троить мозговой штурм.
Простояв на сквозняке пару минут, я набираю номер Фишер и узнаю, что подруга все еще на работе. Разочарованно вздыхаю, недовольная тем, что придется повременить с разговором еще на денек.
Но уже утром, когда солнечные лучи только-только озарили своим светом макушки цветущих деревьев, я на такси приехала к крыльцу дома семьи Фишер.
Реджина была первой, кого я встретила. Она была одета по-домашнему, на руках – хозяйственные перчатки. Я с неподдельной улыбкой рассматриваю каждый куст посаженных цветов и хвалю женщину за прекрасную работу.
– Роуз в своей комнате? – перед тем как пройти в дом, уточняю я.
– Как обычно, – подтверждает Реджина и аккуратно достает из горшка саженец.
За ночь буря во мне утихла, тучи неспешно разошлись, но вдали до сих пор сверкают красные языки пламени. Веки налились свинцом лишь к часу ночи, до тех пор я старательно думала над тем, что же творилось в голове Ро, когда она изменяла своему парню. Может, она напилась? Или, что еще хуже, ее принудили?
Прокручивая все возможные и невозможные варианты, я пришла к выводу, что ничего путного из моих предположений не выйдет, потому что правда почти всегда отличается от сладкой лжи.
Мистер Фишер торопливо здоровается со мной, дожевывая сэндвич, и, схватив дипломат со стола, бежит к входной двери. Я тихонько хихикаю над ним, кинув в спину, что он забыл застегнуть ремень штанов. В конечном счете тот меня услышал.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, я без предупреждения отворяю дверь в комнату подруги и нахожу ее спящей в груде мусора. Она спит с закрытыми окнами, потому запах в помещении стоял тяжелый и несвежий. На глазах блондинки неровно лежит повязка для глаз с фламинго, волосы небрежно уложены, а на животе коробка из-под пиццы с отгрызенной толстой корочкой.
Я ступаю вперед, однако в ту же секунду замираю из-за громкого шуршания под ногами: оказывается, я наступила на упаковку чипсов, рядом с ней же пустая бутылка газировки.
Судя по картине, Ро вчерашний вечер посвятила вредной пище и сериалу. Хорошая идея. Но то было вчера, сегодня ее ждет серьезный разговор.
Я резко раздвигаю шторы в стороны, пропуская дневной свет, и распахиваю настежь окно, обрадовавшись свежему утреннему воздуху, ласкающему мое лицо.
– Просыпайся, – стянув с глаз подруги маску, выпаливаю я.
От неожиданности Ро вскакивает на ноги и глубоко дышит, спросонья не понимая, где она и что сейчас вообще происходит. Подруга туманными глазами смотрит сквозь меня, пытается сфокусировать внимание, после чего, видимо, узнав, тянется за будильником на тумбочке и недовольно мычит.
– Восемь утра. Ты с ума сошла будить меня в такую рань, – тянет Ро, заваливаясь обратно в постель.
Я тем временем собираю весь мусор и запихиваю в прозрачный пакет.
– Иди в душ, пока я буду здесь прибираться. Мне нужно с тобой поговорить, – без каких-либо эмоций оповещаю я, и блондинка мое настроение ловит, испуганно изучает, надеясь по лицу прочесть, что же такого ужасного произошло.
Ох, лучше бы тебе заранее не знать. Пыталась скрыть от меня правду, не доверилась мне, солгала, а теперь в панике бьешься.
– Кто-то встал сегодня не с той ноги, – хмыкает Роуз, выходя из ванной.
Она туго завязывает пояс халатика на талии и полотенцем протирает цвета пшеницы мокрые пряди.
Я мельком смотрю на нее сверху вниз и протягиваю чашку с кофе, которую она охотно принимает, говоря: «Спасибо, ты просто прелесть!»
– Как там Айзек? – зачем-то спрашиваю я, не подумав, сам черт за язык дернул.
Улыбка с лица девушки стирается. Она отпивает глоточек напитка и осторожно опускается на край кровати.
– Я за его жизнью не слежу. После нашего расставания мы перестали общаться, – сдавленно признается Роуз.
Я понимающе киваю.
– И все это из-за Скотта… – многозначительно тяну, одновременно наблюдая за реакцией Фишер.
Долго ждать ее недоумения не приходится. Она тотчас злится, насупившись, с претензией вдавливает меня взором в пол.
– Я же просила не упоминать его имя…
– Если любишь его, возьми и позвони, – грубо перебиваю подругу, установив зрительный контакт; Роуз прячет лицо. – Не думаю, что Скотт тебя разлюбил.
Ироническая усмешка затвердевает, как цемент, на губах блондинки, и она цокает:
– Поверь мне, Скотт меня давно уже не любит.
– Но почему? Что произошло между вами? – мастерски строю я из себя дуру. – Он души в тебе не чает. Что должно было случиться, чтобы вы расстались? Он тебя обидел?
Кровь медленно отливает от щек подруги. Она буравит пустыми глазами «черное море» в своей чашке и даже не моргает, при этом я понимаю, что она внимательно ловит каждое брошенное мною слово.
– Н-ничего, – с запинкой откашливается Роуз, спустя паузу, и последний шанс на откровенность тонет в глотке кофе.
Мое терпение лопнуло. Я жадно глотаю воздух, сжимаю до скрежета зубы и с кислым выражением лица испепеляю фигурку напротив потемневшими от ярости глазами. Сколько можно? Почему она играет в молчанку? Это уже совсем не смешно, мне ведь обидно! Где былое доверие, где былая любовь? Честное слово, сейчас весь дом на уши поставлю.
– Ты серьезно?! – привлекаю внимание рассеянной Роуз.
Та вздрагивает и крепко сжимает ручку чашки, в недопонимании хлопая веками.
