Легче от услышанного мне, конечно же, не стало. Я опустила подбородок и уставилась на свои бледные руки. Может, Ро права? Я плохая подруга, осуждающая всех и вся? Но разве я допускала мысль о том, что презираю Фишер, ее поведение и влюбчивость? Разве я хоть когда-то отталкивала ее от себя, не хотела слушать и понимать? Наоборот. Моя рука постоянно тянулась к ней первой, это она меня не принимала.
В горле запершило, стало так душно, что захотелось раздеться догола. Думаю, всему виной испепеляющий взгляд подруги, которая во мне дыры с нарывами оставляет.
– Я не осуждаю тебя, – облизав сухие губы, заверила я, – но своими поступками ты меня обижаешь. Не хочешь доверять мне, окей, пожалуйста. Я пойму тебя. Но, я уверена, тебе от этого самой будет плохо.
– Даже сейчас ты выставляешь меня злодейкой, Рэйчел, – идет за мной подруга, замерев у дверного проема; я стремительным шагом направляюсь к лестнице и спускаюсь на первый этаж, – ты сама не замечаешь этого! Строишь из себя святошу, но на деле… Лицемеришь!
В груди резко похолодело, но не успела я этого почувствовать, как расплавленное олово обволакивает мое сердце, заставляет захлебываться в муках. Не оборачиваюсь. Стою смирно и миллион раз прокручиваю в голове брошенную Роуз реплику.
Мне внезапно захотелось плакать, потом так же неожиданно захотелось вернуться в комнату и дать белокурой пощечину, которую она всю жизнь будет помнить, потому что больно.
Как она могла сказать обо мне такое? Получается, Роуз сложила обо мне подобное мнение уже давно?.. Боже!
Я, скрипя зубами, сжимаю кулаки до посинения и, переводя дыхание, рысью выбегаю из теперь уже чужого дома, который еще вчера был мне родным.
Реджины, к моему счастью, во дворе не оказалось, и я спокойно вышла, направляясь в неизвестную сторону, лишь бы подальше отсюда.
Между лопатками кожа горит, рвется от тяжелого взгляда. Готова поспорить на десять баксов, что взор этот принадлежит Ро. Она небось стоит у окна, прячется за шторкой и безобразной гримасой недовольства провожает меня. Плевать. На все плевать.
Сворачиваю за угол, и дом Фишеров прячется за десятками других – мне наконец удается вздохнуть с облегчением, поскольку былое давление иссякло. Однако осадок после ссоры остался, и от него мне дурно.
Возможно, я потеряла еще одну подругу.
– Фантастическая новость! – хлопнув в ладоши, порадовалась Фрейя.
Они с мамой кружатся, как медоносные пчелы у полевых цветов, рядом с кухонным столом и периодически выпрямляются, смотря друг на друга, чтобы считать с лица нужную им эмоцию.
Я со скучающим видом сижу в уголке и тружусь в поте лица, помогая взрослым начищать хрустальные вазы, которые у мамы хранятся еще со времен их с папой свадьбы.
– Это было очень неожиданно, да, Рэйчел? – машинально киваю, даже взора от тряпки не оторвав; мама продолжила: – Мы поговорили с Филом на эту тему и пришли к выводу, что свадьбу лучше сыграть летом. В июле, скорее всего.
– Ох, это такие приятные хлопоты, – расплылась в улыбке бабушка. – Помню, когда меня выдавали за твоего отца, я очень нервничала. Из-за этого я сильно потела, и моя тушь, купленная в Париже, расплылась под глазами, как яичница. Потом я переживала из-за туфель – они были мне малы. Я натерла ужасные мозоли, ах, – смеясь, вспоминает бабушка, отчего мама застыла, с удовольствием слушая рассказ, – но я все равно была самой счастливой невестой в тот день… С ума сойти, прошло сорок пять лет с тех пор, а как будто только вчера Эллиот делал мне предложение…
Утомившись до блеска натирать вазы, я позволяю себе передохнуть и перевести внимание на задумавшуюся о чем-то Фрейю. Ее глаза искрились теплотой и доброй грустью. Видно, она вспомнила время, когда еще был жив дедушка.
– После вашей свадьбы мы будем жить у Фила? – обращаясь к маме, интересуюсь я.
Та, очнувшись от гипноза, переставляет сверкающие чистотой хрустальные бокалы и рюмки на другую тумбочки, после чего возвращается на место.
– Об этом рано еще думать, – выдохнула мама, потирая ладонью потный лоб, – как решит Фил.
Ух ты… Я отвыкла от мужского слова в семье, ведь все эти годы мама в доме заменяла мужчину. Осознание этого вынудило меня хмыкнуть.
Уже летом от Рэйчел Милс ничего не останется – ее раздавит, как крохотную букашку, Рэйчел Бенсон.
До июля осталась пара месяцев…
Извиняясь на ходу, при этом никого перед собой не видя, только если серую массу, поскольку очень спешу, проталкиваюсь в набитый битком лифт и поднимаюсь на пятый этаж. Здесь народу меньше и намного тише, чем в холле, где в суматохе туда-сюда носятся работники.
Мисс Винсент строго-настрого велела мне прибыть в назначенное место в три часа дня, но, по непредвиденным обстоятельствам, а именно из-за образовавшейся пробки в центре города, пришлось задержаться. Это и неважно. Пусть меня хоть молния ударит или переедет фура, Барбара должна меня видеть в три часа, ни минутой позже. Однако…
Подбегаю к массивной двери и резко торможу, поскользнувшись и чуть было не уронив на пол папку с нужными рукописями, как дверь настежь распахивается, и из нее выходят люди в деловых костюмах. В основном это мужчины средних лет.
