– Может, все не так плохо? Давай выкладывай.
Я пару раз протяжно вздохнула и буркнула:
– Мне повстречался один парень.
– О-хо-хо, – прошептала она, – парень, говоришь? Подлинный представитель рода человеческого?
– Может быть. Он настоящий красавец и поэтому вполне может оказаться космическим пришельцем, клоном или каким-нибудь андроидом.
– Хм… сексуальный робот в обличье парня… – промурлыкала она. – А ну-ка рассказывай, да чтобы все без утайки.
– А нечего особо рассказывать. Ему девятнадцать, он на год старше меня. А еще он волшебник.
– Волшебник – в смысле, фокусник из Лас-Вегаса или Гарри Поттер? – спросила она.
Я тихо хихикнула:
– В смысле, показывал карточные трюки и незаметно подложил салфетку с номером телефона в книгу, которую я читала.
– Погоди-ка. Ты что же, встретила его здесь? В этом ресторанчике?
Вместо ответа я подняла вверх расслабленный кулак и кивнула им в знак согласия, будто головой.
– Это в прошлом месяце? После собеседования при приеме на работу?
– Ага, когда в библиотеке появилась вакансия на неполный рабочий день и меня позвали на собеседование.
Я ничуть не сомневалась, что эта работа у меня в кармане, но… мне ее так никто и не дал. А когда спустя какое-то время я поняла, что эта моя неуместная уверенность стала одним из факторов, которые подтолкнули меня увлечься «этим парнем» в тот день, который так и не стал судьбоносным, на душе стало еще тягостнее.
– И ты мне даже ничего не сказала? – спросила тетя Мона. – Берди! Ты же знаешь, больше всего на свете я обожаю любовные драмы. Всю твою жизнь жду, когда ты поведаешь мне какой-нибудь романтический хит из жизни молодежи, который вознесет меня на вершину экстаза, а ты мне даже ничего не сказала?
– Пожалуй, именно поэтому и не сказала.
Она притворно ахнула:
– Ну ладно, справедливо. Но теперь ты свой секрет выболтала и вполне можешь рассказать мне об этом сексуальном котеночке… мяу.
– Во-первых, он парень, а не робот и не котеночек. А вел себя – сама прелесть и очарование.
– Давай дальше, – сказала она.
– Показал мне пару карточных фокусов. Я горела энтузиазмом по поводу этой работы в библиотеке. Шел проливной дождь, и он спросил меня, не хочу ли я сходить в «Египтянин» посмотреть какой-нибудь инди-фильм. Я ответила, что никогда не была в «Египтянине», на что он сказал, что тот располагается в масонском храме, о котором я даже понятия не имею. А ты знаешь? Это, наверное…
– Берди! – в отчаянии воскликнула тетя Мона. – Что дальше было?
Из моей груди вырвался тяжкий вздох. Щека прилипла к пластиковой поверхности.
– Мы под дождем побежали к его машине, припаркованной за ресторанчиком, вокруг, считай, никого не было, а потом… в общем, сама знаешь…
– О боже. Только не это.
– Оно и есть.
– Только не говори мне, что вы забыли о презервативах.
Я подняла голову и испуганно оглядела ресторанчик:
– Ты не могла бы немного сбавить тон?
– Презервативы, Берди, вы ими пользовались или нет? – чересчур громким шепотом произнесла она.
Я посмотрела по сторонам, желая убедиться, что в поле зрения нигде нет миссис Пэтти. Или кого-нибудь из ее племянников либо племянниц. Их у нее была дюжина, с парочкой я ходила в школу, когда была еще совсем девчонкой.
– Неужели ты в самом деле думаешь, что я, дитя незащищенного подросткового секса, чья мать умерла после второй беременности, что я, девушка, которой тысячу раз пришлось выслушать наставления о безопасном сексе в исполнении бывшей опекунши…
– Один раз став опекуном, потом остаешься им всю жизнь. Я, Берди, никогда и ни в чем не стану для тебя «бывшей».
– Ну хорошо, в исполнении тетушки, которая в душе продолжает считать себя моей опекуншей…
– Так-то лучше…
– Я просто хочу сказать, что… да… конечно… С этим как раз проблем не было.
– А с чем были? Он что, оказался козлом? Ты от него что-нибудь подцепила?
– Так, стоп. Ничего такого. Просто я… испугалась… и смутилась.
На какой-то момент меня без остатка затопила волна блаженства. Этот забавный юный красавец меня целовал, я отвечала ему тем же, попутно гадая, а не лучше ли нам вместо кино перебраться на заднее сиденье. Сама не знаю, о чем тогда думала. Скорее всего, вообще ни о чем, и именно в этом заключалась проблема. Потому что, когда мы действительно перебрались назад и стали расстегивать друг на дружке одежду, все случилось слишком уж быстро. В самый разгар действа ко мне вернулась пугающая способность к здравомыслию. Я его не знала. В том смысле, что он для меня был совсем чужой. Не знала ни где сей новый знакомец живет, ни в какой вырос семье. Не ведала о нем ну ничегошеньки.
Поэтому, когда все закончилось, я пулей убежала.
Смылась, как преступник после неудачного ограбления банка.
После чего отправилась на терминал, села на паром и больше сюда не возвращалась.
