дороге и ловлю краешком уха, как мужчины пытаются завести мамину машину. Со второй попытки у них это выходит.
«Золотой городок» в пятнадцати минутах езды от данного пункта, Митсент-Сити – в двадцати-тридцати. Я застряла посередине.
С нескрываемым любопытством осматриваюсь, вспоминаю пустошь и трущобы, которые пару лет назад мне доводилось провожать своими глазами из автомобиля Эрика. Мне нравится замечать прогресс, но не хочется думать, что реставрировал улицы Фред и Кристиан Блэк. Стоп, прошу прощения, и Эрик. Забавно, с такой подачей они без какого-либо труда могли бы зарекомендовать себя на пост мэра, ведь, как любит выражаться мисс Винсент, «люди ведутся на деньги и шелк, а если ты женщина, то еще и на бриллианты». В любом случае приятно знать, что властью эта компашка не стала, ибо такой триумвират нам и даром не сдался.
Приобняв себя руками, я задумчиво облизываю нижнюю губу и выхожу к маленькому парку с черешней в самом центре, вокруг которой располагаются кусты и скамейки.
Ле́са не очень много, но я все равно слышу запах листвы и предвкушаю скорое цветение фруктовых деревьев. Погода отличная. Хотелось бы мне устроить здесь пикник. Роуз любит пикники еще со средней школы, когда сопливые романы, наподобие «Унесенные ветром», забивали ей мозги сладкой ватой и она неумело представляла себя на месте главных героев, вдруг резко меняясь. Полагаю, самым отстойным ее образом был образ Дейзи из «Великого Гэтсби», не упоминая уже ее наряды и нарисованную карандашом для глаз родинку на лице. Она хотела соответствовать актрисе Кэри Маллиган, а Бен хотел стать Джеем Гэтсби, иначе выражаясь, Леонардо Ди Каприо.