О чем она думала? Она слегка покачала головой. Их отражение воплощало декадентский грех. Девлин возвышался над ней с одной рукой на ее бедре, другая — сжимала и разжимала ее грудь. На них были маски, а губы оставались приоткрыты.
— Я думаю, что я… Я хочу узнать твои соображения, — ответила она.
— Ты нетерпелива, не так ли?
— Всегда.
Девлин издал звук, напомнивший ей грубый смешок человека, не привыкшего смеяться. А затем он сделал шаг к ней, прижал к себе руками, лежащими на бедре и груди.
Она почувствовала его во всей его стальной силе. Девлин был намного выше нее, но он как-то сумел стать так, чтобы его бедра прижимались к ее заднице, и она чувствовала его там, твердый и толстый.
— Скажи мне, Рози, ты опять будешь притворяться? — Его дыхание танцевало над ее макушкой. — Притворяться, будто не чувствуешь, как сильно я тебя хочу?
Не отвечая словами, она подалась бедрами назад и шевельнула ими. Его глубокий вздох перешел в рычание, когда его ладонь стиснула ее бедро, и он прижался бедрами к ее заднице.
— О’кей, — выдохнул он. — Ты не притворяешься.
— Не-а. — Она уронила голову ему на грудь. — А ты притворяешься?
Казалось, он содрогнулся позади нее.
— Нет. Да. И то и другое?
— Звучит непонятно.
— И сложно, Рози. Так сложно. — Его зубы поймали край ее уха, куснув нежную кожу. Она задохнулась и задрожала. — Я хочу, чтобы ты смотрела на нас.
Она едва могла дышать.
— Я смотрю.
— Хорошо, — пробормотал он, целуя ее шею, пока его рука сжимала в кулак юбку ее платья. — Не хочу, чтобы ты пропустила хоть мгновение.
И она не хотела этого тоже, потому наблюдала, как он дюйм за дюймом задирает ее платье. Обнажив сначала икру, потом — колено, пока в отражении не появилось одно бедро и ноги ее не ослабли. Он остановился.
Девлин поцеловал ее за ухом, а затем прижался щекой к щеке. Она видела в отражении, как он наблюдает за тем, как поднимает юбку к талии, сдвигая материал набок, обнажая ее.
— Твою мать, — прорычал он.
Ей понравилось то, как он сказал это, так, что ее бедра дернулись в ответ.
— Без трусиков?
— Не хотела, чтобы их было видно под платьем, — ответила она, чувствуя, что начинает краснеть. — А стринги я ненавижу.
— Ммм. — Его бедра прижались к ее заду, и она почувствовала, как он напряжен.
— Шалунья.
Она разжала зубы, прикусывавшие губу, и улыбнулась.
— Ты не одобряешь, Девлин?
Он стиснул ее грудь, вызвав у ее стон, когда злобный укус боли тут же сменился удовольствием.
— Я, мать твою, никогда еще ничего не одобрял настолько. — Затем он повернул голову, проведя губами по ее щеке, все так же глядя на нее. — Прекрасно. Просто прекрасно. Подними ногу.
Она резко выдохнула. Опершись ладонью на его руку немного выше кулака, сжимавшего ее платье, она балансировала на одной ноге, пока не поставила вторую на край кровати.
Она была нага и открыта его взгляду, и, о, боже, он смотрел жадно и пожирающе, и она хотела, чтобы ее пожирали. Поглощали. Взяли.
— Ты… — Он поцеловал ее подбородок, а потом поднял голову, чтобы снова посмотреть прямо в отражение. — Ты восхитительна. Абсолютно восхитительна. Посмотри на себя.
Она смотрела.
— Ты… сложная.
Снова это слово. «Сложный». Она прочувствовала его до основания. Да. Прочувствовала вплоть до того, что бедра ее задрожали… задрожало все ее тело. Она стояла очень тихо, позволяя мужчине, который наполнял ее одновременно иррациональной яростью и похотью, рассматривать себя всю, мужчине, который был незнакомцем, способным глубоко ранить словами и способным заставить ее потерять голову от поцелуев. Сложно. А она не была робкой женщиной. Ей нравилось думать, что она довольно предприимчива, когда дело доходит до секса и веселого времяпрепровождения, но это все было для нее ново и выглядело иначе. Это все обнажало ее чувства, делая ее уязвимой и слишком напряженной. Она никогда не чувствовала себя так, ни с кем. Так что, да, это все было сложно.
— Держи платье, — тихо велел он.
Рози исполнила приказ без вопросов. Она держала платье так, чтобы оставаться обнаженной для него… для них.
Теперь, когда его руки освободились, он двинулся к ее обнаженным бедрам. Ее сердце пыталось выпрыгнуть из груди. Она сразу же заметила это. Не то, что кожа ее была темнее, чем у него, и не то, какой большой была его рука на ее бедре, а то, как ощущалась его ладонь. Какими шершавыми были его руки. Они напоминали ей руки Йена. Руки того, кто работал ими, и это поразило ее, потому что она не думала, что его ладони и подушечки пальцев будут такими мозолистыми. Она считала, что его руки будут гладкими и нежными. Не привычными к работе.
Она дернулась назад, к его эрегированному члену, и он простонал:
— Шире.
Она раскрылась, насколько могла раскрыться, не потеряв равновесия. Эта рука на ее бедре очень долго не двигалась. Казалось, прошла целая вечность, пока прохладный воздух омывал ее разгоряченную плоть.
