– Красотка, – устало прикрывает веки Кристиан, – я никогда тебе не врал, а сейчас – тем более. Это был план Эрика. Когда он узнал, что ты работаешь на Future time, взбесился, но потом понял, что это отличная возможность уничтожить конкурента. И как удачно совпало, что сын конкурента – твой парень. Для Эрика это один выстрел в двух зайцев. Если бы ты не отшила его, он бы, скорее всего, слился, однако наша красотка Рэйчел предпочла второго… От любви до ненависти вовсе не один шаг; до него одна фраза.
– Молчи… – в глазах темнеет.
Приходится много раз моргать, чтобы разогнать черноту. Я пячусь к стене и опираюсь на нее затылком, уже не чувствуя привкус соли во рту, ибо ее так много, что я привыкла.
Боже, пожалуйста, пусть сейчас в меня ударит молния или упадет небо, иначе мне не стерпеть эту кару. Он предал меня… Я поверить не могу.
Дышать становится в разы труднее, однако Блэк будто не желает облегчать мои страдания.
– Помнишь, ты говорила, что за тобой следят. Верно. Но нанял этого человека не я, а Эрик.
– Хватит…
– Он знал о каждом твоем шаге…
Вспышка. Где бы я ни была, там был и Нансен. День проливного дождя… День, когда сломалась моя машина… Это не случайность. Получается, брюнет заранее знал, где я буду, и пользовался этим. Слежкой он и прознал про мою статью.
Какая же я дура! Как мне раньше очевидность в голову не влезла?!
– Он знал, с кем ты, когда и зачем. Это Эрик придумал через тебя нанести удар по Никсону. Он изменил статью. Это все он.
– Замолчи уже! – закричала во все горло я, схватившись за живот.
Рот исказился в гримасе душевной боли. Я не дышу, потому что боюсь задохнуться. В мыслях полная каша, в ней я захлебываюсь, опять же ощущая привкус слез – они безостановочно льются, не думая кончаться.
Господи, остановите эту боль. Остановите это… Это неправда. Не может быть все так, потому что слишком подло и жестоко для Эрика Нансена. Он обещал не причинять мне боль, он клялся в любви, бросил, по своим же словам, ради моего счастья. Неужели все это сплошная ложь? Тогда кому верить? Тогда за что цепляться?
Умоляю… Пусть все окажется кошмарным сном. Я однажды проснусь – и предатели, и невзгоды, и страхи останутся плодом моего воображения. Я перестану плакать и стану сильнее. Просто пусть все окажется сном.
В следующее мгновение лицо рыжеволосого расплывается, я теряю равновесие, благо Крис успевает подхватить меня и не позволяет упасть.
Сегодняшний день напомнил мне день перед Армагеддоном, когда я поругалась с бабушкой из-за ее ужасного поступка. В тот день я потеряла многих, включая самого Нансена. Похоже, мы вернулись к отправной точке. Это одновременно смешно и грустно.
– Где сейчас Эрик? – отодвигаясь от чужих рук, собираю себя по кусочкам.
Парень многозначительно молчит.
Вечереет. Загораются первые звезды, разрывая кромешную тьму на небосводе. Месяц еще не взошел, но и без него достаточно светло, что меня приятно удивило.
Мне холодно. И дело не в температуре воздуха. Когда холодно внутри, ни один обогреватель, ни кардиган, ни солнце не согреют тебя. Моя душа напоминает Марианский желоб: сюда тоже не проникают солнечные лучи, зато давление, сжимающее кости, ничуть не уступает тьме.
Глаза горят оттого, что я, не моргая, долго пялюсь в экран телефона. Мне страшно касаться его… Тридцать пропущенных от Никсона, пять от Барбары и два от мамы и Фила. Что происходит там, за стенами, которые я вокруг себя воздвигла? С одной стороны, мне не хочется вникать в это, но, с другой – я осознаю, что иначе нельзя, ведь случившееся напрямую касается меня. Но брать ответственность, оправдываться, пытаться доказать действительность нет сил, беспомощность и полное разочарование натягивают удавку. Я определенно точно не смогу взглянуть в глаза Ника. Боже правый, какие мысли сейчас бурлят в его голове? Как он зол? Через эти тридцать пропущенных звонков я прочувствовала смесь его эмоций. Он меня презирает, а я боюсь встретиться с этим презрением, потому что в тот же миг упаду без сознания.
Отдаленные шаги развеивают призрачные очертания улыбающегося Никсона, и я отстраняюсь от края моста, под которым растянулось черное дно пресной воды. Мимо проносятся машины, фарами освещая ровную дорогу, однако мне и этого не видно. Там, где грусть, блаженствует и тьма.
Человек, приблизившийся к назначенному месту, ничего не говорит. Только смотрит. Надеюсь, это оттого, что язык его отсох и выпал, другую правду я не потерплю.
Я тяжело вздыхаю, глядя в небо, и опираюсь локтями на перила моста, выжидая подходящий момент, чтобы начать разговор.
Сложно. Слова в горле застревают, этим приносят дискомфорт. Однако слова – единственная моя возможность освободиться от гнетущих эмоций, потому как слезы мои кончились; они высохли на щеках, оставив после себя морщины. Не знаю, какой меня видят прохожие, однако молодой здоровой девушкой назвать меня смелости не хватает.
