И чем больше говорят, тем больше бреда появляется в их историях. Я превратился в страшилку. До меня как-то дошел слух, что на самом деле я перерезал себе вены, потом долго истекал кровью… и если присмотреться к полу в определенном месте, можно до сих пор увидеть пятно.
Я застонала – не без некоторого ужаса – и почувствовала, как рядом с моим стулом он нервно трясет ногой.
– Так или иначе, я не хочу, чтобы ты жалела меня, – сказал он, – моя жизнь постепенно налаживается. Мы с мамой переехали и теперь живем вместе с ее родителями. Она нашла мне хорошего врача. Мне пришлось перепробовать еще несколько препаратов перед тем, как найти тот, который мне помог. Иными словами, это долгий процесс. По сравнению с тем, что со мной тогда было, я чувствую себя в миллиард раз лучше, но при этом… не хочу вновь оказаться в депрессии. И поэтому раз в месяц хожу к доктору Санчес, просто для гарантии, чтобы ситуация и далее оставалась стабильной.
– Это твой врач?
– Ну да. Просто… – начал он, но тут же застыл в нерешительности, пытаясь подобрать правильные слова. – Я знаю, мне предстоит пройти долгий путь. Мне не нужно, чтобы ты меня спасала или что-то вроде этого. Мне и правда уже намного лучше. Но это часть моего прошлого, и я не могу вычеркнуть ее из своей жизни. Хотя однажды подумал, что мне это удастся. В тот первый вечер в ресторанчике. Ты меня не знала, и это давало мне ощущение свободы. На какой-то момент я стал совсем другим человеком. Мне не нужно было говорить ни об ухе, ни о совершенной когда-то дерьмовой глупости. Передо мной сидела прекрасная девушка с убийственно красивыми глазами и смеялась над моими шутками, девушка, которой я нравился…
«Ты и сейчас мне нравишься», – хотела сказать ему я, но слова застряли в горле.
– Мне было здорово вести себя так, повинуясь лишь инстинкту, и просто… жить. А потом ты пришла работать в отель, и все неожиданно стало неизмеримо больше.
– Судьба, – сказала я.
У него смягчился взгляд.
– Судьба. Ты настолько меня взволновала и взбудоражила, что я все забыл. Даже не то что забыл… Не знаю. Скорее сказал себе, что это больше не важно, что это осталось в прошлом, что теперь мне намного лучше и я в порядке. – Он вздохнул. – Помнишь тех ребят на игре в «Клуэдо»? Увидев их, я понял, что мне от этого никуда не деться. В жизни всегда будут те, кто знал меня до тех событий, и некоторые из них, такие как Джозеф, будут супер.
Я подумала о Джозефе, который стоял на часах и приглядывал за входом в отель. А может, заодно и за Дэниэлом…
– Так вот как вы с ним познакомились… – сказала я.
– Да, хотя это довольно странный способ подружиться. Джозеф постоянно оставался на связи и узнавал, как я. А после того, как нашел работу в отеле, узнал о еще одной свободной вакансии и замолвил за меня словечко.
Я опять умолкла, переваривая все, что он мне сказал.
Повар Майк веселил клиентов по ту сторону стойки, показывая им голову только что разделанного тунца. Я сделала вид, что рассеянно за ним наблюдаю, но помимо своей воли после всех этих слов о том, что они вместе выросли, задумалась…
– Да, Майк тоже знает, – тихо произнес Дэниэл, прочтя вопрос на моем лице, – и не делает из этой истории ничего особенного. Но хотя очень многие меня понимают, немало и таких, кто относится к ней совсем иначе. Есть такие, кто говорит за моей спиной всякие гадости, обзывает слабаком и все такое прочее. Некоторые школьные друзья отдалились от меня только потому, что и сами едва держатся на плаву, и если они попытаются помочь кому-то еще, тут же пойдут ко дну. Еще есть энтузиасты, в восторге наблюдающие за скандалом, но только со стороны.
– Типа ребят, которых мы встретили, когда играли в «Клуэдо»? – спросила я.
– Совершенно верно. – Он улыбнулся натянутой, невеселой улыбкой. – Та история просто… всегда рядом со мной, так или иначе. Я прошел через все до единого чувства – вину, отрицание, сожаление, стыд. Чаще всего мне попросту хочется забыть, что в моей жизни когда-то было что-то подобное, и, черт возьми, двинуться дальше. Но мне постоянно об этом напоминают. Порой меня чересчур стремится опекать мама, опасаясь, что такое может повториться, и тогда мне приходится иметь дело с ней. Я знаю, что именно ей причинил больше всех боли, знаю, что она старается изо всех сил, но тем самым делает только хуже. У меня даже нет возможности запереть дверь комнаты на ключ, потому как она тут же ее выломает из страха, что я попытаюсь сделать это еще раз. В последнее время она немного успокоилась, но порой все же сходит с ума, если не может сию же минуту связаться со мной.
Судя по всему, примерно так же вела себя со мной бабушка. Это у нас, надо полагать, общее.
Он сел обратно на стул, сложил на груди руки и вздохнул:
– Похоже, я вывалил на тебя целый ворох сведений.
– Да, это было неожиданно.
На самом деле очень даже неожиданно, но я этого не сказала, не желая ставить его в неловкое положение только потому, что он мне все рассказал.