Я стою в уголке, провожаю их приветливой улыбкой и на косой взгляд секретаря поджимаю губы, мол, я тоже не очень-то счастлива находиться здесь.
Разглядывая глянцевый белый навесной потолок, я вся подобралась, когда из кабинета вышла серьезная и собранная мисс Винсент, негромко переговаривающаяся с каким-то джентльменом. Она краем глаза замечает меня, тем не менее разговор не прекращает, лишь жестом просит подойти к ней.
– Ты опоздала, – отчитывает меня начальница, закончив беседовать с незнакомцем.
Мы проходим прямо по белому, обставленному комнатными цветами коридору и останавливаемся в просторном холле пятого этажа, где у кулера собрались сегодняшние гости.
– Простите, – виновато кивнула я, избавив Барб от ненужных объяснений, она это, кстати, заметила и оценила, криво улыбаясь.
– Сейчас мы снова вернемся в зал, но ты жди меня здесь, поняла? Надеюсь, это недолго, – нетерпеливо топает ногой женщина и быстро поднимает подол рубашки, демонстрируя бежевые колготки, – они утягивающие, – приподнимает брови Винсент, – но так жмут, что дышать трудно.
– Вы и без того стройная, мисс Винсент, – не одобрила я, но начальница, даже не став меня слушать, лениво отмахнулась.
Спустя пару минут приглашенных журналистов вновь заводят в конференц-зал, а я, увы, остаюсь одна в пустом коридоре. Лишь порой кто-то из местных работников, цокая по ровному полу каблуками, проходит мимо.
Время растянулось в бесконечность, конечности быстро затекли, журналы на кофейном столике успели надоесть, как и социальные сети. Чтобы хоть чем-нибудь занять себя, покидаю пятый этаж и спускаюсь к выходу. К счастью, гвалт прекратился: сотрудники разбежались по своим делам, освободив большую часть холла.
Справа от меня, прямо у стенки, стоял стенд внушительного размера с распечатанными фотографиями в деревянных рамках, видимо, директора компании и звездных гостей, политиков и прессы. Это удобно – с порога заявлять о своих заслугах – своего рода предупреждение конкурентам. А, как известно, предупрежден, значит, вооружен.
Засмотревшись, я не замечаю приближающуюся фигуру и, громко ахнув, задеваю плечом чью-то грудь, из-за чего молодой человек, ставший жертвой моей невнимательности, роняет свой мобильный телефон на белый кафель. Я виновато складываю брови на лбу и озираюсь.
Впрочем, когда глаза мои находят омут карего цвета, стыд и чувство вины испаряются, как капельки воды на раскаленной земле, ибо человеком тем оказался Крис.
Он исподлобья враждебно смотрит на меня, потом, тяжело вздохнув, словно я водрузила на его плечи кирпичи, тянется за мобильником и выпрямляется.
– Рэйчел, – кривит рот в наигранной улыбке Блэк, я киваю в ответ.
Надеюсь, он не настолько глуп, чтобы верить в мою благосклонность после того, что натворил. Ему нравится Би? Можете подвесить меня вверх ногами над пропастью, но я не поверю. Кристиан не тот парень, который способен любить: он во всем ищет выгоду. Наверняка мечтает ужалить Никсона, используя его сестру…
– Я не заметила тебя, – уверяю я нехотя, всем своим видом демонстрируя антипатию.
Рыжий только было желает высказаться, однако подоспевший за ним Эрик, которого я видеть хотела в последнюю очередь, портит его планы.
Внутри кошки скребут, кровь проливают, а я даже шевельнуться не в силах, потому что конечности одеревенели. Язык к нёбу прирос, отказывается слушаться. Предатель.
Нансен смотрит проникновенно, не моргает, словно боится, что за ту секунду, пока веки его прикрыты, я вдруг убегу. А что? Неплохая идея, ведь бежать от проблем – это то, чем мы любим заниматься, потому что это легко.
Я переступаю с ноги на ногу и взглядом охватываю просторный холл, мысленно посылая судьбу к черту. Она нарочно подобные встречи устраивает? Определенно, да.
– Привет, – осмеливается заговорить со мной брюнет, остановившись рядом с Кристианом.
Тот, похоже, догадался о нашей ссоре, поэтому лукаво приподнял уголок рта.
– Что ж, – откашлялся он, – вы тут поворкуйте, а мне нужно спешить на встречу. Красотка…
– Когда же твой язык отвалится, – закатываю глаза я, задаваясь терзающим меня вопросом, на что рыжеволосый театрально пожимает плечами.
Ненавижу, всеми фибрами души презираю!
– Нам нужно поговорить, – следя, как Блэк исчезает в кабинке лифта, настаивает Эрик.
У него мешки под глазами, на впалых скулах щетина, а шелковистые волосы на голове заметно отросли. Он похож на дальнобойщика, который, не смыкая глаз, работал две недели подряд.
В какой-то момент я поймала себя на мысли, что Нансена мне жаль, однако в ту же секунду отогнала странные думы из головы.
Моего Эрика давно уже нет в живых, его уничтожил, стер в порошок стоящий напротив незнакомец. Нечего жалеть того, кто сам пощады не знает.