– Что ты кричишь? Испугала.
– Так и надо! – отставляю кофе на тумбочку. – А ты какого черта врешь мне, глядя в глаза? Почему ты поступаешь так со мной?
Блондинка цветом кожи стала похожа на серебряный браслет на моем запястье. Она вытягивает лицо и завороженно бегает глазами по мне, не зная, за что бы ухватиться, лишь бы прервать этот проникновенный взгляд с моей стороны.
Она лениво причмокивает, хоть губы и рот ее были сухими, и заправляет пряди за ухо, все еще держа оборону. Похвально и весьма глупо.
– Я не понимаю…
– Не лги мне, Роуз! – сверкаю помутневшей радужкой вокруг зрачка. – Хватит. Просто расскажи мне правду.
– Какую еще правду?! – на сей раз бьется в истерике белокурая, со стуком опустив чашку с кофе на поверхность тумбочки, отчего напиток выплеснулся и ошпарил ее тыльную часть ладони.
Девушка зашипела, прижав руку к груди, и грубо выругалась. Тем не менее боль отошла на второй план, сейчас на троне восседала ярость от неведения.
– Я знаю, почему вы со Скоттом расстались, – чеканя каждый слог, выношу смертный приговор я, и подруга совсем тлеет на глазах.
Белее снега, белее облаков на небе, белее самой смерти. Она разбито смотрит на меня, легонько качает головой и размыкает губы, намереваясь что-то сказать, но замирает, опуская взгляд в пол.
Я не знаю, что чувствует Роуз, однако по ее трясущимся пальцам можно предположить, что она переживает сущий ад. И трудно понять почему: то ли от стыда, что я таким вот образом обо всем узнала, то ли от того, что я вообще что-либо узнала…
Несколько мгновений она просто буравит одну точку отстраненным взглядом, а затем резко вскакивает на ноги и нарезает по комнате круги, кусая ребро ошпаренной ладони. Пытается физической болью заглушить моральную.
– Как ты узнала? – не смотрит на меня, голосом дрожит, обещая заплакать.
– Мне Скотт все рассказал. Я все знаю. Вы были в гостях у общего друга, праздновали Хэллоуин. Там был он, Тайлер, кажется, футболист. Подробности мне неизвестны, но Скотт поделился со мной, что нашел тебя в одной с ним кровати…
– Заткнись! – внезапно кричит Роуз, повернувшись ко мне всем телом. – Хватит уже! Закрой рот! – первые слезы скатываются по красным щекам, повиснув на подбородке.
Она лихорадочно трясет плечами, не думает избавляться от капелек пота на лице и дрожит губами.
За все годы дружбы Роуз Фишер никогда не кричала на меня, не требовала умолкнуть. Ее глаза всегда улыбались мне, излучали тепло и любовь, но сегодня в них, кроме разочарования и раздражения, ничего не горит. Она будто одичала, стерла себе память и кричит на незнакомку. Швы на сердце расходятся, само оно в котле с ядом варится, превращается в кровавую жижу. Моя извращенная фантазия могла все что угодно вообразить, но такую реакцию предвидеть не сумела. Я сконфужена.
– Даже не думай меня этим попрекать… – указательным пальцем грозит мне Роуз, округляя влажные глаза.
Боже мой, ее не узнать, она обезумела.
– За кого ты меня принимаешь? – обиженно хмурюсь я, поднимаясь с места. – Ро, я же твоя подруга!
– Перестань, – морщится та, словно я ерунду сморозила.
Не обращаю на это внимания, бросив короткий взгляд в сторону двери, опасаясь, как бы наши крики не донеслись до ушей Реджины.
– Я просто хочу понять, почему ты со мной не поделилась. Почему солгала? Ро, – пытаюсь взять ее за ладонь, но блондинка отстраняется, – ты не доверяешь мне…
– Дело не в этом, – кривит ртом спустя минутную паузу; вижу, как грудь ее быстро поднимается и опускается. – Я не хотела тебе рассказывать про измену, потому что ты меня осуждаешь.
– Что?!
– Да! Не делай такой вид. Ты же у нас такая чистая, невинная, как божий одуванчик, правильная. Ты всегда выступаешь с монологами о верности, любви до гроба и прочей чепухе, а недавно открыто заявила, что измена – это подлость, что это простить и оправдать нельзя!
С ума сойти… Теперь мне предельно ясно, что думает обо мне моя лучшая подруга. Забавно… Получается, как выражается Фишер, моя непорочность ее бесит? Этим я провинилась?
Меня душит обида, веревкой легкие сжимает, выпускает кровь.
Я отшатнулась, кое-как удержав равновесие, и глотнула воздух, перезапуская в мыслях сказанное секундами ранее.
– Это плохо для меня, но я не осуждаю других, тем более тебя. Я хотела тебя всего лишь выслушать и направить… – не дыша, проговариваю слабо, однако девушка меня перебивает:
– Не тебе меня направлять, Рэйчел. Это была моя ошибка, и делиться ею с кем-то или нет, мое дело. Я правда изменила Скотту, потому что мне стало скучно. Потому что Скотт уделял мне мало внимания, потому что он перестал осыпать меня комплиментами, подарками. Он, черт возьми, даже про мой день рождения забыл! А Тайлер казался интересным, обаятельным и милым парнем. В голову ударило вино или еще что-то, я его поцеловала. Да, первая, представь себе, – язвительно кивает блондинка, уловив мою перемену в лице, – он мне ответил, и мы переспали. Скотт узнал об этом прямо на следующее утро и избил Тайлера, а меня – суку, как он выразился, – вынудил собирать вещи. Вот и все. Сказочке конец. Ну как? – скрестила руки на груди и состроила гримасу отвращения Роуз. – Я удовлетворила твое любопытство, Рэйчел?