Рози ответила не сразу:
— Мне кажется, это сложный вопрос.
— Да.
Локон снова упал ей на щеки.
— Я стараюсь не судить людей, особенно когда речь идет о плохих вещах, случающихся с плохими людьми. Может быть, так я сама становлюсь плохим человеком, но я не могу слишком уж переживать о насильнике, встретившем печальный конец.
В нем вспыхнуло удивление.
— Правда?
Она пожала плечами.
— По этому поводу я придерживаюсь того странного мнения, с которым не согласна куча людей. То есть я думаю, есть люди, которые лишаются права жить, как только отняли чужую жизнь или сделали что-то отвратительное, что выходит за рамки человеческой порядочности. Но в то же время я невольно спрашиваю себя, имеет ли кто-нибудь право принять решение отнять чужую жизнь? Я все думаю и думаю об этом. Я думаю… я думаю, иногда можно понять, когда кто-то, кто им не безразличен, ужасно пострадал, и тогда человек срывается… они ломаются. Психоз — реальная вещь, и хорошие люди испытывают его под крайним давлением. И люди — странные.
Это казалось преуменьшением.
— Некоторые популярные книги и фильмы, и телешоу ставят во главу угла самосуд, будь то обычные люди или супергерои. Людям такое нравится, когда плохих парней убивают, по закону или нет. И да, все это выдумка, но в них людям нравится говорить о своих желаниях и фантазиях. Если описан родитель, преследующий растлителя, его поддерживают. Ну вот взгляни на Ветхий завет. Око за око и вся ерунда. Это не значит, что отправляться убивать людей нормально, но я не знаю… как я сказала, иногда можно понять, почему некоторые люди делают это. Люди странные и сложные существа. — Рози бросила на него взгляд. — В этом сером веществе много чего происходит. Некоторые просто не хотят признавать этого.
Дев не был уверен, что ответить на это.
— Как бы там ни было, десерт тут выглядит потрясающе, но я уже объелась. — Ее губы разошлись в улыбке. — Странная смена темы, да?
Он коротко хохотнул.
— Тем не менее она сработала. Кстати, шоколад — моя слабость.
Она вскинула бровь.
— Правда?
Его губы изогнулись.
— Да. Я пытаюсь правильно питаться, но положи передо мной плитку шоколада, я съем ее всю.
Рози улыбнулась.
— Я все еще не могу представить себе, как ты ешь пралине или держишь в шкафу спрятанную стопку шоколадок.
— Ты удивишься.
Ее взгляд снова вернулся к нему и задержался.
— Итак, десерт?
Дев знал, какого рода десерт она хочет, и это было не то, что предлагало меню.
— Я не хочу десерта, — сказал он.
Рози не отвела взгляда.
— Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты поехала со мной домой.
Последовала секундная заминка.
— Да.
Рози никогда не видела поместье де Винсентов ночью. Ну и конечно, она видела только ту часть, где жил Гейб, и ту, куда провел ее Ричард, когда она принесла Девлину то, что нашла в шкафу.
Она спросила о находках, пока он вез их к дому, выяснил ли он что-нибудь. Он сказал, что смог зарядить и открыть Айпад, но не стал развивать эту тему. Рози чувствовала, что он молчит об этом не потому что не верит ей, просто это было не то, о чем он хотел говорить сейчас, и она не могла винить его за это. Их разговор уже обернулся довольно мрачно во время ужина, и теперь она не хотела, чтобы этот мрак просочился в их ночь.
И хотя между Девлином и Сабриной не было никакой любви, Рози подозревала, что он все еще не может переварить новость о ее смерти.
Когда она вышла из гаража и ждала, пока Девлин присоединится к ней, она не могла не обратить внимания на то, как тут было тихо.
— Это немного безумно.
— Что безумно? — Девлин присоединился к ней.
Она осмотрела освещенный двор. Когда они подъезжали к гаражу, зажегся прожектор, и теперь все вокруг было залито ярким светом. Между окнами каждого этажа были установлены уличные фонари, отбрасывавшие мягкое, приглушенное свечение, дававшее достаточно света, чтобы можно было найти дорогу. Даже сейчас она могла различить вьющийся по стене дома плющ.
— Просто тут так тихо.
— Даже цирк покажется тихим по сравнению с тем, что ты, должно быть, слышишь каждую ночь в своей квартире.
Рози рассмеялась, бросив на него взгляд. Девлин стоял спиной к теням, и казалось, что он может просочиться в них, растворившись.
— Точно, но послушай. Я не слышу даже насекомых или животных.
Девлин помолчал минуту.
— Ха. Ты права. Я никогда не замечал этого раньше.
— Правда? — Рози казалось, это невозможно не заметить. — Как ты мог этого не замечать?
— Я вырос тут, — напомнил он ей. — Для меня это нормально.
Это был веский довод, но Рози все никак не могла избавиться от плясавших по коже мурашек. Для животных и насекомых было характерно избегать мест с дурной аурой.
Не сказав ни слова, Девлин взял ее за руку и повел к задней лестнице. Его ладонь была прохладной, а пожатие сильным. Она поняла, что улыбается, словно ей снова шестнадцать, лишь потому, что он держит ее за руку.
— Ужин был милым, — сказала она, поднимаясь по широким ступеням.
