После поведанного мне Эммой, после того, что она мне показала, я готова сжечь ту коробочку с воспоминаниями в своем сердце об Эрике Нансене. Пусть все закончится.
– И ты еще осмеливаешься смотреть мне в глаза? – стараясь говорить спокойно, поднимаю взор на парня.
Тот держится уверенно. Понятное дело, что не отступит и своего добьется.
– Признаю, пытаться тебя поцеловать было ошибкой.
– Чего ты добиваешься? Не понимаю. Ты же меня не любишь, – брюнет хочет перебить, тем не менее я не позволяю, – из-за тебя я чуть ли не потеряла Никсона. В тот вечер ты повел себя как эгоист, Эрик.
– С чего ты взяла, что я тебя не… – зеленоглазый внезапно осекается, замирает, остекленевшими глазами, где бушуют необъяснимые эмоции, меня испепеляет, превращая в лужу.
Он… хочет сказать, что до сих пор влюблен в меня? Нечто липкое, неприятное заполняет уголки моей души. Не страх ли это? Казалось бы, чего бояться, однако мурашки покрывают кожу, как атласная ткань хладное тело.
Как это понимать вообще? Он первый меня оттолкнул, пожелал покончить с чувствами, столкнул в бездну, теперь же вновь тянет руку, вытащить пытается, только Эрик одного не учел: меня уже спасли.
– Ты… – стараюсь выдавить хоть слово, но задыхаюсь, хаотично бегая глазами, – ты играешь грязно…
Опускаю голову, поскольку смотреть на того, кто причиняет боль, тошно.
– Это не игра, – отрезает брюнет.
«Нет! Молчи! Только не лги мне, иначе я запутаюсь во лжи», – вскрикнул внутренний голос.
К счастью, отвечать на ранее произнесенную реплику мне не приходится: нашу «идиллию» нарушает какой-то мужчина с кипой бумаг в руке. Он учтиво здоровается со мной, успев, однако, смерить оценивающим взглядом, а затем обращает все свое внимание на Эрика. Это еще кто?
– Вам это просил передать Кристиан, – обьясняет тот, протягивая синюю папку, – а это, если вам несложно, нужно сейчас же подписать.
Парень бегло проходится глазами по строчкам, поджимает губы и кивает. Он на мгновение переводит взор в мою сторону, после чего принимает из рук подчиненного ручку.
Подумав, что, быть может, это нечто важное, пригодное для моей будущей статьи, я заглядываю на титульный лист, но ничегошеньки стоящего не нахожу. Эрик ловко подписывается в уголке и с улыбкой на лице возвращает ручку хозяину. Впервые вижу его подпись. Почерк у него красивый, с наклоном вправо и с забавной завитушкой над буквой i.
– Рэйчел, – вспомнил о нашем разговоре норвежец, я отшатнулась.
– Не стоит, – выставила перед ним руки я, – я не отвечу тебе взаимностью. Никсон – вот кому принадлежит мое сердце. Забудь меня. Не ищи встреч. Не пытайся добиться моего расположения, поскольку своими действиями ты меня только отталкиваешь. Все в прошлом, Эрик. Ты опоздал…
Огонь и вода объявили войну друг другу, и именно пламя я вижу на дне его зрачков.
Брюнет определенно не согласен с моим решением поставить точку в нашей с ним истории, но его ждет еще одна неудача – мне нет дела до его мнения. Он не вправе решать за меня.
Забыть – это не потерять кого-то, иногда это значит что-то обрести. Возможно, даже свободу.
Я выдерживаю надменный взгляд Эрика и, поджав губы, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, чтобы поскорее уйти.
Говорить больше не о чем, и я этому несказанно рада. Только ощущение, будто скоро проснется монстр, терроризирующий меня всю мою жизнь, не дает покоя. И не исключено, что монстр этот – человек…
Глава 23
Недавно, отыскав окно между учебой и работой, я пересмотрела первые сезоны «Сверхъестественного» и поняла, что в моей жизни из сверхъестественного только способность просыпаться по утрам с первого раза, хоть и, чего скрывать, укладываюсь я ко второму часу ночи.
Также сверхъестественно то, что мне удается вовремя, но не всегда, сдавать эссе преподавателю философии, который, я подозреваю, сутками сидит перед своим ноутбуком и обновляет почту, дожидаясь моих работ: он мгновенно отвечает мне «ок, оно пришло» или «о своем балле вы узнаете в четверг».
Еще сверхъестественна моя способность терять друзей, практически по щелчку пальцев. Хлоп – минус один, бац – минус два. Если будет и минус три, я отрублю себе пальцы.
Мама и Фил погрузились в конфетно-цветочный период, периодически задерживаясь в ресторанах или кино. По сути, данный период проходит к четвертому месяцу отношений, однако эти люди любят игнорировать каноны, установленные обществом.
Пока они ходят на свидания и занимаются подготовкой к свадьбе, я намереваюсь вычеркнуть, теперь уже точно, из жизни Эрика Нансена, потому что последующее мое действие вынудит нас столкнуться лбами. Как бы то ни было, я готова, но вот брюнет – вряд ли: я планирую напасть – пусть звучит довольно дерзко и смело – но неожиданно в моих руках оказался.
Статья наполовину готова. В общем-то осталось дописать концовку и добавить список литературы, из которой я заимствовала высказывания и трактовки, после чего начнется модерация.