– Думаю… – начал он, замялся и предпринял еще одну попытку. – Думаю, я просто решил выложить все начистоту. Тебе это неприятно?
– Нет, – прозвучал мой решительный протест, – прости, но я потрясена. Пытаюсь переварить услышанное. Но при этом рада, что ты обо всем мне рассказал.
Звучало, пожалуй, неправильно?
– То есть не то чтобы рада…
О боже. Я выгляжу идиоткой. Ну почему все так непросто?
– Я понимаю… – ответил он, – и лишь хочу сказать… Не думай, будто я все время борюсь или что-то в этом роде. Попросту делаю все возможное, чтобы больше не соскользнуть в ту черную дыру, и сегодня, по правде говоря, нахожусь в состоянии гораздо лучшем, чем два года назад. В тысячу раз лучшем. Так что тебе не надо нянчиться с моими чувствами. – Он почесал затылок. Дернул себя за ухо. Тяжело вздохнул. – Я… не умею обо всем этом хорошо говорить. Не знаю… Думаю, больше всего я сейчас боюсь, что ты станешь смотреть на меня как-то иначе и видеть вместо меня только депрессию. Трудно поддерживать отношения с человеком, который тащит за собой такой мрачный багаж.
Я беспечно фыркнула, но какая-то частичка моего естества задалась вопросом, удастся ли и правда их поддерживать. Это была ужасная мысль. Почему я вообще об этом подумала?
– Уж поверь мне. Я это знаю по собственному опыту. И просто пытаюсь тебя защитить. И чем больше к тебе привязываюсь, тем мне будет больнее, если ты решишь, что не в состоянии со мной справиться.
Я повернула голову и посмотрела на него:
– Зачем ты мне это говоришь?
– Предлагаю выход из трудной ситуации. Если положение дел тебя пугает, если ты боишься не справиться, я пойму.
– Дэниэл…
Он поднял руку:
– Не надо сейчас ничего говорить. Перед тем как что-то решать, как минимум подумай о том, что я тебе сказал, ночку поспи и… утро вечера мудренее. Посмотри, что будешь думать об этом после выходных. Договорились?
Он посмотрел на меня, я подняла глаза и вгляделась в его лицо. Он говорил серьезно.
– Если решишь, что это не для тебя, и захочешь поставить точку, просто пришли сообщение, – сказал он, – так будет лучше. На работе мы будем поддерживать сугубо профессиональные отношения, так что об этом не беспокойся. Я не буду тебя напрягать.
В ресторан вошла пара болтливых клиентов, плюхнувшихся на стулья рядом со мной и тем самым вторгшихся в наше личное пространство. Но это не имело никакого значения, потому что я не могла найти слов. Грудь болела, в горле застрял ком, грозивший вот-вот меня задушить. Он что, предлагал мне забить на наши отношения? Внешне выглядело именно так. Мне было больно, я не знала, что и думать, хотя я и понимала, что веду себя эгоистично, так как не мне сейчас пришлось рассказывать про попытку самоубийства.
Из ресторана мы вышли вместе молча и на автобусе поехали в центр на работу. Когда первоначальный шок прошел, мне захотелось его обнять. И прижать к себе. Прикоснуться к его руке. Сделать хоть что-то. Дать ему понять, что я благодарна за доверие ко мне, позволившее ему всем со мной поделиться, но не знала, как это сказать, особенно в общественном месте и в окружении незнакомых людей. Поэтому не сделала ровным счетом ничего. И ничего не сказала. Держала себя в узде, как ходячий, говорящий робот с холодным механическим сердцем. Всю дорогу в отель, а потом и во время смены старалась ни о чем таком не думать. Убеждала себя, что это ерунда. Притворно улыбалась, притворно кивала, притворно отработала ночь, как и подобает профессионалу. И только когда вернулась домой, мое механическое сердце дало сбой и развалилось на запчасти.
Причем я даже не могла сказать почему. Просто была потрясена и очень расстроилась. В моем представлении Дэниэл был сродни солнечному свету. Именно таким он показался мне в момент нашей первой встречи в ресторанчике. Но за внешним фасадом оказалось серое небо и дождь. От трезвого осознания того, что он так страдал и боролся, мое сердце разрывалось на мелкие кусочки снова и снова. Я плакала и плакала до тех пор, пока не выплакала все слезы.
Мне пришлось потерять маму.
Мне пришлось потерять бабушку.
Возможность потерять кого-то еще меня пугала.
Может, даже слишком пугала.
От осознания всего этого я чувствовала себя так, будто меня сбили с ног и я упала, расплескав все свои эмоции. Теперь мне предстояло самое трудное – поднять все эти фрагменты, рассортировать и вернуть на прежнее место.
20
«Да, люди такие. Всегда найдут, чем меня удивить».
Уснуть в то утро я не смогла. В смысле, по-настоящему. И вряд ли смогла бы сказать, что же, собственно, стало причиной этой бессонницы – то ли я так расстроилась от откровений Дэниэла, то ли усугубились мои привычные проблемы со сном. А может, и то и другое. Наконец около полудня мне волей-неволей пришлось сесть в постели – к этому меня побудил громкий стук, донесшийся из-за двери спальни. Ориентируясь по звуку, я вышла из комнаты и увидела в коридоре второго этажа дедушку Хьюго, который в этот момент вытаскивал из шкафа старый чемодан.