— Просто милым?
— Ладно. Он был больше чем просто милым.
Он сжал ее руку, и она почувствовала то ощущение в груди.
— Я жду.
Она оглянулась на него, когда они достигли пролета третьего этажа.
— Чего?
— Чтобы ты признала, что была неправа.
— В чем конкретно я ошибалась?
Его голос звучал почти дразняще, когда он сказал:
— Ты думала, что я пожалею об ужине, поскольку он станет абсолютным провалом.
Она опустила голову, улыбаясь.
— Я не считала, что он станет абсолютным провалом.
Дойдя до третьего этажа, он отпустил ее руку и прижал палец к какой-то штуковине над замком. Раздался щелчок, и дверь открылась. Суперхайтек, вот и он.
— Я все еще жду, — сказал он, открыл дверь, прошел внутрь и включил свет.
— Хорошо. Ты был прав. — Рози рассмеялась, последовав за ним. — Теперь ты счастлив?
— Да. — Он бросил ключи от машины на темный деревянный столик у входа. — Хочешь чего-нибудь выпить?
— Я в порядке, — сказала она, оглядываясь и кладя свою украшенную бисером сумочку на столик рядом с его ключами. Его жилая комната была тех же размеров, что и у Гейба, и следовала тому же минималистическому дизайну. Тут был диван и большой телевизор, закрепленный на стене. За исключением столика у входа и прикроватного столика, больше тут ничего не было. Ни картин. Ни дополнительной мебели, чтобы сесть.
— У тебя не бывает много гостей, да?
— Нет. — Небольшая улыбка появилась, когда он прошел в зону кухни, обставленную обычной кухонной утварью. Там был полностью укомплектованный бар, и он выбрал бутылку, оказавшуюся бутылкой с бурбоном.
— Не возражаешь, если я выпью?
— Нет, конечно.
Он снова повернулся к бару.
— Это так очевидно, что у меня не бывает много гостей?
— Ну, у тебя только один диван и один барный стул, так что… да, очевидно. — Она рассмеялась.
— Я не так уж хочу приглашать каждого встречного в свое личное пространство. — Он налил себе выпить и поставил бутылку назад. — Хотя я хочу, чтобы ты была тут.
Ее дыхание перехватило, когда он повернулся к ней.
— Почему?
— Ты мне нравишься, Рози. — Он обошел бар. — А мне немногие нравятся.
Она фыркнула, заправив локон обратно за ухо.
— Никогда бы не подумала.
Он хохотнул.
— Хочешь увидеть остальное? — Рози кивнула.
Потягивая бурбон из бокала, он повернул налево и пошел дальше по узкому коридору. Стены тут тоже были голыми.
— Знаешь, что понравилось мне в тебе прежде всего?
— Моя яркая индивидуальность?
— Как ни странно, нет, — ответил он, пока она улыбалась ему в спину. — Это были пионы.
— Ах.
Он открыл дверь в конце коридора.
— Это был добрый поступок с твоей стороны. Ты добрая.
— Так ты все же веришь теперь, что я не знала, кто ты?
— Я должен был поверить тебе тогда, — сказал он, шагнув в сторону.
— Это, очевидно, спальня.
Это она и была, и Рози поняла это лишь по огромной кровати в центре комнаты. Но точно так же, как и в жилой зоне, в прикроватных столиках и узком бюро не было ничего личного. Ни фотографий, ни картин. Тут не было даже книги на прикроватном столике или одежды на кровати.
— Ты точно живешь тут? — спросила она, поворачиваясь к нему.
— Что?
— Ты живешь тут? — повторила она, обводя комнату широким жестом. — Я хочу сказать, это красивая комната, но она пуста. Тут ничего… нет ничего личного.
Девлин пристально смотрел на нее мгновение, а затем сказал:
— Это — следующее, что мне в тебе понравилось.
Она вскинула брови.
— Ты говоришь, что думаешь. — Он подошел к кровати и сел. — Ты не боишься сказать мне все что угодно. Даже если знаешь, что мне это не понравится или это неприятно слушать, ты все равно говоришь, что думаешь.
— Большинству такое не нравится.
— Большинство идиоты.
Она невольно рассмеялась.
— Вау.
— Это правда. — Он пожал плечами и сделал глоток. — Ты мне противостоишь. Ты смотришь мне в лицо. Ты говоришь мне то, что я не хочу слышать, но, возможно, должен. То есть… уникальна для меня.
Она бросила взгляд на зашторенные французские двери, что вели на балкон, а затем ее взгляд вернулся к нему.
— Я начинаю чувствовать себя особенной.
Он поднял на нее взгляд.
— Ты особенная.
Чувствуя, как вспыхнули щеки, она шагнула чуть ближе к нему.
— Спасибо.
Девлин не отвел взгляда, сделав еще глоток.
— Вероятно, самое особенное в тебе то, что ты стоишь тут после того, как я вел себя. Я дал тебе мало оснований быть тут сейчас со мной.
— Это неправда. — Прерывисто вздохнув, она подошла к нему и остановилась. — Да, ты часто мне не нравился. Совсем не нравился.
Он молча смотрел на нее снизу вверх.
— Но я… Я всегда чувствовала, что ты — нечто большее, чем надменный засранец.