Прихлебывая кофе, я тру глаза, не переставая печатать на клавиатуре текст. Стрелки часов показывают полпервого ночи, значит, у меня еще достаточно времени для дальнейшей работы.
И вот, когда небо окрасилось бледно-розовым, я раскрываю глаза, поднимаю затекшую шею и смотрю по сторонам. Заснула, уже светает. Но статья готова.
– Здесь очень мило, – восторженно замечаю я, любуясь гирляндой над головой.
Никсон потрясающе красив. Он выбрал простой наряд, но будучи таким невероятным, сам же его украсил: обычная белая рубашка и джинсовые светлые брюки. На обнаженной шее заметна золотая цепочка с крестиком, я полагаю; на кисти красуются часы.
Шатен улыбается на мой комментарий, прищуривает глазки в полумесяцы и выпускает ямочку на щеке. В такие моменты я заново в него влюбляюсь.
– Значит, будем ужинать только тут, – решает Ник, прожевывая листья салата.
– Стой, стой, стой, – спешу поспорить я, – здесь, конечно, хорошо и кухня вкусная, но лучше холмика в «Сумрачном парке» быть ничего не может, – неестественно кроваво-красные губы Райта расплываются в улыбке, и я понимаю, что он меня в этом вопросе поддерживает, – скоро совсем потеплеет, закаты станут краше. Давай снова устроим пикник?
– Я тебе это обещаю, – опускает свою ладонь на мою, – но не сейчас… У меня совсем нет свободного времени. Посчитай, сколько мы с тобой не виделись? Почти неделю.
Покопавшись в памяти, я соглашаюсь с парнем, неожиданно открыв для себя действительность: и он, и я так были заняты своей работой, что попросту ушли в нее с головой.
– Что-то случилось? – забеспокоилась я, задержав взгляд на человеке за соседним столиком, который открыто разглядывал меня, будто я музейный экспонат.
Так и хотелось спросить, чего тот вытаращился?
Никсон отложил вилку и заключил руки в замок, напряженно приподняв широкие плечи. Вероятно, я попала в яблочко.
– То, что я скажу, должно остаться в строжайшей тайне, Рэйчел. Хорошо? – достаточно серьезно процедил тот, понизив тон голоса.
– Я могила.
А вдруг дело в Беатрис? Может, Ник обо всем узнал и теперь рвет на голове волосы? Я этого не переживу, потому что до сих пор считаюсь соучастницей. Пока окончательное решение просветить Никсона я не приняла, но чаша весов склоняется больше к «за», чем «против».
– У отца проблемы с бизнесом, – с горечью признается Райт, – он полностью распродает свои акции и уходит, но об этом никто еще не знает, кроме нас с тобой и мистера Честера, его компаньона. Если пресса узнает, поднимется много шума и наши конкуренты начнут действовать. Многие мечтали о провале отца, это им позволит увеличить свои доходы.
Неожиданные новости всегда сбивают с ног, из-за чего мы сидим пару секунд в оцепенении. Подобное происходит со всеми, а со мной и вовсе часто. Я отлично вижу в потемневших глазах напротив чувство вины и беспомощность, когда хочется что-нибудь исправить, однако это невозможно. Ник, откровенничая со мной, постоянно твердил о работе в компании, о заслугах его отца, мистера Райта, о том, сколько значит для него это дело, поскольку Никсон учился, жертвовал своими юношескими годами для того, чтобы поддержать семейный бизнес. И что теперь? Неужели все эти жертвы, недосыпы, учения пошли насмарку? Нечестно.
Я, сочувственно вздохнув, поднимаюсь со своего места и, огибая круглый стол, становлюсь напротив шатена. Он смотрит на меня снизу вверх и хмурится, не понимая, что мной движет. Ха, легко, это же любовь.
Не проронив ни звука, включаю фронтальную камеру своего телефона и подношу к недоуменному лицу бойфренда.
– Что ты видишь? – спрашиваю я, огорошивая Никсона, который успел обо всем догадаться. – Я вот вижу сильного, уверенного в себе и в своих начинаниях, преданного человека. Он не боится трудностей, легко проходит сквозь них и умудряется оставаться позитивным парнем. Он ответственный сын, любящий брат, прекрасный друг и невероятный возлюбленный. Знаешь его имя? – бросив короткий взор на Райта, возвращаю внимание на телефон я. – Его зовут Никсон Райт. И я люблю его…
Не успеваю докончить мысль, как кареглазый подрывается с кресла и утягивает меня в глубокий поцелуй, в котором бурлит лишь свет.
Я мигом теряю равновесие от напора поцелуя и приземляюсь на его колени, отпустив смущение ввысь, как воздушный шар.
Да, я уверена, на нас косятся многие и через минуту официант, обслуживающий наш столик, попросит покинуть заведение, однако пока что я сижу на коленях у Никсона и таю в чувственном сладком поцелуе.
Сердце трепещет, будто кто-то заполнил его бабочками, и те судорожно машут крыльями, щекоча нутро. Хочется громко смеяться, до боли в животе, потому что сладкая тягучая волна нежности смывает мою ясность, делает из меня глупышку.
Пусть время остановится, чтобы мы с Ником могли вечность целоваться. Чтобы он своими касаниями, своими объятиями и тяжелыми вздохами каждую секунду мне доказывал свою любовь. Настоящая погибель – тонуть в человеке, ибо никто тебя из его омута не вытащит, так и задохнешься в нем.