– Вот хрень, – сочувственно протянула Мона, хотя я, помимо прочего, точно уловила в ее голосе облегчение. – А он?.. То есть… он что, от этого расстроился?
Я покачала головой и с отсутствующим видом поменяла местами перечницу и солонку.
– Он окликнул меня по имени. Мой поступок, по-видимому, его озадачил. Все случилось так быстро…
– Может, даже слишком?
– Нет, ты не подумай, он не лез напролом и все такое. Наоборот, был очень даже мил, а я оказалась такой никчемной.
Мона недовольно заворчала и подняла три пальца, пародируя скаутское приветствие:
– Клянусь честью… Ну что же ты, давай говори.
– Слушай, ты можешь вести себя как взрослый человек?
– Я хочу помочь повзрослеть тебе. Повтори нашу клятву, Верди.
Я подняла в приветствии руку:
– Я, дерзкая девчонка и бесстрашная дама, клянусь честью прилагать максимум усилий, чтобы никогда не лгать себе, проявлять доброту по отношению к окружающим и никогда не обращать внимания на всякую постылую хрень.
Моя бабушка, когда еще была жива, категорически запрещала ругаться, богохульствовать и произносить любые слова, свидетельствующие о том, что под крышей ее дома созрел бунт. Подлаживаться под ее правила после смерти мамы было ой как несладко, и тетя Мона помогла мне пережить этот этап, придумав клятву Бесстрашной Дамы… попутно тайком научив меня, десятилетнюю девчонку, дюжине выражений со словом «хрен».
С бабушкой тетя Мона не ладила.
Удовлетворившись моей клятвой, она опустила руку:
– Я знаю, как тебе трудно сближаться с людьми, знаю, сколько вас с Элеанор разделяло противоречий, но она все равно была твоя бабушка, а потеря близкого человека всегда оборачивается болью. Сейчас тебе может казаться, что тебя бросили все, кого ты любишь, но это не так. Не так, потому что рядом с тобой я. А будут и другие. Тебе нужно лишь их к себе подпустить.
– Тетя Мона… – начала я, не желая в эту минуту ни о чем таком говорить.
– Я лишь хочу сказать, что ты не сделала ровным счетом ничего плохого. И если этот парень действительно такой потрясающий, как ты говоришь, то будь у него второй шанс, он, может, и понял бы, почему в тот раз у вас так все закончилось. Он, говоришь, оставил тебе телефон? Может, тогда ему стоит позвонить?
– Когда ноги понесли меня прочь, номер, наверное, выпал из моей книги, – солгала я, качая головой.
Потому что на самом деле выбросила его в тот день за борт парома по дороге домой, лопаясь от злости на себя за то, что натворила.
– Впрочем, может, оно и к лучшему. Что бы я ему сказала? Прости, что дала от тебя деру, как какая-то полоумная?
– Но ты хотя бы не жалеешь, что сбежала от него?
Я и сама не знала. Но это не имело никакого значения. Скорей всего, я никогда его больше не увижу. И это хорошо. Одно дело произносить клятву Бесстрашной Дамы и совсем другое – соответствовать ей в жизни. Вполне возможно, что мне, перед тем как принимать вызов в виде свидания, следовало приобрести какой-никакой опыт существования в реальном мире. А теперь, похоже, неплохо бы нацепить на нос очки детектива и попытаться понять, где была допущена ошибка.
Но после всех сериалов, которые я с таким увлечением смотрела, мне давно следовало знать, что сыщики никогда не расследуют собственных преступлений.
2
«Я переживаю. В том смысле, что мне не дают покоя всякие мелочи».
«Каскадия» представляла собой историческую кирпичную пятиэтажку, расположенную прямо на берегу на углу Первой авеню в центре Сиэтла. Ее возвели в 1920-х годах, впоследствии превратили в роскошный отель, который со временем стал настоящей достопримечательностью, а недавно реконструировали, с одной стороны, всячески подчеркнув северо-западные, тихоокеанские корни, с другой – не забыв снабдить самыми современными прелестями – по крайней мере, если верить страничке в Интернете.
Именно здесь мне и предстояло работать.
Непритязательный вход в заведение расположился под аркой, укрывшей своей тенью тротуар. А под этой самой аркой, прислонившись к припаркованному на обочине отельному мини-вэну, стоял портье в зеленой униформе – коренной американец на пару лет старше меня. Когда я подошла ближе, он, ошибочно приняв меня за постоялицу, выпрямился, отворил отделанную золотом створку двери и сказал:
– Добрый вечер, мисс.
– Мне здесь работать, – ответила я, – сегодня первая смена. Берди Линдберг.
– Ой… А я Джозеф.
Он выпустил дверь, которая тут же захлопнулась, окинул меня быстрым, но пристальным взглядом, а когда тот упал на бело-розовую лилию у меня над ухом, его глаза на миг озарились светом.
– Я так понимаю, ты Летучая мышь, верно?
– Я ночной администратор.
– Тогда точно Летучая мышь, – с улыбкой молвил он.
Ну да, теперь я вспомнила. Мелинда была ночным менеджером, а членов ее команды полуночников называли Летучими мышами. Мои обязанности сводились к тому, чтобы торчать в ночную смену на ресепшене и запускать после полуночи программу, сводившую в таблицу все счета за номера, указывая, какие из них оплачены, а какие нет. Платили мне за это чуть больше минимальной ставки.