— Я вспомнил кое-что еще. — Он скользнул ладонью вдоль внутренней поверхности бедра. Ведя ее все ближе и ближе туда, где все томилось и пульсировало. — О той ночи, когда я умер. Там не было туннеля, — сказал он, и она задрожала, когда его палец прошелся по сгибу бедра, а затем отвел ладонь, погладив его внешнюю часть. — Но было так чертовски холодно. Никогда раньше я не чувствовал такого холода. Глубокого, бесконечного, не физического. Ты понимаешь? Мерзла не моя кожа и не мои кости. Замерз я сам. С тех пор я всегда чувствую этот холод.
Она с трудом сглотнула, и, может, при других обстоятельствах она могла бы вспомнить, был ли подобный опыт у других людей, которые пережили клиническую смерть, но сейчас она не была способна на это. Она хотела знать лишь одно:
— А сейчас ты чувствуешь холод?
— Нет. — Его ладонь скользнула под ее бедро, и он осторожно сдвинул его, закрывая ее ноги до тех пор, пока его глазам не остался виден лишь намек на ее самое уязвимое место. — Я в огне.
— Хорошо, — прошептала она. — Я не хочу, чтобы ты мерз.
Он замер позади нее, держа ладонь под бедром. Прошел долгий, напряженный момент, и он спросил:
— Ты ведь пустишь меня в себя прямо сейчас, да?
Она задрожала, не из-за стыда признать правду, но из некоторого страха сделать это, а он проводил пальцами по косточке бедра.
— Прямо сейчас я позволю тебе что угодно.
— Я знаю. — Он поцеловал ее в висок, и почему-то это заставило ее сердце сжаться, вызвав спазм в груди. — Это делает меня опасным.
— Почему?
Его пальцы танцевали по нежной, чувствительной коже ее холмика.
— Потому что я хочу нагнуть тебя и погрузиться так глубоко, чтобы ты чувствовала меня еще много дней.
Ее прошил разряд чистого желания.
— Разве это опасно?
Девлин не ответил на это, но поднял голову так, чтобы снова видеть их отражение. Их взгляды встретились в зеркале, а затем он прикоснулся к ней легонько, прямо посередине, проведя пальцами прямо между складками. У нее перехватило дыхание, а бедра дернулись. Его палец лениво прошелся над клитором, размазывая влагу. Затем он скользнул в нее. Всего лишь кончиком пальца, и она почувствовала, как глубоко внутри нее возник тугой клубок мышц, напрягшихся так быстро и так резко, что она едва не кончила тут же.
Девлин издал этот прерывистый звук, и она почувствовала, как он напрягся у нее за спиной. Она ждала, что он сунет пальцы внутрь, чтобы сильно и быстро трахнуть ее ими. Она ждала, и ее дыхание вырывалось короткими, поверхностными вздохами. Она ждала…
Внезапно Девлин отдернул руку.
— Кто-то идет.
У него был просто потрясающий слух, потому что она могла слышать лишь стук крови в ушах и невысказанные мольбы, готовые сорваться с ее языка.
— Что? — задохнулась она.
— Как невовремя.
Он снял ее ногу с кровати и, поскольку она все еще стояла, застыв, раскрыл ее ладонь, дав помятому платью упасть свободно.
— Не хочу, чтобы кто-то еще видел это.
Дикий смешок застрял у нее в горле, когда он оттащил ее от кровати, все так же прижимая спиной к себе.
— Дев? — позвал из коридора мужской голос. — Ты тут? Ты нужен внизу, на сцене, все уже в нетерпении.
Он тихо выругался под нос, обхватывая сильной рукой ее талию.
— Да, — крикнул он через плечо. — Я буду через минуту.
— Ладно, — послышался полный любопытства ответ. — Я подожду. Тут. — Последовала пауза. — В коридоре. Один.
Рози поджала губы.
— Конечно, — пробормотал Девлин, прижимаясь к ней своим эрегированным членом.
Рози хлопнула ладонью по губам, гася прорвавшийся наружу смешок.
— Ты считаешь, это забавно? — спросил он, разворачивая ее так, чтобы видеть лицо. В его взгляде была легкость, которой она не замечала раньше. — Я едва могу ходить, а меня ждут там, на сцене, где я буду стоять перед аудиторией в несколько сотен человек.
— Прости, — ответила она, давя новый смешок и опуская ладони ему на грудь. — Хочешь, я позабочусь об этом? Я умею довольно быстро и довольно неплохо. Так, по крайней мере, мне говорили.
Легкость исчезла, в глазах вспыхнул неутоленный голод.
— Боже. — Он обхватил ладонью ее подбородок. — От этого предложения мне не легче.
— Но может стать легче, — дразнила она, начав скользить ладонью вниз по его животу.
Он поймал ее запястье.
— Ты… проблема.
— Это мое второе имя. Ну, мое второе имя Июнь. Проблема — мое прозвище. Так звучит лучше.
— Розалин Июнь? — Он склонил голову набок.
— Да, — она медленно протянула слово.
Он пристально смотрел на нее какое-то мгновение.
— Ну, Розалин Июнь, хотя мне ужасно хочется, чтобы твой рот сомкнулся на моем члене, я чувствую, что так все станет лишь хуже.
— О, нет, будет намного, намного лучше. Я обеща…
— Я устаю ждать, — снова раздался голос снаружи. — Я вхожу.
Девлин отпрянул от нее.
— Если ты войдешь сюда, богом клянусь…