– Направляясь на эту встречу, я думала выцарапать тебе глаза, – ровно звучит мой охрипший голос, – но спустя столько часов, мне удалось немного успокоиться…
Эрик не поворачивает в мою сторону голову, смотрит вперед, глотая слюну, ибо кадык его дернулся. Полагаю, ему просто-напросто стыдно смотреть на меня, но разве может проснуться совесть у того, кто ее продал?
Дуновение вечернего ветерка колышет мои собранные в тугой пучок волосы и сушит потрескавшиеся губы. Каюсь, стоять здесь рядом с этим Брутом мне слишком тяжело: хочется шею свернуть, избить и мертвое тело выбросить в реку, пусть вода его гробницей станет… Увы, поступить так я могу только лишь в собственных фантазиях, не больше. Эрику крупно повезло.
– Я буду говорить начистоту, – царапаю ногтями каменные перила и облизываю губы, – я всем своим сердцем тебя ненавижу, – вложив всю горечь и боль в реплику, поворачиваюсь лицом к брюнету я, тот делает то же самое, – так сильно, что убить тебя готова. Эта лютая ненависть, Эрик, равносильна той любви, которой я к тебе когда-то пылала… За что ты так со мной? Пожалуйста, сделай одолжение, скажи честно.
Минуты застыли. Каждый мускул на лице парня дергается. Злые думы травят меня. Я выдыхаю полной грудью, стараюсь держаться стойко, тем не менее смотреть в глаза этому человеку… Боже, обрушь на меня мироздание, и дело с концом. Сколько мне еще ошибаться в людях? Когда это кончится?
Нансен, перед тем как заговорить, жмурится и опускает взгляд на землю, вероятно собираясь с духом. Похоже, лишь сейчас до меня дошло, что Эрик всегда был слабаком и эгоистом: появлялась какая-нибудь проблема, и он мигом опускал руки. Это было и со «Сходкой», и со мной, и даже теперь… Мерзко… Кристиан прав, розовые очки разбились.
– Я хотел ранить не тебя, а Никсона, Рэйчел…
– И это твое оправдание?! – перебиваю того я, задышав чаще.
Сердце, умоляю, только не остановись.
– Я не оправдываюсь, – отрицает норвежец, – а говорю все как есть. Когда я придумал весь этот план, вы с этим подонком не встречались.
– Не смей так говорить о нем! – восклицаю я, однако Эрик меня наглухо игнорирует.
– Мне нужно было через твою газету уничтожить Джексона Райта, но потом я узнал, что ты под нас копаешь, – темнеет радужка его глаз.
Челюсти немеют – столь сильно я их сжимала, стискивая кулаки, мечтающие разбить Нансену его ровный нос.
– И поэтому ты решил меня подставить? – желчно усмехаюсь, скрестив на груди руки.
– Нет! – рявкает брюнет. – Просто вернуть все бумерангом…
Он себя не слышит.
– Ты конченая мразь, – заключаю я, качая в неодобрении головой.
Мой желудок наизнанку переворачивается, хочется опустошить его, чтобы хоть как-то от мерзкого чувства избавиться. Но, вероятно, пока зеленоглазый в метре от меня, тошнота никуда не денется.
– Какой уж есть, – пожимает плечами тот, будто нарочно издевается.
Любое его действие или слово действует на меня остро, словно кровь на акулу. Он это видит и пользуется, пытается вынудить потерять контроль, однако зря старается. Я уже давно не позволяю эмоциям брать надо мной верх. Как однажды сказала мисс Винсент: «Умные люди отключают свои чувства, чтобы голова принимала верные решения».
Медленно подступив к высокому брюнету, я пренебрежительным взглядом прохожусь по силуэту напротив и четко выговариваю:
– Сегодняшний день, Эрик, ты запомнишь на всю свою жизнь. Думаешь, вы победили? Я так просто не сдамся и дам сдачи, и уж поверь, скромной она не будет. Месть, как говорится, блюдо, которое подают холодным, и соус к нему – справедливость. Я вас уничтожу, – указательным пальцем тыкая в грудь хладнокровного Эрика, широко улыбаюсь я. – Жди от меня весточки…
Хочу развернуться и уйти, желая поскорее насладиться чужим замешательством, однако темноволосый покинуть мост мне не дает. Судя по искаженному от ярости лицу, Эрика привели в бешенство мои слова, отчего он грубо хватает меня под локоть и толкает к каменному парапету, нависнув тенью.
Этот взгляд пробирает до мурашек. Чувство самосохранения трубит, подобно сигнализации, бежать, тем не менее, будучи в заложниках норвежца, я в проигрыше.
Он дышит глубоко, не мигая, одними скулами обещая меня порезать.
Я тушуюсь, всматриваюсь испуганно в пропасть зеленых глаз, теряю счет времени, параллельно думая, как себя спасти.
– С каких пор ты такая смелая? – ядовито цокает Эрик.
Почему мне кажется, будто он просто меня не хочет отпускать?
Я пытаюсь оттолкнуть его от себя, дергаюсь, чтобы конечности освободить, но, увы, крепкая хватка парня шансы на побег скоро уничтожает.
– С тех самых! Отвали от меня, – шипя, отвечаю я.
– Знаешь, мне плевать на твои угрозы. Что бы ты ни предпринимала, я буду на шаг впереди тебя. А знаешь почему? – Эрик наклоняется к моему уху и, обжигая дыханием, выдавливает то, отчего я теряю самообладание: – Потому что Никсон тебя никогда не простит…
– Ненавижу тебя!